Полешук с добрым сердцем и острым топором. Дерево вечности Ивана Супрунчика

Иван Филиппович Супрунчик – лауреат специальной премии Президента «За духовное возрождение», обладатель званий «Почётный гражданин Столинского района» и «Почётный полешук». Мы приехали к нему в д. Теребличи, Столинского района, Брестской области. Местные жители говорят: «Он не режет дерево, он слушает, как оно дышит».

В деревне тишина – только ветер поёт в верхушках сосен. А где-то за домами, среди запаха стружки и смолы, работает он. Без станков, без стамесок, без резцов – один топор, дерево и руки, натруженные за долгие годы.

Новость по теме

Вышла в свет Книга журналиста Сергея Милюхина «Бесконечное притяжение»

Он говорит неторопливо, по-простому. Смешивает белорусские и украинские слова с русскими, как смешиваются годы с воспоминаниями. Так говорят на Белорусском Полесье. Но каждое его слово – будто заноза: цепляет и остаётся в памяти. О наградах и званиях вспоминать не любит. Конечно же, говорит, приятно, но и без них он все равно каждое утро начинал бы с работы в своей мастерской.

– Як мяне людзі знайшлі? Дык я ж ніколі не хаваўся, – улыбается Мастер. – Я ўсё жыццё тут. І толькі цяпер, відаць, прыйшоў час, калі сталі глядзець не на бляск, а на сэнс.

В мастерской пахнет детством. Стружка скручена, как первые детские остриженные кудри. На полках – фигурки людей и образы святых. Всё живое, наполненное философским смыслом и жизненным опытом автора. На стенах и самодельных мольбертах – картины, каждая из которых может быть сюжетом для отдельного рассказа.

У яго майстэрні – не інструменты, а гісторыі

Одна из картин – «Человек в колесе». Иван Филиппович часто возвращается к этой теме.

– Чалавек у хомуце. Усё чалавецтва ў тым коле круціцца, а хто выбрацца з яго зможа — той і вольны.

Эта скульптура родилась не просто из наблюдения, а из личного переживания времени. Он остро чувствует, как нас затягивает воронка скорости, зависимости, жажды наживы. Но пока человек в колесе, он не может видеть небо и не может стать свободным.

Мастер показывает другую работу: «Прощание». На ней – одинокий аист на фоне свежевыпавшего снега и образ жены художника Марии Ивановны, с которой он прожил всю жизнь и считал самой красивой на свете.

Иван Филиппович создаёт не только деревянные скульптуры и картины. В его уникальном музее в центре деревни собраны сотни экспонатов крестьянской утвари полешуков. Он знает, что каждый из них хранит память о предках.

Мастер рассказывает не только о дереве и картинах. Он вспоминает детство: как появился первый карандаш, мать, которая осталась одна с четырьмя детьми после гибели отца на фронте, похоронку, по ошибке скуренную дедом. В его голосе слышится грусть по прошлому и тревога по настоящему.

Работа с деревом для него – не ремесло. Это способ общения с природой, с собой, с Богом: «Уся прырода, чалавек, дрэва – i ёсць Бог. Прырода стварыла нас, толькі мы ў ёй не галоўныя, а роўныя».

Не спяшайся – і дрэва само табе скажа, што ў ім сядзіць

– Ведаеце, я заўжды раблю без чарцяжа. Сеў, паглядзеў, куды сучок ідзе, дзе волакна круцяцца. І дрэва само кажа – што з яго будзе. Тут галоўнае – не спяшацца. Бо як толькі паспяшаешся – то ўжо не мастацтва, а вытворчасць.

– Я гэты твар не прыдумляю. Ён сам у дрэве сядзіць, – говорит он, указывая на грубую, ещё не тронутую чурку. – Глядзіш, а ўжо вочы бачыш. Хіба ж я магу яго не вызваліць?

Мастер верит, что дерево говорит. Нет, не словами – дыханием, изгибом волокон, стуком под топором. Некоторые бревна он отставляет – «не гатовыя». Другие, наоборот, требуют срочной работы, пока изнутри не ушло то, что в них затаилось.

– Бывае, узяўся, а яно супраціўляецца. Глухое, цяжкае. Гэта ўжо не тваё. А бывае, як па масле, – кивает и улыбается уголками глаз Мастер.

Глядя, как он работает, кажется, словно не вырубает, а освобождает. Один лёгкий взмах – и исчезает всё лишнее. Остаётся главное.

– Чалавек павінен быць трошкі вар’ятам. Іначай нічога не створыш, – неожиданно говорит он. –Звычайны чалавек зробіць табурэтку. А каб анёла, трэба крыху сысці з розуму.

Он не называет себя художником. Считает, что художник –это когда выставки, галереи, слава. А он любит тишину. Его выставки – это деревянные скульптуры в округе, его галерея – мастерская под небом и музей.

– Мне людзям даць хочацца. Не сябе паказаць – а штосьці, што ім патрэбна. Каб не забыліся, хто яны.

И в этом, пожалуй, главная его сила: в мире, где всё кричит, продаётся и мелькает, он создаёт тишину. Ту самую, в которой можно услышать только настоящее.

Вдохновение, говорит Иван Филиппович, всегда приходит неожиданно: среди дороги, за беседой, при взгляде на старую фотографию или во сне. Мастер не раз признавался: он сам не знает, откуда появляются образы, но чувствует – если идея вызрела, остаётся только взять топор. Не суетиться. Не думать. Просто вырубать.

Когда-то к нему приходили ученики. Много. Но далеко не каждый задерживался.

– Некаторыя пайшлі ў гарэлку – пагарэлі, іншыя – у грошы, пытаюцца адразу: колькі я буду зарабляць? А я ім кажу – дык душу зарабі найперш, – говорил Мастер.

Он не осуждал. Просто знал: это ремесло – не про деньги. Оно про память. Про правду. Про след, который останется после тебя.

Он верит в Бога – не книжного, не грозного, а живого, настоящего.

– У мяне Бог без царквы, – спокойно говорит Мастер. – Бог – гэта тое, што ў табе. Ён ціха сядзіць, і толькі калі сам пачуеш – ён адкажа.

Мастер не любит громких проповедей. Его вера – в поступках, в отношении к людям, к дереву, к земле. Он часто повторял: «Яно ж усё жыве. Трэба адчуваць. Усё, што створана – мае душу. А чалавек сёння забіў душу, забыўся на яе».

В его доме нет ни золота, ни блеска. Но есть маленький резной образ, с которого, по его словам, «усё пачалося». Он стоит у окна, смотрит на рассвет.  

– Гэта чалавек. Не святы, не грэшны – проста чалавек, які глядзіць туды, дзе пачатак.

Он не любит суеты. Она, по его словам, уводит человека в сторону от самого себя.

– Людзі цяпер усё спяшаюцца, быццам хтосьці іх гоніць. А хто? Д’ябал ці страх?

Ён не забыў, што боль – гэта таксама памяць

Он видел много: смерть, разруху, одиночество. Но с особой болью вспоминал Чернобыль.

– Я ўспамінаю той пыл. Ён ішоў, як цішыня. Ніхто нічога не бачыў, але зямля маўчала па-іншаму. Потым людзі – як цені. Глядзелі, але не верылі. А трэба было верыць зямлі, яна першай ведае.

Он считал, что после Чернобыля страна проснулась. Не сразу – но проснулась. Люди стали внимательнее друг к другу. Стали прислушиваться. Он часто бывал в тех местах – возил свои работы, говорил с теми, кто остался, смотрел на заброшенные дома.

– Дом – гэта не сцены. Гэта дыханне. Калі няма дыхання – ён памірае.

Однажды он сказал: «Мая задача – каб гэты боль не згубіўся». И потому делал фигуры – из чернобыльского дерева, с обугленными краями, с тихими лицами. Чтобы осталась память. Потому что, если её не будет — не будет и жизни.

Он не подводит итогов. Он просто живёт. И делает. Каждое утро идёт в сарай, берет топор и достаёт новый кусок дерева. Не всегда знает, что получится. Но всегда знает – зачем.

– У мяне там клёны чакаюць, – говорит он. – Там яшчэ шмат каго трэба вызваліць.