876

Хирург столетия. «Не было такой болезни, о которой он не знал»

Хирург, ученый и педагог Александр Владимирович Шотт на протяжении долгих лет развивал белорусскую медицину. О его жизненном и профессиональном пути «Аргументам и фактам» рассказывают его родственники, коллеги, ученики и друзья.

Сегодня об Александре Владимировиче нам расскажет Василий КАЗУЩИК.

- Мое первое знакомство с Александром Владимировичем произошло, когда я был студентом четвертого курса. В 90-е годы найти какую-либо объективную и полезную информацию по хирургическим болезням было крайне трудно. Интернета не было, за знаниями приходилось ехать в Республиканскую научную медицинскую библиотеку. А это лишняя трата времени и энергии. Поэтому лекции Александра Владимировича были для студентов-медиков на вес золота. На них он объяснял то, что даже и в библиотеке, возможно, было не отыскать. Поэтому мы не пропускали ни одного занятия с ним, ходили и внимательно ловили каждое его слово, каждый его жест.

На лекции он приходил всегда со своим главным педагогическим атрибутом – длинной указкой. Он никогда не пользовался лишними «подсказками», весь материал читал практически наизусть. В аудитории стоял проектор, с помощью которого он демонстрировал для наглядности слайды. А в конце занятий всегда выделял пять минут, чтобы ответить на вопросы студентов. И его ответы были четкими и ясными. Практически все лекции в мое студенческое время читал нам именно он: и о сердечной хирургии, и о сосудистой, и хирургии желчно-выводящих путей... Этой информации хватало не только для сдачи экзамена, но и для дальнейшей работы врачом. Его лекции, как сейчас помню, проходили в гробовой тишине. Александр Шотт был доброжелательный, но жесткий в плане дисциплины. Он не любил, когда студенты опаздывали даже на пару минут, и порой мог закрыть дверь на ключ, чтобы опоздавший не мешал ему вести занятие, хотя делал это крайне редко. Все же он был тактичный и вежливый человек. Однако в студенческой среде считалось неприличным опаздывать на лекции Александра Владимировича, ведь он приучал нас к дисциплине, которая обязательна в хирургии. Те же, кто вдруг опоздал, боялись заходить в аудиторию. Но я никогда так не попадался, приходил за десять минут до начала лекции и занимал первые места.

Это не тот преподаватель, который во время занятий мог поговорить со своими учениками на отвлеченные темы. Нет, он придерживался жесткого регламента и старался за определенное количество лекционных и практических занятий дать максимальное количество важной информации. Мы, студенты, всегда ценили то, что он не только давал качественную теорию, но и подтверждал ее реальными случаями из своей хирургической практики. Не было в хирургии такой темы, которой бы он ни касался! Это вызывало огромное уважение и неподдельное восхищение.

Видеоуроки, организатором которых был Александр Владимирович, получались в прямом смысле бестселлерами. У нас был целый курс фильмов, которые хоть и снимались на допотопную технику, но демонстрировали невероятные вещи: операции на сердце, всевозможные обезболивающие процедуры и т. д. И, когда нам показывали эти фильмы на старом большом телевизоре, мы не могли оторвать глаз от происходящего на экране. Смотрели на это как на настоящее чудо. А если Александр Владимирович вел практические занятия, то всегда преподносил нам какой-нибудь практический случай. Он приходил на работу на полчаса раньше, просматривал истории болезней поступивших за ночь пациентов, выбирал пару случаев и предлагал нам тоже осмотреть больного. Он спрашивал у нас, что мы сделаем в первую очередь, на что обратим свое внимание, какой диагноз поставим… Это очень помогало в дальнейшем.

Он всегда объективно подходил к оценке знаний. Очень внимательно выслушивал ответ своего ученика, задавал уточняющие вопросы. Бывало, что и отправлял некоторых на пересдачу, куда же без этого. Но мы шли не просто за отметкой, а за оценкой своих знаний. И мы знали, что именно этот преподаватель будет наиболее объективным. Ведь у него не было предвзятости: он не смотрел на предыдущие отметки в зачётке, а оценивал исключительно знания по своему предмету. И, кстати, никто никогда не обижался на его оценки. Экзамены Александр Владимирович всегда принимал без лишних эмоций, спокойно, не повышая голоса.

Потом я поступил в аспирантуру и написал свою первую научную статью. И мне сказали отнести ее на просмотр Александру Владимировичу. Он ее прочел и… раскритиковал. Несколько раз мне пришлось все переписывать. Сперва сидели вместе с ним в его рабочем кабинете в больнице, а потом я приезжал к нему домой.

Александр Шотт менялся дома. На кафедре он был подтянутый, при галстуке, строгий. Дома он тоже был опрятен, приветлив, но, безусловно, более мягок. В его доме, кстати, всегда тепло принимали гостей: и Мария Павловна (покойная супруга Александра Владимировича), и дочь. Глава семейства никогда не приступал с порога к разговору «по делу». Перед тем как сесть за науку, он всегда говорил: «Ну давай, Василек, поговорим о жизни. Как дела? Как в семье? Как на работе? А пошли попьем чайку». Но, замечу, такой теплый прием был не только у него дома. Всегда, когда к нему приходили в рабочий кабинет, он никогда не начинал разговор с формальностей. Он приглашал присесть в кресло, предлагал кофе или чай, просил отдохнуть, перевести дух, спрашивал о твоих делах… А уже потом общение возвращалось в более суровое рабочее русло.

Кстати, меня всегда восхищал один момент в его домашнем гостеприимстве: когда гость уходил из его дома, он сам подавал тому куртку и помогал ее надеть. И никогда не разрешал самостоятельно надевать верхнюю одежду. Даже когда собиралось много гостей, он всегда помнил, кто в какой одежде пришел. Представьте, на свой день рождения (где собиралось более 30 человек), он каждого провожал до порога и подавал человеку куртку или пальто.

Его домашняя обстановка всегда располагала к приятному неформальному общению, а уже после мы садились в его кабинете и занимались работой. В плане науки с ним было и легко, и тяжело работать. Легко из-за того, что он никогда не навязывал свое мнение, а только помогал найти верное решение. А тяжело из-за его требовательности – если он сказал, чтобы научная работа была исправлена завтра, то уклониться от такого решения было невозможно. Но критиковать Александр Владимирович умел, делал он это тактично и аккуратно. У него по этому поводу была замечательная фраза: «Если вас еще критикуют, значит, вы чего-то стоите. А если перестают критиковать, то вы ничего не стоите». Эта фраза очень стимулировала к дальнейшей работе. Поэтому критика воспринималась адекватно, безболезненно и даже позитивно. Все ошибки и рабочие моменты легко переписывались и переделывались. Поспорить с Александром Владимировичем было сложно, но, признаюсь, я это делал… Что ему даже нравилось. В конце нашей дискуссии он говорил: «Молодец, если ты споришь, значит, думаешь». Вообще работа с ним дала исключительно положительные результаты. Мы написали с вместе много научных статей (около 20-30), которые были опубликованы не только в Беларуси, но и в России и Польше. У нас есть две совместные монографии, четыре патента.

А вот оперировать мне с ним, к сожалению, уже не довелось. Он прекратил проводить операции незадолго до того, как я пришел работать хирургом в клинику. Но он постоянно консультировал пациентов, до последнего занимался со студентами, его приглашали на консилиумы. Из моей практики мне запомнился один случай с Александром Владимировичем… У меня был, кажется, второй год хирургической практики. Однажды в мою палату поступил очередной пациент, которого я еще не успел осмотреть. И вот ко мне подходит Александр Владимирович и говорит, что ко мне поступил пациент с аппендицитом. Я признался, что еще не успел его осмотреть, на что профессор ответил: «Я уже сделал это». Мне тогда даже как-то стало не по себе: профессор раньше меня, лечащего доктора, осмотрел пациента. Но Александр Шотт не дал мне погрузиться в мысли по этому поводу и продолжил: «Надо оперировать. Сейчас ты пойдешь и сделаешь это, а мы с группой студентов-субординаторов будем смотреть, как ты станешь оперировать пациента. Покажешь нам классическую аппендэктомию». Я был в некоторой растерянности: я, хирург с двухлетним опытом, буду делать операцию перед врачом с многолетним стажем. Но, слава богу, операция прошла успешно. Я после спросил у Александра Владимировича, какие есть замечания по поводу моей работы. И он сказал замечательную фразу: «У меня нет замечаний». Если он так говорил, это значило, что все было сделано на высшем уровне. Тогда я был очень горд этим, но ненадолго, поскольку в хирургии гордыня не приветствуется.

Добавлю, что мне всегда импонировала скромность Александра Владимировича Шотта. Он никогда не пытался оправдать свои решения тем, что он профессор, доктор наук, много знает и тому подобное. Восхищала и его высокая эрудиция в плане хирургической науки и практики. Ведь нет ни одной хирургической патологии, в которой он не был бы сведущ. Александр Владимирович – разносторонний человек, который успевал и стихи писать. У меня, к слову, есть его сборник с дарственной надписью. Таких людей, как Александр Владимирович Шотт, я больше не встречал. Он настоящий феномен.

Оставить комментарий (0)