Хирург столетия. «Не было такой болезни, о которой он не знал»

Хирург, ученый и педагог Александр Владимирович Шотт на протяжении долгих лет развивал белорусскую медицину. О его жизненном и профессиональном пути «Аргументам и фактам» рассказывают его родственники, коллеги, ученики и друзья.

Сегодня об Александре Владимировиче нам расскажет Василий КАЗУЩИК.

- Мое первое знакомство с Александром Владимировичем произошло, когда я был студентом четвертого курса. В 90-е годы найти какую-либо объективную и полезную информацию по хирургическим болезням было крайне трудно. Интернета не было, за знаниями приходилось ехать в Республиканскую научную медицинскую библиотеку. А это лишняя трата времени и энергии. Поэтому лекции Александра Владимировича были для студентов-медиков на вес золота. На них он объяснял то, что даже и в библиотеке, возможно, было не отыскать. Поэтому мы не пропускали ни одного занятия с ним, ходили и внимательно ловили каждое его слово, каждый его жест.

На лекции он приходил всегда со своим главным педагогическим атрибутом – длинной указкой. Он никогда не пользовался лишними «подсказками», весь материал читал практически наизусть. В аудитории стоял проектор, с помощью которого он демонстрировал для наглядности слайды. А в конце занятий всегда выделял пять минут, чтобы ответить на вопросы студентов. И его ответы были четкими и ясными. Практически все лекции в мое студенческое время читал нам именно он: и о сердечной хирургии, и о сосудистой, и хирургии желчно-выводящих путей... Этой информации хватало не только для сдачи экзамена, но и для дальнейшей работы врачом. Его лекции, как сейчас помню, проходили в гробовой тишине. Александр Шотт был доброжелательный, но жесткий в плане дисциплины. Он не любил, когда студенты опаздывали даже на пару минут, и порой мог закрыть дверь на ключ, чтобы опоздавший не мешал ему вести занятие, хотя делал это крайне редко. Все же он был тактичный и вежливый человек. Однако в студенческой среде считалось неприличным опаздывать на лекции Александра Владимировича, ведь он приучал нас к дисциплине, которая обязательна в хирургии. Те же, кто вдруг опоздал, боялись заходить в аудиторию. Но я никогда так не попадался, приходил за десять минут до начала лекции и занимал первые места.

Статья по теме

Хирург столетия. «Лично для меня он – как вершина Эвереста...»

Это не тот преподаватель, который во время занятий мог поговорить со своими учениками на отвлеченные темы. Нет, он придерживался жесткого регламента и старался за определенное количество лекционных и практических занятий дать максимальное количество важной информации. Мы, студенты, всегда ценили то, что он не только давал качественную теорию, но и подтверждал ее реальными случаями из своей хирургической практики. Не было в хирургии такой темы, которой бы он ни касался! Это вызывало огромное уважение и неподдельное восхищение.

Видеоуроки, организатором которых был Александр Владимирович, получались в прямом смысле бестселлерами. У нас был целый курс фильмов, которые хоть и снимались на допотопную технику, но демонстрировали невероятные вещи: операции на сердце, всевозможные обезболивающие процедуры и т. д. И, когда нам показывали эти фильмы на старом большом телевизоре, мы не могли оторвать глаз от происходящего на экране. Смотрели на это как на настоящее чудо. А если Александр Владимирович вел практические занятия, то всегда преподносил нам какой-нибудь практический случай. Он приходил на работу на полчаса раньше, просматривал истории болезней поступивших за ночь пациентов, выбирал пару случаев и предлагал нам тоже осмотреть больного. Он спрашивал у нас, что мы сделаем в первую очередь, на что обратим свое внимание, какой диагноз поставим… Это очень помогало в дальнейшем.

Он всегда объективно подходил к оценке знаний. Очень внимательно выслушивал ответ своего ученика, задавал уточняющие вопросы. Бывало, что и отправлял некоторых на пересдачу, куда же без этого. Но мы шли не просто за отметкой, а за оценкой своих знаний. И мы знали, что именно этот преподаватель будет наиболее объективным. Ведь у него не было предвзятости: он не смотрел на предыдущие отметки в зачётке, а оценивал исключительно знания по своему предмету. И, кстати, никто никогда не обижался на его оценки. Экзамены Александр Владимирович всегда принимал без лишних эмоций, спокойно, не повышая голоса.

Статья по теме

Хирург столетия. «Большой человек, друг, врач и ученый»

Потом я поступил в аспирантуру и написал свою первую научную статью. И мне сказали отнести ее на просмотр Александру Владимировичу. Он ее прочел и… раскритиковал. Несколько раз мне пришлось все переписывать. Сперва сидели вместе с ним в его рабочем кабинете в больнице, а потом я приезжал к нему домой.

Александр Шотт менялся дома. На кафедре он был подтянутый, при галстуке, строгий. Дома он тоже был опрятен, приветлив, но, безусловно, более мягок. В его доме, кстати, всегда тепло принимали гостей: и Мария Павловна (покойная супруга Александра Владимировича), и дочь. Глава семейства никогда не приступал с порога к разговору «по делу». Перед тем как сесть за науку, он всегда говорил: «Ну давай, Василек, поговорим о жизни. Как дела? Как в семье? Как на работе? А пошли попьем чайку». Но, замечу, такой теплый прием был не только у него дома. Всегда, когда к нему приходили в рабочий кабинет, он никогда не начинал разговор с формальностей. Он приглашал присесть в кресло, предлагал кофе или чай, просил отдохнуть, перевести дух, спрашивал о твоих делах… А уже потом общение возвращалось в более суровое рабочее русло.

Кстати, меня всегда восхищал один момент в его домашнем гостеприимстве: когда гость уходил из его дома, он сам подавал тому куртку и помогал ее надеть. И никогда не разрешал самостоятельно надевать верхнюю одежду. Даже когда собиралось много гостей, он всегда помнил, кто в какой одежде пришел. Представьте, на свой день рождения (где собиралось более 30 человек), он каждого провожал до порога и подавал человеку куртку или пальто.

Статья по теме

Хирург столетия. «Для больного надо делать все, возможно, даже больше»

Его домашняя обстановка всегда располагала к приятному неформальному общению, а уже после мы садились в его кабинете и занимались работой. В плане науки с ним было и легко, и тяжело работать. Легко из-за того, что он никогда не навязывал свое мнение, а только помогал найти верное решение. А тяжело из-за его требовательности – если он сказал, чтобы научная работа была исправлена завтра, то уклониться от такого решения было невозможно. Но критиковать Александр Владимирович умел, делал он это тактично и аккуратно. У него по этому поводу была замечательная фраза: «Если вас еще критикуют, значит, вы чего-то стоите. А если перестают критиковать, то вы ничего не стоите». Эта фраза очень стимулировала к дальнейшей работе. Поэтому критика воспринималась адекватно, безболезненно и даже позитивно. Все ошибки и рабочие моменты легко переписывались и переделывались. Поспорить с Александром Владимировичем было сложно, но, признаюсь, я это делал… Что ему даже нравилось. В конце нашей дискуссии он говорил: «Молодец, если ты споришь, значит, думаешь». Вообще работа с ним дала исключительно положительные результаты. Мы написали с вместе много научных статей (около 20-30), которые были опубликованы не только в Беларуси, но и в России и Польше. У нас есть две совместные монографии, четыре патента.

А вот оперировать мне с ним, к сожалению, уже не довелось. Он прекратил проводить операции незадолго до того, как я пришел работать хирургом в клинику. Но он постоянно консультировал пациентов, до последнего занимался со студентами, его приглашали на консилиумы. Из моей практики мне запомнился один случай с Александром Владимировичем… У меня был, кажется, второй год хирургической практики. Однажды в мою палату поступил очередной пациент, которого я еще не успел осмотреть. И вот ко мне подходит Александр Владимирович и говорит, что ко мне поступил пациент с аппендицитом. Я признался, что еще не успел его осмотреть, на что профессор ответил: «Я уже сделал это». Мне тогда даже как-то стало не по себе: профессор раньше меня, лечащего доктора, осмотрел пациента. Но Александр Шотт не дал мне погрузиться в мысли по этому поводу и продолжил: «Надо оперировать. Сейчас ты пойдешь и сделаешь это, а мы с группой студентов-субординаторов будем смотреть, как ты станешь оперировать пациента. Покажешь нам классическую аппендэктомию». Я был в некоторой растерянности: я, хирург с двухлетним опытом, буду делать операцию перед врачом с многолетним стажем. Но, слава богу, операция прошла успешно. Я после спросил у Александра Владимировича, какие есть замечания по поводу моей работы. И он сказал замечательную фразу: «У меня нет замечаний». Если он так говорил, это значило, что все было сделано на высшем уровне. Тогда я был очень горд этим, но ненадолго, поскольку в хирургии гордыня не приветствуется.

Добавлю, что мне всегда импонировала скромность Александра Владимировича Шотта. Он никогда не пытался оправдать свои решения тем, что он профессор, доктор наук, много знает и тому подобное. Восхищала и его высокая эрудиция в плане хирургической науки и практики. Ведь нет ни одной хирургической патологии, в которой он не был бы сведущ. Александр Владимирович – разносторонний человек, который успевал и стихи писать. У меня, к слову, есть его сборник с дарственной надписью. Таких людей, как Александр Владимирович Шотт, я больше не встречал. Он настоящий феномен.

Статья по теме

Хирург столетия. Александр Шотт в воспоминаниях близких родственников