Хирург столетия. «Мы всегда называли его великим учителем»

Хирург, ученый и педагог Александр Владимирович Шотт на протяжении долгих лет развивал белорусскую медицину. О его жизненном и профессиональном пути «Аргументам и фактам» рассказывают его родственники, коллеги, ученики и друзья.

Сегодня мы беседуем с д.м.н., профессором Анатолием ТАТУРОМ.

Я познакомился с Александром Владимировичем, будучи на 4-м курсе института, в 1978 году. Естественно, это была не личная встреча с ним, а знакомство с профессором А. В. Шоттом, заведующим кафедрой факультетской хирургии. Его вступительная лекция меня тогда очень впечатлила и еще больше укрепила мое желание стать хирургом. До сих пор помню, что эту лекцию он начал с литературного высказывания  Сент-Экзюпери, выученного им на память:

«Я верю, настанет день, когда неизвестно чем больной человек отдастся в руки физиков... Не спрашивая ни о чем, эти физики возьмут у него кровь, выведут какие-то постоянные, перемножат их одно на другое. Затем, сверившись с таблицей логарифмов, они вылечат одной-единственной пилюлей. И все же, если я заболею, то обращусь к какому-нибудь старику – деревенскому врачу, он взглянет на меня уголком глаза, пощупает пульс и живот, послушает. Затем кашлянет, раскурив трубку, потрет подбородок и улыбнется мне, чтобы лучше утолить боль. Разумеется, я восхищаюсь наукой, но я восхищаюсь и мудростью».

Статья по теме

Хирург столетия. «Не было такой болезни, о которой он не знал»

Александр Владимирович хотел внушить нам, студентам, что, какие бы новые и совершенные медицинские технологии ни появлялись в работе врача, все равно специалист без умения слушать, видеть, пальпировать, клинически мыслить не будет полноценным врачом. Поразили нас, конечно, и его внешний вид, и его профессиональные качества, которые демонстрировали педантичность и интеллигентность профессора, его высокую эрудированность и предупредительность: накрахмаленная шапочка, выглаженный халат, тактичная манера общения с аудиторией, академизм изложения лекционного материала. Все подавалось четко и понятно. Студенты только и успевали записывать за ним. В его лекциях были презентованы новые знания по хирургии, которых в наших программных учебниках не было. Материал, который излагался Александром Владимировичем, был основан на его энциклопедических знаниях хирургии, физиологии, паталогической анатомии, биохимии, а также на большом личном и практическом опыте.

Поражало и то, что в те годы, когда цифровые технологии были еще немыслимы, Александр Владимирович подкреплял свои лекции слайдами с хорошими иллюстрациями, авторскими рисунками и схемами. Уже тогда и я, и мои одногруппники поняли, что перед нами невероятно эрудированный человек и высококвалифицированный ученый-хирург. За все шесть лет обучения в институте лекторов такого уровня можно было пересчитать по пальцам одной руки. И для всех нас Шотт и сегодня остается эталоном в этом искусстве.

Александр Владимирович пользовался непререкаемым авторитетом среди студентов разных поколений. Его всегда уважали, а где-то и справедливо побаивались. Он считал, что дисциплина является важнейшей частью хирургии как для студентов, так и для сотрудников клиники. Например, если кто-то из ребят разговаривал на лекции или опаздывал, Александр Владимирович просил их занять «почетные» места в первом ряду. И следующая лекция начиналась только после того, как профессор Шотт убедится, что эти студенты сидят с открытыми тетрадями. А у тех, кто позволял себе пропускать лекции очень часто, он лично принимал экзамен. Это был его особый педагогический прием и дополнительный стимул к учебе для студентов. Ведь все знали, что Александра Владимировича разжалобить или «заболтать» на экзамене без знаний по предмету невозможно. Его оценка будет всегда объективной. Также у него было заведено правило: в последний день цикла по факультетской хирургии он проводил с каждой группой собеседование. Интересовался, как, на взгляд студентов, прошли занятия, видели ли мы тематических пациентов, довольны ли полученным материалом.

Статья по теме

Хирург столетия. «Он сформировал меня как человека, врача и педагога»

Забегая вперед, расскажу еще о примечательных качествах Александра Владимировича как педагога. Мне посчастливилось слушать его лекции, когда я был клиническим ординатором кафедры, а затем очным аспирантом. Александр Владимирович всегда тщательно готовился к каждой лекции, периодически с появлением новых диагностических и лечебных технологий обновлял слайды, а когда стали доступны мультимедийные технологии, то быстро освоил и их. Что касается лечебной практики, то стоит отметить немаловажный факт – Шотт был врачом старой школы. Он досконально владел физикальными методами обследования: великолепно слушал легкие и сердце и учил нас этому искусству. Врачи клиники всегда готовились к его клиническим обходам, потому что Александр Владимирович требовал основательного знания всех пациентов в их палатах. Когда в медицину постепенно начали внедряться эндоскопические, ультразвуковые и КТ-технологии, Александр Владимирович тщательно изучал их и применял в практической работе. Любознательный, умный, мыслящий человек, который никогда не стеснялся учиться новому и на восьмом, и девятом десятке лет своей жизни. Он не был ретроградом, но все равно всегда отдавал дань клинической диагностике, которой владел в совершенстве.

После окончания клинической ординатуры все остальные мои трудовые годы (а я работаю врачом 40 лет) связаны с Александром Владимировичем и клиникой, которой он руководил. Мое становление - как хирурга - шло под его пристальным, критическим и доброжелательным взором. Когда мы переехали работать в только что построенную 10-ю больницу, впервые в Минске профессором Шоттом на ее базе было организовано отделение торакальной хирургии (хирургия органов грудной клетки. – Прим.). Александр Владимирович неожиданно предложил мне стать заведующим этим отделением. Я вначале сомневался, ведь был еще молодым врачом, а этот раздел в хирургии очень сложен. Были мысли, что я могу не справиться. Но Александр Владимирович развеял все мои сомнения без уговоров и просьб:

- Это же такой раздел в хирургии! Это же так интересно! – говорил мне профессор.

- Александр Владимирович, но это очень сложно, я ведь общий хирург, - отвечал я ему.

- Ну так это потому и интересно, что очень сложно, - сказал Александр Владимирович.

Он не боялся трудностей. Наоборот, любая сложная проблема вызывала в нем научный и практический интерес, который в конечном итоге помогал ему добиваться ее решения. Об этом говорят тысячи излеченных им пациентов и десятки защищенных под его руководством кандидатских и докторских диссертаций, посвященных проблемам сердечной, сосудистой, легочной, абдоминальной, гнойной хирургии, трансплантологии. И этот огонь любознательности, который был в Александре Владимировиче с молодости, горел в нем до конца его дней. Он помог и мне заняться научной работой в студенческие годы, когда я под его руководством выполнил работу по пилородуоденальным стенозам, а затем и во время учебы в клинической ординатуре. Предложенная им тема была посвящена лечению острого панкреатита и носила экспериментально-клинический характер, но в силу различных организационных сложностей завершить ее нам не удалось. Я был расстроен, но Александр Владимирович по-отечески успокоил, предложил поступить в очную аспирантуру и дал новую тему диссертации, посвященную кишечным швам при наложении тонко-толсто-кишечных анастомозов. Благо научных идей у него всегда было много. Во время работы над диссертацией Александр Владимирович учил анализировать и излагать полученные результаты научным языком, делать выводы, что в последующем очень помогло мне в работе над докторской диссертацией.

Статья по теме

Хирург столетия. «Никогда не учил жизни, но мог помочь в любую минуту»

Освоение нового для меня раздела торакальной хирургии проходило под его постоянным руководством: обходы с детальным клиническим разбором наиболее сложных пациентов, осмотры пациентов в отделении реанимации, определение рациональной тактики их лечения. Если в других отделениях он делал обходы за один день, в понедельник, то в торакальной хирургии его обходы затягивались на два-три дня. Это бесценный опыт, который я до сих пор вспоминаю с благодарностью. Работа рядом с Шоттом была постоянной учебой для нас – молодых врачей отделения торакальной хирургии. Все новые направления в грудной хирургии, которые получили развитие в клинике, связаны с его именем. Это и хирургия пищевода, трахеобронхиальная хирургия, хирургия диафрагмы, средостения, грудной стенки и многое другое. Те операции, которые не выполнялись в республике, из-за чего пациентам приходилось ехать в Москву или европейские клиники, мы осваивали и внедряли под руководством Александра Владимировича Шотта.

Я всегда вспоминаю нашу первую операцию при рубцовом стенозе трахеи. Мы с коллегой оперировали эту редкую и не изученную тогда нами патологию. КТ и видеобронхоскопии еще не было. Диагноз ставился клинически и рентгенологически. Александр Владимирович всю операцию был рядом с нами. Вначале он решил, что сужение просвета трахеи связано с тиреоидитом - воспалением щитовидной железы. После мобилизации долей щитовидной железы создалось впечатление, что просвет трахеи восстановился и операция нами была завершена. Пациенту стало лучше, но через 4 дня его состояние стало ухудшаться. После осмотра пациента Александр Владимирович рекомендовал оперировать пациента повторно и выполнить резекцию трахеи. И вновь всю операцию он стоял рядом с нами. Пациент поправился. Удивителен тот факт, что Александр Владимирович, обладая огромным багажом знаний, уникальным врачебным опытом, не стеснялся своих редких неудач, причины которых всегда были объективными. В то время такие больные были единичны, а в последнее двадцатилетие вследствие успехов реаниматологии их стало много. Поэтому, когда я решил узнать мнение Александра Владимировича о теме докторской диссертации, он посоветовал заняться реконструктивно-восстановительной хирургией трахеи при ее рубцовых стенозах и пищеводно-трахеальных свищах как новым и перспективным направлением торакальной хирургии.

Александр Владимирович всегда смотрел самых тяжелых пациентов в клинике. Всегда участвовал в консилиумах. И если ему не докладывали о каком-то тяжелом пациенте, то он мог и пожурить за это. Профессор Шотт был приверженцем того, что своим опытом нужно постоянно делиться с коллегами. Поэтому обращение за помощью к старшим и более опытным специалистам было традицией и нормой в руководимой им клинике.

Статья по теме

Хирург столетия. «Такие люди вдохновляют всех и все вокруг себя»

В отделении торакальной хирургии Александр Владимирович оперировал на легких, диафрагме, средостении, но чаще всего выполнял операции при пороках сердца, включая и повторные, которые не требовали искусственного кровообращения. Во время операций ему ассистировал доцент Г. В. Максименя. А мне посчастливилось несколько раз быть вторым ассистентом. Александр Владимирович всегда тщательно планировал объем вмешательства. Во время операции был спокоен, сосредоточен, никогда не бросал бранного слова. Несомненно, если бы не определенные жизненные обстоятельства, Александр Владимирович смог бы сделать в кардиохирургии намного больше, чем ему удалось. Но тем не менее – это исторический факт, что первая операция на открытом сердце с использованием оригинальной модели аппарата искусственного кровообращения в Беларуси была выполнена профессором А. В. Шоттом. Даже когда с возрастом он перестал сам оперировать, его всегда приглашали на сложные случаи в операционную. Он приходил, детально оценивал ситуацию и давал дельные советы, как оптимально завершить оперативное вмешательство. После операции если он заметил какие-то ошибки – мог пригласить врача к себе в кабинет, чтобы пожурить и сделать анализ его работы. Эта наука хоть и была порой не очень приятной, но с точки зрения сегодняшнего врачебного и жизненного опыта оказалась просто бесценной. Александр Владимирович был великолепным клиницистом. Он обучал нас искусству хирургии в палате у постели больного, в операционных и перевязочных, диагностических кабинетах и на ежедневных клинических конференциях. Кстати, он не любил, когда его кто-то называл «шефом». Поэтому мы всегда называли его Учителем.

Импонировало и то, что профессор Шотт в любых сложных случаях был рядом с коллективом. Как писал Михаил Жванецкий в одном из своих произведений: «Я вами руководил, я отвечу за все». Именно таким и был Александр Владимирович. Он много брал на себя. Доверял своим сотрудникам, но все равно строго следил за должным исполнением обязанностей и поручений. Все то, что он поручал, он всегда помнил и всегда ждал отчета о выполнении. Он выручал нас во многих ситуациях, однако к своим ученикам был строг. Это положительное качество Учителя, которое не предполагало под собой никаких поблажек. Строгость и дисциплина Александра Владимировича воспитали в нас, его учениках, порядочность перед нашими пациентами и студентами. Во многом твердый характер Шотта сформирован благодаря его учителю – П. Н. Маслову, который был учеником выдающегося советского хирурга А. В. Вишневского. На жесткий стиль руководства мы не обижались и воспринимали его как должное. Все понимали, что такое воспитание в хирургии необходимо. Хотя человеческий фактор никто не отменял. Были и те, кого слова Александра Владимировича сильно задевали. Примечательно и то, как сам профессор реагировал на подобное. Если Александр Владимирович видел, что после его критики доктор обиделся, то он прямо спрашивал у него: «Ты что? На меня обиделся? Ну и зря!» Он приучал к тому, что на справедливую критику со стороны старших не надо таить обид, нужно уметь сделать правильный вывод, чтобы не повторять подобных ошибок в дальнейшем.

Статья по теме

Хирург столетия. Александр Шотт в воспоминаниях близких родственников

Самое интересное, что Александр Владимирович сам никогда не таил обид и не припоминал тому или иному врачу неприятный случай. Вот пример: 13 марта он приглашал сотрудников к себе домой на празднование его дня рождения. И однажды накануне застолья случилось так, что Александр Владимирович отругал кого-то из сотрудников за профессиональную оплошность. Выговор был достаточно строг. И мы пришли в гости к профессору Шотту с мыслью, что этот день рождения пройдет мрачно. Опасались, что профессор будет еще зол из-за ошибки коллеги. И вот мы переступаем порог его дома, а он стоит перед нами веселый. «Ну что, на работе все плохое оставили, а сейчас мы будем праздновать», - с такой фразы начался торжественный и всеми нами любимый мартовский вечер. Все расслабились, дали слово штатному тамаде, а на следующий день нас ждала обычная работа.

Он был скромен в быту, честен в работе, не был меркантилен. Именно Александр Владимирович научил нас читать научные статьи и правильно их писать. Если мы сегодня умеем написать и статью, и монографию, то это во многом благодаря ему. Честность была одним из важных требований Александра Владимировича к своим коллегам. Из-за этого не все врачи смогли работать с ним и учиться у него. Например, он всегда призывал врачей проецировать планируемую операцию на своих близких: «А вы бы своему родственнику такую операцию сделали?» - нередко можно было услышать из его уст. В первую очередь он учил нас думать о пациенте, о том, как больной после хирургического вмешательства пойдет на поправку и вернется к здоровой жизни.

Биография Александра Владимировича невероятна. Сильный, смелый человек, который исключительно трудом и упорством достиг всех своих наград и званий. На мой взгляд, тут уместен афоризм Сократа: «Высота горы, на которую ты поднялся, определяется не высотой ее вершины, а глубиной той ямы, из которой ты на неё смог подняться». Посудите сами, он – выходец из крестьянской семьи, приехал из деревни в Минск в тяжелое послевоенное время, поступил в институт, стал отличником учебы, проявил способности к науке и был распределен в столичную клинику. О его изобретательности и генерировании идей можно говорить часами. Это касалось новых методик наложения кишечных швов, способов операций на желудке и кишечнике с применением сшивающих аппаратов, разработки аппаратов искусственного кровообращения и биологических клапанов сердца и т. д. Этот список достаточно большой. Вообще Александр Владимирович очень любил мастерить, делать что-то своими руками. И на девятом десятке своей жизни, уже в почтенном для человека возрасте, он занялся изучением микроциркуляции. Когда профессор Шотт начал мне объяснять суть своих исследований, я спросил у него, как вообще пришла к нему эта идея. И история удивительна, словно то самое яблоко Ньютона:

- Понимаешь, сижу я у себя на даче. Держу в руках струбцину. Взял ее на большой палец, покрутил – он побелел. А потом – покраснел…

Его осенило, что с помощью этого метода можно будет изучать кровоснабжение на клеточном уровне. Он развил бурную организационную и научную деятельность, изучая этот вопрос. Создал рабочую группу, вместе с физиками разработали модель аппарата, который он назвал «эдемометр». И это вылилось в написание научных стаей, монографий и получение патентов на изобретение. А все началось с того, что он был в деревне с обычным инструментом в руках... Да, у него было много идей. И это позволяло его знаниям находить применение во всех областях хирургии. Конечно, были случаи, что некоторые его гипотезы не подтверждались. Но Александр Владимирович относился к этому спокойно. Положительный результат в науке – отлично, а отрицательный – это тоже результат.

В педагогике, науке и лечебной работе он был высоким профессионалом и Учителем с большой буквы. Мы ценили Шотта и за его человеческие качества. Он был прекрасным слушателем и мудрым советчиком. Если к нему обращался ученик с житейским вопросом, то Александр Владимирович усаживал его напротив, давал выговориться, а после оказывал возможную поддержку: словом или делом. Нам было приятно осознавать, что профессор Шотт поможет не только в работе, но и в личной жизни.

Александр Владимирович любил поговорить и о дачных делах. Я помню, что у него не было, кажется, на даче редкой тогда черной рябины. И я ему привез ее саженцы. Через год, на следующую весну, он подходит ко мне и говорит: «Анатолий, то, что ты мне дал, принялось». Казалось бы, другой человек уже и забыл бы про такую мелочь. Но не Александр Владимирович.

С возрастом характер профессора становился мягче, но его требования к коллегам и студентам были столь же конкретны и строги. Сохранил Александр Владимирович и свой юмор, и любовь к жизни. Многим из нас он посвятил свои «стишия», которые издал в сборнике и подарил книгу в синем переплете на память. Как-то я встретил профессора в канун его 80-летнего юбилея. Он показался мне немного грустным, что я и решил уточнить:

- Александр Владимирович, вы какой-то грустный сегодня.

- Понимаешь, 80 лет – это грустный праздник, - сказал он, а потом немного подумал, встрепенулся и с улыбкой добавил: - А вообще-то нет!

- Чего так? – спросил я, улыбнувшись смене его настроения.

- Не каждый, понимаешь, доживает, - резонно заметил профессор.

А ведь потом у него был еще и 90-летний юбилей!

Статья по теме

Хирург столетия. «Был требователен и к коллегам, и к себе»

Он был разносторонним человеком. Знал столярное и плотницкое дело, был прекрасным печником. Помню, как после обсуждения какой-то рабочей ситуации Александр Владимирович вдруг нас спросил: «А вот вы знаете, чем отличается в деревянном срубе немецкий угол от русского?» Когда мы ответили верно – похвалил. Он ценил тех людей, которые умели работать руками: что-то строить, выращивать. Любил тех, кто был любознателен, честен, добр и стремился быть профессионалом в своем деле. Все эти ценные качества, которые касаются профессионализма, трудолюбия, жажды знаний и рвения к науке, были присущи ему, и он воспитывал их в нас, своих учениках.