Хирург столетия. Александр Шотт в воспоминаниях близких родственников

Хирург, ученый и педагог Александр Владимирович Шотт на протяжении долгих лет развивал белорусскую медицину. О его жизненном и профессиональном пути «Аргументам и фактам» рассказывают его родственники, коллеги, ученики и друзья. 

О ПРОЕКТЕ:

Есть люди, которые внесли огромный вклад в развитие белорусской науки, но сторонились популярности, отказывались от интервью. Один из таких примеров – заслуженный деятель науки БССР, лауреат Государственной премии БССР, изобретатель СССР, опытный и авторитетный хирург, ученый, доктор медицинских наук Александр ШОТТ, который ушел из жизни в 2019 году. Диапазон научной и практической деятельности профессора чрезвычайно широк, практически невозможно назвать область хирургии, не охваченную его исследованиями, разработками, внедрениями.

Сегодня мы беседуем с дочерью Татьяной ХАЛИПОВОЙ и племянницей Лилией БИТЕВОЙ.

Семья и детство

Татьяна: «Мои бабушка и дедушка были простыми крестьянами из деревни Демидовичи Дзержинского района. Папа родился в 1927 году и прожил в этом месте все свое детство. Родители и односельчане видели в нем большой потенциал: простой деревенский мальчик выделялся среди других, был умным, сообразительным, изобретательным. Мои бабушка и дедушка были уверены в том, что их сыну необходимо как можно скорее поступить в университет, поэтому решили немного схитрить… Во времена Великой Отечественной войны многие столкнулись с утерей документов и необходимостью их восстановления. И нередко при этом добавляли лишние годы. Так сделали и родители папы. В графе «дата рождения» они указали не 13 марта 1927 года, а 13 марта 1925 года. И эти два лишних года ему сильно помешали в карьере. Так как он 1927 года рождения, то был призван в армию только в конце войны, тогда как призывники, родившиеся в 1925-м, воевали. Поэтому всегда вставал вопрос: где он был эти два года? Почему не воевал? А папа всегда отвечал, что был на оккупированной территории. Именно по этой причине, кстати, его не приняли в Академию наук, он не стал академиком. Однако идеология СССР, несмотря на некоторые трения, в нем жила все равно. По рассказам родителей, он был коммунистом в душе: был порядочен, консервативен, честен, но, сколько ему ни предлагали вступить в партию и стать членом КПСС, он все время отказывался. Говорил, что и без этих регалий и званий партийца считает себя коммунистом».

Лилия: «Да, папа мой тоже говорил, что дядя Саша всегда отказывался от этого. Ему это было просто не нужно. Ведь он никогда никому не стремился что-то доказывать».

Татьяна: «Кроме него, в семье была еще младшая сестра Кира. С ней у папы были очень хорошие и теплые отношения. Он всегда ласково называл свою сестренку «Кивонька». А еще мои бабушка и дедушка, помимо двух родных детей, воспитывали своего племянника Костю. По генеалогическому древу он приходился папе и тете Кире дядей, но воспитывался как их брат. Однако они всю жизнь ласково называли его дядей Костиком. Сестра и братья тесно общались и помогали друг другу во всем на протяжении всей жизни.

В воспитании своих детей бабушка и дедушка придерживались строгих правил. Папа рассказывал один случай из своего детства, который, на мой взгляд, лучше всего показывает воспитание честности, дисциплины и порядочности. Как-то он, будучи еще ребенком, увидел, что на дереве у соседей висело большое красивое яблоко. Оно было такое румяное и наливное, что вызывало необычайное желание его съесть. Папа долго за ним наблюдал, и наконец яблоко упало на землю. Папа посмотрел, что никого нет вокруг и за урожаем никто не идет, поэтому сбегал и забрал его с участка, который даже не был огорожен забором. Моя бабушка, увидев в руках своего сына фрукт, поинтересовалась, откуда он взял яблоко. Тот сказал, что оно упало на неогороженном участке. Бабушка Соня спросила: «А кто-нибудь видел, что ты взял яблоко?» - папа ответил: «Нет». Тогда бабушка сказала: «Пойди и положи на место». И папа отнес яблоко обратно под дерево. Вот таким было его воспитание.

Вообще семья моего папы воспитала в нем все то, что многих людей восхищало и восхищает до сих пор: домовитость, умение и желание делать все своими руками. У дедушки Володи [отца папы] в семье было еще двое братьев – Адам и Иван. Жили они в неспокойное время раскулачивания. Но им, к счастью, удалось избежать нелегкой участи с помощью моего прадеда, который собрал их и убедил жениться, чтобы поделить имущество. Все братья, как и их отец, мой прадед, были, как говорят сейчас, мастера на все руки: шили кожухи, строили дома, работали на земле. Эти трудоспособность и изобретательность, которые передавались из поколения в поколение, всегда помогали папе и в хирургической деятельности. Иногда его спрашивали, откуда он знает тот или иной хирургический прием, на что папа отвечал: «Из жизни, из практики».

Кстати, мой дедушка Володя был всегда очень гостеприимен. Вот идет кто-то мимо его дома, он высунется в окно и крикнет: «Заходи». Эта черта передалась и моему отцу. Помню, когда я была маленькой, к нам чуть ли не каждый вечер кто-нибудь приходил. У мамы с папой было очень много друзей, работавших в то время на Минском тракторном заводе. Это была очень дружная компания. Они ходили друг к другу в гости, на дни рождения, весело отмечали большие праздники. Когда они все вместе собирались, мы, их дети, готовили концерты и развлекали взрослых. Приятно вспоминать то время…

Кстати, есть еще один интересный факт: наша фамилия раньше писалась с одной буквой «т», то есть Шот. Однако когда паспортистка заполняла документы, то ошиблась и добавила еще одну букву, так и появилась фамилия Шотт».

Лилия: «Чего, кстати, не усмотрела моя мама, двоюродная сестра Александра Владимировича. Дядя Саша рассказывал, что он отдал справку после службы в армии моей маме, которая была в Дзержинске, и попросил оформить документы. Она отнесла все необходимые данные паспортистке и, не проверив, спустя какое-то время забрала документы. Только в выходные, когда все решили заглянуть в паспорт, обнаружили там два «т». И это забавно. Отец – Шот, мои родственники – Шоты, а от Александра Владимировича мы все уже стали Шоттами.

А вообще фамилия Шот появились на территории Дзержинского района, куда приезжали шотландские наемники еще в середине XVI века. Кстати, в Дзержинске есть кальвинистский собор, в котором приезжие шотландцы проповедовали свою религию. Их звали «шкоты». Потом «к» в связи с историческими деформациями ушла, а фамилия осталась».

Личная жизнь

Татьяна: «Папа и мама родом из одной местности: их деревни были в пяти километрах друг от друга. Родители познакомились на деревенских вечерах, на которых, чтобы потанцевать, попеть, да и просто приятно провести время, собиралась вся молодежь из соседних деревень. Наша мама там пела и играла на мандолине. Наверное, поэтому папа ее и приметил. Они долго дружили, писали друг другу теплые письма после того, как их разъединили сотни километров: папа уехал в Минск, а мама – в Барановичи. Но они не забывали друг о друге: поддерживали отношения на расстоянии около семи лет. А потом, преодолев злосчастные километры, поженились и начали строить на улице Щорса свой дом.

У родителей в целом были прекрасные взаимоотношения. Ни я, ни брат никогда не слышали, чтобы они разговаривали на повышенных тонах. Мне кажется, во многом тут помогал секрет семейной жизни, который отлично знала моя мама: женщина всегда должна уважать и поддерживать своего мужа. Мама, которая всю жизнь проработала библиотекарем [в библиотеке им. Ленина], была настоящим дипломатом. Она никогда не спорила с папой, на ней в будние дни лежали все бытовые и хозяйственные вопросы, с которыми она прекрасно справлялась. Она хорошо понимала: для того чтобы мужчина мог заниматься научной деятельностью, которая отнимает много сил и времени, тыл семьи должен быть защищен.

Конечно, были моменты, когда родители в чем-то не соглашались друг с другом, и, бывало, папа обижался на это. А его обиду сопровождало суровое молчание. Мама же реагировала на это с юмором и, глядя на обиженного папу, говорила: «Ну что, дети, сегодня у нас испорченный телевизор: изображение есть, а звука нет». Да, случалось, что папа в порыве несогласия хранил молчание, но это длилось недолго. Потом все возвращались к тихой и доброй семейной жизни.

В детстве, признаться честно, я очень боялась отца. Он был слишком строгим. Прекрасно помню, когда мы жили в доме на Щорса, у него был свой кабинет. На полке стола хранились комплекты чистых тетрадок. И однажды, когда делала уроки, я перьевой ручкой нащелкала себе целую тетрадку клякс. Я шла к отцу в кабинет на согнутых ногах, чтобы попросить новую тетрадь. Он мне ее, конечно же, без лишних вопросов дал. Прошло столько лет, но даже сейчас помню тот страх в душе и стыд от того, что я испортила тетрадку».

Лилия: «Помню, как Мария Павловна попросила меня отвести Таню в музыкальную школу. Танечка играла на фортепиано. Этот музыкальный инструмент в их доме стоял в гостиной, а кабинет дяди Саши, в котором он и после работы усердно трудился, находился через стенку. Я не музыкант, но у меня появилось острое желание сыграть на фортепиано спонтанную «мелодию». Я начала резво стучать по клавишам, конечно, фальшивила. И вдруг слышу, как дядя Саша протяжно и хитро говорит: «Та-а-аня, ты что, березовой каши захотела?»

Татьяна: «Кстати, насчет фортепиано. Когда я училась в четвертом классе, у меня была подружка, которая занималась в музыкальной студии. А мне всегда нравилась музыка, и как-то я вместе с ней пошла на занятия и неожиданно для себя прошла отбор. Меня приняли на обучение по классу фортепиано. Мне очень хотелось играть. Я пришла домой и сообщила родителям, что меня приняли в музыкальную студию, в которой я очень хочу учиться. А чтобы постигать там азы музыкального искусства, нужно было покупать музыкальный инструмент. Но фортепиано – это очень дорогое удовольствие. У родителей тогда были долги, непростая финансовая ситуация. Однако они все же купили мне музыкальный инструмент, поддержали мое стремление. Итог: я окончила студию по классу фортепиано.

А насчет «березовой каши» скажу так: нас с братом родители никогда не наказывали, не кричали. Помню, лишь раз мы с братом баловались перед сном, тогда папа зашел в нашу детскую с ремнем. Вовке попало конкретно, а мне удалось увернуться и проворно спрятаться под одеялом. Да, папа был строг, требователен, но за оценками родители особо не следили. Мы с братом были самостоятельными, росли такими с детства. И никто из нас даже подумать не мог о том, чтобы принести в дом дневник с плохой отметкой. Мы уже тогда хотели соответствовать статусу семьи. И Вова, и я окончили школу лишь с одной четверкой.

Конечно, если возникали проблемы с уроками, родители приходили на помощь. Я помню, как папа помогал мне решать задачи по математике. Например, известную многим школьникам задачку с двумя поездами: когда один поезд едет в одну сторону, а другой – в противоположную. Чтобы объяснить мне ее суть, папа для наглядности рисовал эти поезда. Он четко объяснял условия, буквально раскладывал весь материал по полочкам. Папа был Педагогом с большой буквы. В свои молодые годы он даже некоторое время работал в деревенской школе учителем младших классов. И этот педагогический дар, который многие ценили и уважали, он пронес через всю свою жизнь».

Лилия: «Да-да, он не только понимал, но и прекрасно раскладывал всю информацию у тебя в голове по полочкам. Известно же: тот, кто ясно мыслит, ясно излагает. Будь это математика или медицина. И Александр Владимирович был именно таким человеком. Именно это в нем видели и ценили его коллеги. Знаете, для многих он был тем мыслителем, к которому можно было обратиться и решить важные рабочие вопросы в любое время. Немного отвлекаясь от темы, скажу, что дяди Саши нет два года, но я все равно каждый день его вспоминаю… Он был мне очень близок по духу. Знаете, а я ведь его любимая племянница. И этот титул придумала не я, он сам так говорил. Я думаю, что в этом сыграло роль и то, что мой дед Адам был дружен с отцом дяди Саши. Дядя Саша всегда интересовался моими делами, моим бизнесом, предлагал помощь через своих знакомых. Я была в его доме частой гостьей и даже заезжала к нему на работу.

Был момент, когда я приехала в Минск по работе и решила заглянуть к Шоттам. Дядя Саша отдыхал в это время (у него по распорядку был послеобеденный сон), поэтому мы за чашкой чая расположились на кухне с Марией Павловной. Спустя какое-то время дядя Саша вышел к нам. Мне, к сожалению, пора было уходить. Я встала и всего лишь прошла мимо Александра Владимировича, как от него «прилетает» вопрос в лоб: «Что у тебя за походка такая?» В то время у меня очень болела пятка, и я ее уже полтора месяца лечила. Все врачи, с которыми я консультировалась насчет своего недуга, мне говорили, что это из-за шпоры. Однако их лечение не приносило результатов. Я рассказала дяде Саше о поставленном врачами диагнозе. Однако он стал сомневаться. Начал задавать мне вопросы и после ответов на них заявил: «Не дури голову, никакая у тебя не шпора, у тебя воспаление седалищного нерва». Только подумайте! Человек поставил верный диагноз, с которым борюсь и сегодня, прямо на кухне. Это наивысший профессионализм.

Вообще ситуаций, когда дядя Саша помогал мне, очень много. У моего мужа было заболевание легкого, я позвонила посоветоваться. Александр Владимирович сказал привозить моего супруга к нему. И он вытягивал его как только мог. Лишь благодаря Александру Владимировичу мой муж еще 17 лет прожил...

Еще одна удивительная и мудрая черта, которая поражала в дяде Саше, – он никогда ни на чем не настаивал, никогда не уговаривал кого-то что-либо делать. Своим пациентам он предоставлял выбор, если ситуация это позволяла, конечно же. Например, я как-то договорилась сделать операцию по устранению аритмии в Израиле. Дядя Саша не отговаривал меня, но интересовался моим решением. Чуть позже я прочитала в интернете статью о том, как проходит эта операция, какие могут быть последствия. Наткнулась на материал, который меня заинтересовал. Там было изложено все четко и понятно, простым языком. Мне удалось разобраться в информации, хотя я не медик. Оказалось, что этот научный труд был написан минским доктором, с которым я договорилась о личной встрече. Тот посмотрел мои анализы и сказал: «Я не верю, что это вам поможет. Для этого поздно». Именно он меня и убедил отказаться от операции. Я приехала к дяде Саше, поделилась с ним, а он… обрадовался! И тут же выдал мне целый перечень, во что выливаются такие операции, показал, что дорога в этом направлении протоптана слабо, может быть много осложнений. Он все знал, понимал, однако и слова мне не сказал. Видел, что я была готова пойти на этот шаг».

Татьяна: «Это точно, папа всегда уважал личный выбор человека. Например, когда мы с братом решили, что хотим стать врачами, он это принял спокойно. Так оно, наверное, и должно было быть. Ведь, когда растешь в семье медиков, свернуть с этой дорожки весьма трудно. Однако я выбрала офтальмологию, более узкое направление. Кстати, папе как-то делали операцию (удаление хрусталика с имплантацией искусственного) на обоих глазах. И после нее я поинтересовалась его впечатлениями о хирургии в этой области. На это он мне в шутку ответил: «Тоже мне хирургия! Курица лапой царапнула».

Образование и работа

Татьяна: «Папа с отличием окончил медицинский университет в Минске, он успевал по всем предметам, за что его любили преподаватели. Даже сохранилась вырезка из газеты «Сталинская молодежь» 1953 года, где в краткой заметке упомянули отца и его одногруппника Вадима Григорьевича Астапенко, отметив прилежность в обучении. Потом папа окончил ординатуру и учился в аспирантуре у П. Н. Маслова, которого считал своим учителем. Он уважал, ценил своего педагога и всегда очень тепло отзывался о нем. Да и вообще любил и ценил свой труд, свою профессию. Он до последних дней работал, ходил на кафедру и ездил в клинику. Ему нужно было чувствовать свою востребованность. Отец жил работой, и для него было очень важно знать, что его знания и опыт нужны его коллегам, ученикам и пациентам».

Лилия: «Дядя Саша был профессионалом своего дела. Приведу реальный пример из жизни. Как-то я зашла к нему в клинику по личному вопросу. Он радушно принял меня в своем кабинете, усадил на диван, угостил чаем. Но нашу беседу прервали сотрудники клиники. Сказали, что срочно требуется мнение Александра Владимировича насчет одного пациента. Дядя Саша разрешил мне присутствовать при разговоре, и предо мной развернулось следующее. Три специалиста пришли к профессору, чтобы тот их рассудил, поскольку у каждого было свое мнение по поводу лечения больного. Дядя Саша, сидя в кресле, каждого выслушал, не перебивая своими комментариями. И потом ненадолго задумался. А от него в этот самый момент врачи напряженно ждали решающего слова. Он некоторое время молча анализировал полученные факты, а затем степенно начал говорить: «Мне кажется, что надо сделать…». Вы бы видели, какое было облегчение на лицах этих людей! Они радовались, что в их коллективе есть человек, который рассудит и предложит мудрое и правильно решение спора или проблемы».

Татьяна: «Как я уже говорила, у папы был педагогический дар. И педагогом он был замечательным, но строгим. Помню, что мама, провожая его на экзамен, всегда говорила: «Я тебя прошу! Не ставь двоек. Люди проклянут». А он, вернувшись домой, рьяно принимался объяснять нам, за что поставил низкую отметку тому или иному студенту. Бывало, он мог быть раздосадован не только незнанием материала по предмету. Например, как-то раз он был недоволен тем, что на экзамене студент не смог ответить на вопрос о том, сколько республик входит в состав СССР. За такое он двоек, конечно, не ставил. Просто хотел, чтобы любой человек, а в особенности врач, был развит разносторонне. Но чаще всего он «гонял» по предмету иностранных студентов. Но они ему за эту строгость были благодарны, так как возвращались на свою родину с большим и ценным багажом знаний».

Лилия: «Кстати, у меня есть знакомый, который учился у Александра Владимировича. Как-то он услышал в моем телефонном разговоре фамилию Шотт и тут же рассказал, что учился у него в институте. «Как же жестко он принимает экзамен!» - восклицал и сетовал мой знакомый. Хотя, как выяснилось позже, студентом он был не самым прилежным: много пропускал, поэтому боялся дядю Сашу вполне заслуженно».

Татьяна: «Да, он был строг и требователен, но у всех принимал экзамен объективно. Он никого никогда специально не «валил», ни к кому не относился предвзято. Вот я, когда училась в университете, тоже сдавала экзамены по его предмету. К нему отвечать, конечно же, не пошла, но папа принимал ответы у моих одногруппниц. И все у них прошло хорошо, все сдали на отлично. Ведь получить хорошую отметку у папы можно было только одним путем – знанием».

Лилия: «Однажды я у него поинтересовалась, как студенты сейчас сдают экзамены. В то время он как раз был в составе принимающей госэкзамены комиссии. И дядя Саша ответил мне: «Значительно хуже, чем было раньше. По моему мнению, большинству нельзя давать диплом медика. Даже на аппендицит они не тянут».

Татьяна: «Нужно сказать, что он старался организовать для студентов процесс обучения как можно нагляднее. Раньше не было хорошей техники, на которой можно сделать презентацию. Но он нашел выход: сам писал материал и отдавал его знакомому художнику, который занимался оформлением. Потом у папы появился фотоаппарат. Он фотографировал нарисованные слайды и демонстрировал их на лекциях с помощью проектора. К лекциям он всегда готовился заранее и очень ответственно. По каждой теме у него были тезисы, выписанные на небольших листиках. И его рабочий процесс видели все, так как работа была для папы важной частью жизни. Был и забавный случай, связанный с этим. Моя маленькая дочка Вика с интересом наблюдала, как дедушка вечерами готовится к занятиям. Мы не разрешали ей заходить к нему в кабинет. Говорили: «Дедушка готовится к лекции. Ему нужна тишина». Потом я заметила, что дочь нарвала себе бумажек и то перекладывает их из стороны в сторону, то пишет что-то. Я поинтересовалась: «А что это у тебя?» И она мне с серьезным видом говорит: «Это мои клекции».

В работу отца нередко погружались и мы. Часто диссертанты приходили к нему домой на консультацию, чтобы доработать какие-то сложные вопросы, материалы. У папы все листики были исписаны замечаниями перед приходом его учеников. Но я ни разу не слышала, чтобы он повышал голос во время таких консультаций. Папа всегда тихо и скрупулезно объяснял недочеты или ошибки своим ученикам. И одними «правками» все не заканчивалось. Когда папа вместе со студентами занимался научной деятельностью, то позже он обращался к маме: «Марийка, дай-ка нам обед». И после папины ученики разделяли с нашей семьей приятные вечера за домашней едой и чашечкой чая.

Еще замечу, что папа сначала довольно жестко принимал экзамены у студентов, но со временем стал лояльнее, мягче. А когда не стало мамы и уже я провожала его на экзамены, то всегда в шутку напоминала: «Папа, помнишь? Двоек не ставить».

Образ жизни

Татьяна: «У него всегда был очень плотный график. Он приходил с работы, час-полтора отдыхал и вновь садился трудиться. Каждое утро он делал зарядку. Даже в 90 лет! Однако в последнее время, когда становился слабее, плохо спал и признавался, что стал волноваться перед работой. Но он всю жизнь был очень ответственным человеком, поэтому, преодолевая волнение, утром собирался на работу. Ужинал в 9 часов вечера под новости. Папа очень любил смотреть их и никогда не пропускал, знал всю нашу общественно-политическую обстановку. И даже его младший правнук привык вместе с прадедом смотреть новости по вечерам. Еще папа любил читать газеты, но, повторюсь, у него всегда на все было свое мнение. Он никогда не перенимал иную точку зрения, которая не совпадала с его взглядами.

Питался он очень умеренно, не переедал, никогда не ел конфет, говорил, что не любит их. Но его завтрак порой нарушал все установленные нормы здорового питания. Однако перед работой чаще всего съедал одно жареное яйцо с кусочком жареной колбаски, запивал стаканом кефира, а заканчивал завтрак чашкой чая с бутербродом: черный хлеб с маслом.

Он никогда не курил, не пил крепкого спиртного, только вино. Насколько я помню, мама рассказывала, что в молодости у папы началась аллергия на алкоголь. Поэтому он мог позволить себе выпить лишь домашнего вина с гостями. Делал и свое шампанское из виноградных листьев. Кстати, когда собирались гости (а их всегда было много в его дни рождения) и нужно было накрыть большой стол, папа спрашивал, чем нужно помочь. И у него были свои неизменные обязанности: расставить бутылки, разложить салфетки, нарезать хлеб».

Лилия: «Помню, дядя Саша говорил, что главный праздник для каждого человека – это день его рождения. Тот день, когда ты родился, - святой».

Татьяна: «Мы праздновали день его рождения каждый год. Папа собирал у нас дома всю кафедру. Хоть мы с мамой были в «запарке» (представьте, нужно накормить и напоить 20-30 человек), нам все равно было весело и интересно послушать, о чем говорят за столом. Там всегда шла живая беседа, которая объединяла весь рабочий коллектив.

Кстати, есть анекдотичный случай, который часто вспоминали за столом на дне рождения папы. У папы была пациентка, которую он когда-то оперировал. И она всю жизнь была как член семьи – Ивлева Нина Сергеевна. Своей семьи у нее не было, она работала медсестрой и была хорошим другом моих родителей. Поэтому на главном празднике папы ее всегда рады были видеть, всегда ждали. И, когда мы переехали в новую квартиру на улице Максима Танка, мама объясняла гостям, что идти нужно до конца дома – в последний подъезд. Все так и приходили. Однако позже дом достраивался, разрастался, и наш подъезд уже не был последним. Нина Сергеевна по личным обстоятельствам пропустила пару дней рождений отца и, собравшись на праздник, пошла по ранее выученному маршруту. Зашла в подъезд, поднялась на нужный этаж, нашла нужную квартиру и увидела записку: «Ключи у Любы в 42-й квартире». Она удивилась, но решила сходить за ключами к соседке. Та без лишних слов отдала незнакомке связку. Нина Сергеевна открыла дверь в квартиру, и первое, о чем подумала, как же за два года тут все поменялось: и обои, и мебель. Конечно, ее смущал тот факт, что она шла на день рождения, а тут ни именинника, ни гостей, ни накрытого стола… Но все же она решила подождать, ведь пришла по тем координатам, которые получила ранее. Нашла на кухне вазу, поставила в нее праздничный букет и прилегла на диван. Прошел где-то час-полтора, и в квартиру зашли хозяева. Это были совершенно незнакомые ей люди. Только тогда она поняла, что попала не туда. Хозяева квартиры начали разбираться в ситуации, но, к счастью, отпустили нашу гостью без проблем. Эту историю о том, как Нина Сергеевна опоздала на день рождения к папе, любили пересказывать за праздничным столом.

В последние годы папа отмечал свой день рождения с сотрудниками на работе. Только представьте: вся больница праздновала этот день. Дома собирались уже самые близкие: родственники и друзья. Интересно и то, что день рождения Вовы, моего старшего брата, совпал с папиным. Однако отец никогда не забывал об этом: символично получить на главный праздник жизни такой подарок! Но посиделки и юбилеи, до того как папа стал чувствовать себя хуже, с его друзьями и коллегами были восхитительны. Их беседы всегда были оживленными и интересными.

Вообще папу сложно назвать эмоциональным, он всегда был спокойный, степенный. Однако помню, как он расстроился из-за одной несправедливости, которую активно обсуждали за одной из таких встреч. На базе 4-й больницы построили кардиологический корпус. Министр здравоохранения должен был решить, кого назначить на должность директора в новом корпусе. И на эту должность назначили не отца, как думали и желали многие, а сына того министра. Тогда папа написал заявление, что уходит из кардиохирургии и переходит просто в хирургию. Это была большая несправедливость, ведь папа стоял у истоков кардиохирургии в нашей стране. Он первым в Беларуси выполнил операцию на сердце с использованием аппарата искусственного кровообращения».

Лилия: «Я очень хорошо помню, когда эта ситуация случилась. Я была в Минске, ехала в троллейбусе. Впереди сидели две женщины, которые что-то живо обсуждали. Мол, не того назначили, как же это несправедливо и прочее. Я не знала, о ком говорят, но потом прозвучало: «Шотт». И я поняла, что они обсуждали именно эту несправедливость».

Татьяна: «Но папа не держал ни на кого зла. Он продолжал усердно работать. И делал это хорошо, с головой «ныряя» в свои обязанности. Как я уже говорила, он работал до последнего. Это его поддерживало, придавало сил. Я, как и все его родные и близкие люди, видела, что ему нужно было чем-то заниматься, в чем домашние его горячо поддерживали. Как-то я пришла в поликлинику вместе с ним, чтобы ему закрыли больничный. А невролог смотрит, что человеку, которому на тот момент было 90 лет, нужно закрывать бюллетень для выхода на работу… Она удивилась, а после начала отговаривать папу: «Зачем вам это нужно? А вдруг с вами на лекции что-то случится?» Тот внимательно ее выслушал и сказал: «Вы только больничный закройте, я на работу выхожу».

Нужно сказать, что, будучи врачом и помогая другим каждый день, к своему здоровью папа относился несколько легкомысленно. Когда он работал в 4-й городской клинической больнице (недалеко от дома), его прооперировали по поводу паховой грыжи. Вечером звонит дежурный доктор и говорит маме: «Мария, иди забери штаны, иначе Александр Владимирович сейчас убежит домой». То есть даже в случае операции, после которой нужно выдержать определенный период постельного режима, ему надо было бежать домой, чтобы побыстрее продолжить работу. В этом он был упрям и непреклонен».

Лилия: «На мой взгляд, дядя Саша относился к себе без излишней нежности и жалости. Вот тоже случай: у него был микроинсульт, его положили в больницу, и я пришла его навестить. А он мне: «У тебя есть мобильный телефон?» Попросил меня набрать одного из своих аспирантов. Я набираю номер, передаю дяде Саше, и тот начинает диктовать по телефону, будучи в полулежащем положении, что-то относительно диссертации своего ученика. Поговорил он с аспирантом, отложил телефон в сторону, и тут в палату заходит лечащий врач. Начинает дяде Саше рассказывать, какие таблетки принимать и кладет перед ним горсть лекарств. Дядя Саша кивнул, поблагодарил и те таблетки, которые не считал нужным принимать, тихонько отодвинул в сторону. У него всегда на все было свое мнение».

Татьяна: «А еще папа почти не пользовался мобильным телефоном. Хотя и мы, и его друзья дарили ему такие гаджеты. А он тихо откладывал их в сторону и потом передаривал внукам. Переключить его на технику было невозможно. Ведь он не хотел, чтобы его отвлекали от работы лишние звонки. Лишь позже я настояла, чтобы телефон был под рукой во время поездок на дачу. А дача – это отдельная история. У отца практически не было выходных дней. Когда наступала суббота, мы садились в машину и ехали работать в деревню. Папа всегда считал, что умственный труд должен чередоваться с физической нагрузкой. Он радовался этому труду, радовался, когда удавалось сделать что-то большое и важное своими руками: посадить картошку, вскопать огород, обрезать деревья. Он умел делать все и получал от этого необыкновенное удовольствие.

Отпуск у него, как у заведующего кафедрой, был около двух месяцев. Из них он выкраивал только две недели, которые проводил в доме отдыха на озере Нарочь. Это было его любимое место. Он очень любил гулять в сосновом лесу вдоль озера, плавать. Папа хорошо плавал, причем у него был свой стиль плавания. А еще он любил ходить там в кинотеатр, на концерты, даже на танцевальную площадку, хотя сам не танцевал, но ему нравилось смотреть, как танцуют другие».

Лилия: «Верно, у дяди Саши всегда было чередование работы физической и умственной, чем он поддерживал себя до последних дней. А в промежутках между этими работами занимался и творчеством. Ведь так и называется его сборник «стиший» - «Между делом…».

Татьяна: «Он приходил, садился, и мы видели, как шел творческий процесс – написание очередного «стишия». А потом, дописав последнюю строчку, он приходил к маме и начинал читать ей свои произведения, а ей не всегда нравилось. На что он восклицал: «Как ты не понимаешь!» Мама в этом плане была очень строгим критиком. Когда ее не стало, то свои стихи он читал мне. Иногда я пыталась подсказать, как и где их лучше подправить. Он выслушивал, а потом заявлял: «Нет, мне кажется, что так и нужно оставить». А на мой вопрос: «Зачем ты тогда интересовался моим мнением?» - он отвечал: «Ну как же! Мне же нужно с тобой посоветоваться».

Помню, как перед моей свадьбой он подошёл и сказал: «Я написал тебе «стишие». Будешь плакать». И как же быть? Я же знала, что расплачусь. И вот на свадьбе он поднимается и начинает читать стих, а я смотрю якобы на него, но в это же время в стенку, и начинаю считать от одного до десяти. Слышу, еще читает, и продолжаю счет, но уже от десяти до одного. И так до тех пор, пока папа не закончил поздравительное стихотворение. Но потом я, конечно, взяла и почитала посвященные моему торжеству строчки. Без слез их читать невозможно».

Лилия: «Я тоже храню и тепло вспоминаю все те «стишия», которые он писал мне. Думаю, это для всех всегда было главным и приятным подарком от дяди Саши».

Татьяна: «А насчет работы физической скажу, что он построил шесть домов и 20 печек сложил. Он умел строить. Например, в стройке есть так называемый немецкий угол, т. е. специальное угловое соединение. Его сложно сделать, но папа в совершенстве знал, как его класть. И люди приходили к нам, спрашивали, кто же так умеет бревна складывать. Он умел делать все: и забор починить, и деревья обрезать, и конем умел управлять. Печки его греют лишь от пары поленьев. Настолько качественно все сделано».

Лилия: «А когда тетя Кира получила квартиру, то он помог ей сделать балконы. И сосед, когда увидел аккуратную и качественную работу, спросил: «А кто вам так балконы обшил? Можно и мне телефон этого мастера?»

Татьяна: «Основой жизни для него был труд. Он любил и уважал людей, которые умели хорошо работать и работали много. Со своими родителями я прожила всю жизнь. И никогда не пожалела, что все сложилось именно так. Папа был интеллигентным человеком. Эта интеллигентность была, наверное, у него в крови. Повторюсь, мы всегда с ним были вместе… Мамы не стало, когда ей исполнилось 84 года, она умерла от инсульта. Папа, конечно, переживал, тосковал, но никогда не оставался один: рядом были мы… Дети, внуки, правнуки. Я готовила ему завтраки, обеды, провожала на работу, сохраняя мамины традиции, и благодаря этому он вел прежний образ жизни и продолжал работать.

30 лет мы работали с ним в одной клинике, и даже сейчас, когда папы уже нет, я закрываю глаза и вижу, как по больничному коридору идут хирурги после утренней «пятиминутки», а впереди в белом халате и обязательно в белой шапочке идет неспешной походкой невысокого роста человек с умными и добрыми глазами – мой папа».