134

Война на вкус и на ощупь. Из воспоминаний белорусской девочки

Семья Марии Ивановны Дроздовой.
Семья Марии Ивановны Дроздовой. АиФ

Сегодня мы много говорим о дате, важной для всей нашей современной Беларуси, народа, но еще более важной для нынешнего молодого поколения. Военный план порабощения мира был задуман фашистской верхушкой широко. Но, рассчитанный детально, он был перевернут и разбит. И сделали это в те годы взрослые и дети.

Из исторических документов, фильмов, рассказов ветеранов можно привести массу примеров храбрости, отчаянной ловкости, самоотверженности человека на войне. Немало говорится о героизме народа, о его гордости. А что значат эти слова для молодого поколения? Не все вникают в их суть. Молодым нужно ощутить слова на вкус, на ощупь. Попробуем это сделать, воспользовавшись воспоминаниями детей, переживших ужасы войны и испытавших счастье Победы.

На днях мы стали свидетелями разговора 96-летней Марии Ивановны Дроздовой с правнучкой. Маленькая девочка того же возраста, в каком прабабушка была в военное время, ее внимательно слушала. Что чувствовали, как выживали, чем кормились. Изумленная внучка, казалось, иногда даже сомневалась правдивости историй. Например, чтобы не умереть тогда с голоду, дети в замерзшей земле колхозного поля отыскивали шкурки картошки, подгнившие верхушки моркови. И это была еда. Вкус ее бабушке помнится до сих пор.

По нашей просьбе Мария Ивановна передала написанные ее рукой несколько страниц для нас, для внучки. Это воспоминание тогдашней 12-летней белорусской девочки из деревни Острогляды Брагинского района Гомельской области.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ

«Когда началась война, я жила в Брагине Гомельской области вместе с дядей и тетей, которые там учительствовали. Первое впечатление начала войны - плач всех и каждого в отдельности, расставания с близкими. Военно-призывной пункт был в местной школе. Мой папа, Иван Адамович Кравченко (на тот момент ему уже было 56 лет), мои дяди - Иван Павлович Абрамович, его братья Гриша и Володя - все добровольно ушли на фронт. С моей тетей Софьей Адамовной Абрамович мы остались вдвоем. 826 дней длилась оккупация Брагинского района. И жизнь ребенка в это время - всего лишь страница жизни человека, оказавшегося песчинкой на пути истории. Шла ужасная война, какую не знала мировая история и частью которой я оказалась. Весь наш мир перевернулся.

Все в постоянном страхе. Жители ожидают транспорт для эвакуации. Я тоже в очереди. Объявляют, что мест в транспорте больше нет. Ужас прокатывается по рядам. Тетя Соня успокаивает, за нами, говорит, приедет родственник, поедем к маме Тане в Острогляды. Он приезжает на подводе с бидонами молока для заводика. Спешно собираемся: постель, посуда, книги, их больше всего. А положить все места не хватает. Тогда зарываем наш «скарб» в землю, лишь самое необходимое берем с собой. Помню, как я хватаю свою любимую мандолину, на которой меня научил играть дядя Ваня, прячу под печкой.

В Остроглядах стало страшно, когда я впервые услышала перестрелку, потом увидела пожар, а в сарае обнаружила обгоревшее человеческое тело. Рядом волной от взрыва снаряда в воздух подбросило и перевернуло дедушку… Все держимся один за одного, живем дружно: я, мама, тетя Соня, братик Гриша и сестрички Ниночка и Сонечка.

Вдруг в соседнем дворе слышна автоматная очередь. Все в страхе. Односельчане прячутся. А мама (Татьяна Ивановна Кравченко) решается бежать еще дальше к родственникам. А нас 6 человек. Тетя берет с собой чемодан с сушеными яблоками. Он падает из ее рук, яблоки высыпаются, мы спешно их собираем, чтобы взять с собой. Мама одевает всех детей – самой маленькой, Сонечке, всего годик, - во все самые теплые одежды (а на дворе жара), опасаясь того, что вдруг не придется возвращаться. Вдруг видим летящий самолет с опознавательным крестом, и убегаем по неубранным посевам поля, не понимая, в какие недра земли спрятаться от смерти летящих фашистских снарядов. Видим на краю деревни схрон-подполье соседей, спускаемся туда, сидим там двое суток, согнувшись. Земля все время дрожит. Потом все-таки возвращаемся домой, видим во дворе стоящие ящики со снарядами. Немцы? Входим в хату. Вдруг накатывает страшный рокот, в дом влетает снаряд, пролетает через горницу и вылетает, пробив по пути дверь и сделав большую дыру в противоположной стене хаты. Сидим как зачарованные, и только потом понимаем, чем могло бы все закончиться. Немцы уже бегают по улице с непонятными мне грозными криками. Все всего боятся, но мы живы. Мама особенно беспокоится за тетю. Говорит, что она черноволосая, кареглазая, похожая на еврейку, а фашисты с ними не церемонились. Требует глубоко на глаза спустить платок, молчать. Но это не помогает. Немец заставляет тетю, у которой больные ноги, бегать, приседать и махать руками. Евреев уничтожали безжалостно. Изможденную тетю вдруг оставляют в покое. Память об этом – событие, вогнавшее меня в оцепенение.

Еще помню, как потом по ночам тайно, с осторожностью, мы с Софией Адамовной, учительницей начальных классов, организовали «типографию» - издание самодельных учебников для малышей. На полях старых газет, которые нашли в сарае, рисовали буквы и слоги, по которым она обучала соседских детей грамоте.

Никаких вестей об отце нет. Мама случайно узнает о том, что папу или человека, похожего на него, видели в плену за колючей проволокой где-то за Брагином. И мама вместе с соседкой, собрав какое было съестное - выкуп, отправляются в дорогу. Женщины отыскали то место, увидели массу голодных людей в оборванной одежде за колючей проволокой. Подойти ближе им фашисты не разрешили, отгоняли собаками и оружием. А, может, его там и не было? Уже после войны наша семья получит извещение о том, что рядовой И.А. Кравченко пропал без вести. И наше хождение по архивам, увы, тайну гибели папы не приоткрыло до сих пор.

Возвращаемся в Брагин. Квартира не закрыта. Входим. Что же здесь было! Все разворочено, шкафы перерыты, пропали гитара, баян, скрипка. Со стены содрали в рамочках висевшие репродукции красивых птиц, портрет Пушкина бросили на пол. Но я нахожу под печкой свою любимую мандолину. Рыдания не оставляют наши чувства. Как жаль инструментов, ведь дядя Ваня, работая в школе, занимался с учениками, создав маленький коллектив. Уже после войны к нему придут родители самых отъявленных сорванцов с просьбой увлечь их музыкой, что у него отлично получалось до войны. И родители этих ребят в знак благодарности принесут в подарок учителю радиолу, не зная о том, что слушать ее Иван Павлович не сможет, т. к. после ранения на поле боя и контузии он оглох. И еще одна деталь: один сосед тайно сообщил нам, что все это, похоже, устроили полицаи.

После освобождения перебираемся с тетей в Наровлю Гомельской области, которая была под оккупацией на протяжении 2 лет и 3 месяцев 1941 – 1943 гг. В Брагине Абрамовичи имели ведомственное жилье. В Наровле строит дом родственник, предлагает построить дом пополам. Свой дом! Но радость это не приносит, так как мы получаем похоронку о гибели на фронте Ивана Павловича Абрамовича. Представить наше горе невозможно. С тем и живем дальше. Но вот однажды прибежала соседка, сообщившая о том, что, вроде бы, видела идущим далеко по дороге учителя. Меня уже нельзя было остановить. Я рванула за околицу, уселась на взгорок и стала ждать. Сидела долго, замерзла. Наконец показался с трудом передвигающийся мужчина с вещмешком за плечами. Радости не было предела. Это был он! Раненого его нашли без сознания на поле боя. И только внимание санитара из похоронной бригады спасло ему жизнь. Тот заметил шевеление руки воина. Дядю отвезли на лечение. Поставили на ноги. Домой вернулся инвалидом, что не помешало ему преподавать. Некоторые коллеги иногда стояли под дверью класса: шумят ли ученики, ведь он плохо слышал. Но дети внимали, ловили каждое его слово. И для некоторых учителей это было удивительно.

В памяти и послевоенное время. Все разрушено. Расчищаем территорию. Из Брагина привозим зарытые в землю во время войны вещи и книги. Особенно ценной из них для меня являлась книга Брема, ведь дядя преподавал биологию. А для тети важной драгоценностью было красивейшее одеяло из верблюжьей шерсти, купленное перед войной, прекрасно сохранившееся в земельном схроне. Спустя годы оно было подарено на свадьбу уже моей дочери. Как память.

Я осталась жить у Ивана Павловича и Софьи Адамовны, ставших для меня вторыми родителями. Учителя, они целиком себя отдавали детям.

Послевоенное время – это восстановление страны, дома, уголка жизни для каждого пережившего страдания. Весь школьный коллектив поднимал и облагораживал школу. Ученики активно помогали, и я в том числе. И вот однажды, собирая осколки и мусор, я нашла зубоврачебные щипцы. Знак? Судьба моя была этим предрешена: я выучилась и стала зубным врачом, проработав 45 лет в этой профессии. Прекрасно лечила зубы многим военным в городках и в самом Гомеле. Став женой военного летчика Дроздова Алексея Стефановича, сражавшегося с фашистами во время Великой Отечественной. После войны он остался профессиональным военным. При выполнении служебного задания погиб. Я с двумя маленькими детьми переехала к однополчанам в Сталинград, позднее названный Волгоградом. Нас приютили две семьи из полка мужа, помогли устроиться, окружили заботой. Военное братство оказалось в действии.

В великой битве под Сталинградом во многом решалась судьба этой страшной войны. Величественный монумент на Мамаевом кургане, возвышающийся над городом, заставил меня, уже взрослого человека, не раз всплакнуть, еще раз вспомнить и ту детскую историю о гнилой картошке. Автор памятника-реквиема скульптор Вучетич как-то рассказывал, как он вначале вылепил свою Родину-мать из мякиша хлеба. А мы, дети тех лет, не успевали даже подержать хлеб, потому что были очень голодны, впопыхах проглатывали выделенный и поделенный между всеми детьми кусочек.

Вот так, внученька… О другой истории из моего военного детства, если успею, я еще расскажу. Чтобы не только взрослые, но и дети всегда ценили мир. Чтобы знали и помнили».

Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно