Хирург столетия. «Каждая минута была расписана на двое суток вперед»

Хирург, ученый и педагог Александр Владимирович Шотт на протяжении долгих лет развивал белорусскую медицину. О его жизненном и профессиональном пути «Аргументам и фактам» рассказывают его родственники, коллеги, ученики и друзья. 

Сегодня о своем наставнике рассказал Александр ЕСЕПКИН:

- Я был знаком с Александром Владимировичем в течение 40 лет. Это был невероятный, уникальный человек. Не хочу никого обидеть, но поставить рядом с ним в сравнение какого-либо мне чрезвычайно трудно. Александр Владимирович Шотт - железный, волевой человек. Он стоял у истоков не одного, а множества направлений в отечественной хирургии, всегда стремился к саморазвитию и самосовершенствованию и заряжал таким стремлением людей вокруг себя. Был суров и строг к дисциплине, не терпел безразличного отношения к работе и пациентам. Но в тоже время это был добрейшей души человек. Он был готов всегда прийти на помощь, никогда из его уст ни я, ни кто-либо другой не слышали отказа.

 Наша встреча с ним состоялась, когда я учился третьем курсе, на первой лекции по хирургическим болезням. Надо сказать, что именно с нее начиналось познание не только хирургии, но и всей медицины. Поэтому к Шотту на занятия приходили и студенты других факультетов. Не трудно догадаться, каким колоссальным успехом пользовались его лекции. Они проходили в большом актовом зале 4-й клинической больницы, и, представьте себе, этот зал всегда был полон. Ни единого пустого кресла, но и этого мало: студенты ютятся на подоконниках, усаживаются между рядами с тетрадкой на коленках. И вот наступает время лекции. На сцену выходит человек невысокого роста и окидывает взглядом зал. Все разговоры замолкают. Студенты замирают в ожидании, сжимая в руках ручки. После занавес тишины раздвигается, и начинается то действо, когда ты познаешь медицину. Только и успевали записывать за профессором, который преподносил весь материал доступно, интересно и четко. Кстати, те лекции Шотта, которые были записаны мной или моими будущими коллегами, до сих пор сохранились. Не я один вижу в них большую ценность. Эти студенческие конспекты многие до сих пор хранят на полках домашних библиотек. И, хоть Александр Владимирович после издавал свой лекционный материал в учебниках, все равно строки, записанные рукой, остались у многих на долгую память. Популярность лекций Александра Владимировича объяснялась и тем, что подаваемый им материал был детально продуман и показан на слайдах. А такие технологии в мои студенческие годы были большой редкостью. Примечательно и то, что Шотт практически никогда не успевал за два лекционных часа рассказать студентам все то, что хотел. Поэтому занятия задерживались на 5-10 минут. Из-за этого никто не возмущался. Студенты после умственной работы, как правило, жаждут небольшого перерыва перед следующим занятием, хотят перевести дух. Однако после отведенного для лекции времени никто не двигался с места и не напоминал преподавателю про перерыв. Я уверен, если бы лекции Шотта длились и три, и четыре часа, актовый зал и тогда бы мало кто покинул.

Его слава среди студентов была велика. Все те, кто хотел связать свою жизнь с хирургией, знали, что Александр Владимирович доводит своих учеников до победного конца. Он помогает писать идеальные научные труды, советует качественную литературу. На шестом курсе все пытались попасть именно к нему. Ведь этот человек – кладезь мудрости. Ежедневное общение с ним – самая мощная и великая учеба. Неудивительно, что студенты за него чуть ли не боролись. Жаждали быть его учениками. Я был в числе счастливчиков и перешел к Александру Владимировичу на 6-й курс, в субординатуру. Это был новый этап более сложного и более интересного обучения под крылом профессора. Те обходы, которые проводил Шотт, без исключения запоминались всем его ученикам. Это была не просто очередная лекция. Это была лекция у постели больного. Он разговаривал с пациентом, попутно объясняя своим ученикам, которые ютились в больничной палате, что и как он видит. Вслух диктовал кому-нибудь из сотрудников кафедры историю болезни. Мы, будущие врачи, могли услышать размышления профессора о каждом случае и пациенте. Это очень важный этап обучения. Порой обходы Александра Владимировича растягивались на несколько дней. Никто из его пациентов не оставался без внимания.

Александр Владимирович был очень мудр и щедро делился с нами своими мыслями. Пример: как-то один из моих коллег докладывал профессору Шотту историю болезни пациента. Александр Владимирович попросил своего ученика перечислить, какие лекарства тому назначены. И молодой доктор, взяв лист назначения, стал рьяно перечислять препараты, которые выдают больному. Прочел аж 16 наименований! Казалось бы, сделано все верно. Каждый препарат предназначен для конкретной цели, как и учили нас в университете. На что Александр Владимирович сказал: «А как вы считаете, эти 16 препаратов в организме одного пациента могут синхронно работать? Может, стоит подумать и уменьшить их хотя бы наполовину?» Хирург и ученый, он уже тогда понимал, что такое количество медикаментов – большая нагрузка для больного. А как они взаимодействуют между собой, никто никогда не знал и, наверное, не узнает в ближайшее столетие. И это лишь один из множества примеров, когда Александр Владимирович сеял в наших умах рациональность и логику, присущие профессии хирурга.

Статья по теме

Хирург столетия. «Большой человек, друг, врач и ученый»

После медицинского университета наши дороги с Александром Владимировичем разошлись. Меня распределили работать в другую клинику. Но после 5-7 лет труда дорога жизни, к счастью, свела меня с Шоттом вновь. Мы с ним стали коллегами, а потом и большими друзьями. Но всегда он оставался моим главным Учителем в хирургии (и именно с большой буквы). Он был скромен. Все относились к нему с уважением, но он никогда не злоупотреблял таким вниманием к себе. Не требовал отдельных пышных палат, особого отношения к себе. И помочь ему были готовы всегда. Не потому, что перед нами был профессор, который за личную помощь мог щедро наградить. Нет. Он на своем примере учил нас бескорыстности и самоотверженной работе. Александр Владимирович всем и всегда протягивал руку помощи. Он не смотрел на то, какой толщины кошелек у пациента, какой у него статус. Для него все были равны. Ни один пациент, который приехал к нему на дорогой машине или на общественном транспорте, не ушел недовольным из кабинета профессора. А своим сотрудникам он никогда не отказывал в помощи, за которой те обращались. Александр Владимирович мог задержаться на работе из-за чьей-либо просьбы, но все, что он делал, исходило от чистого сердца. И это была очередная великая наука от профессора Шотта – самоотверженность и желание помочь каждому.

Он был невероятным трудоголиком. Каждая его минута на несколько суток вперед была распланирована. Даже после работы, в домашней обстановке, которая действует на людей расслабляюще, он не позволял себе бездельничать. В 9 вечера мы ежедневно звонили ему из клиники, докладывали о пациентах и происшествиях. А после такой «колыбельной», он заканчивал день просмотром новостей.

Он всецело отдавался работе и ценил это же в своих сотрудниках. Будучи еще молодым доктором, я как-то пришел в клинику с подбитым глазом. У меня была операция, и я переживал, что Александр Владимирович выгонит меня из операционной из-за такого вида. Но перед работой он внимательно выслушал мой доклад о пациенте и только потом спросил: «А что это у тебя такое? Бандитская пуля? Работать можешь?» - «Да могу». - «Ну тогда работай». Александр Владимирович в этом плане всегда был прямым человеком. Сам работал и другим позволял.

Статья по теме

Хирург столетия. «Для больного надо делать все, возможно, даже больше»

Ровно в 65 лет он сказал нам, что в операционную ходить не будет, поскольку для этого есть целая плеяда его учеников. Стал заниматься только педагогической и научной деятельностью. Но двери его кабинета были всегда открыты и для пациентов, и для коллег. Если нужна была консультация – он проводил ее в любое время и в любом месте. Великий диагност консультировал всех пациентов, случаи которых мы не могли разобрать, и помогал точным советом. Бывало, он откладывал все свои дела и шел к нам на помощь.

Он был мыслящим человеком. Никогда попусту не тратил свое время. На работу ездил на общественном транспорте. И за эти 40-50 минут времени в дороге либо сочинял «стишия», либо обдумывал научные идеи и планы. Александр Владимирович Шотт – столп хирургии в Беларуси. Своему делу он посвятил многие годы жизни. С него у нас в стране начинались и развивались многие направления в хирургии. Все он смог охватить и детально изучить.

За те 40 лет, которые я знал профессора, он фактически не изменился. Конечно, с возрастом он стал философски относится ко всему, сделался мягче. А когда был помоложе, то был очень строг. Никто не мог и представить себе такую дерзость – зайти на пятиминутку после того, как в кабинет вошел Шотт. В его руководстве превалировала жесткая дисциплина, которую все принимали. Именно принимали. Кто-то был не согласен с его железными подходами. Кого-то они в глубине души даже задевали. Но уважение к этому человеку было сильнее всего остального. Мы знали, что Александр Владимирович осмотрит любого пациента. Знали, что профессор даст действенный и точный совет, что в любой рабочей ситуации он будет рядом в любое время дня и ночи. Мы его очень уважали и ценили, поэтому и принимали его жесткость в некоторые моменты как должное. Вообще, когда мы становимся старше и приобретаем какой-то вес в хирургии, то понимаем, что в хирургическом коллективе, помимо самодисциплины, должен присутствовать и почти военный порядок. Александр Владимирович придерживался в этом отношении достаточно радикальных методов. Со временем он стал мягче, но дисциплина всегда присутствовала. В хирургии она особенно важна. Наша профессия оберегает людские жизни и здоровье. Именно поэтому в работе врача имеют огромное значение любые детали, любые мелочи, за которыми Александр Владимирович четко следил. Пристально следил он и за успехами и недочетами своих сотрудников. Во время операции профессор мог неожиданно и тихо появиться в операционной. Он ничего не говорил. Цепким взором наблюдал за тобой и твоими движениями. А потом вызывал в кабинет и в спокойной обстановке высказывал свою точку зрения: «У тебя все хорошо, я тебе больше не нужен» или «Тебе нужно мягче работать скальпелем». На моей памяти он никогда не делал замечаний какому-либо хирургу в чьем-то присутствии. Если что-то не понравилось – отводил в сторонку и давал тактичные советы, которые попадали прямо в цель.

Статья по теме

Хирург столетия. «Такие люди вдохновляют всех и все вокруг себя»

В конце жизни он отошел не только от операционного стола, но и от педагогики. Только науку не оставлял. В его 90 лет он еще вел двух докторантов, да и сам все время что-то изучал, писал научные труды по изученному и исследованному. Удивительный мозг! Александр Владимирович безустанно делился идеями с молодежью, искал тех, кто хочет заниматься наукой. Не все шли за ним по этой трудной и монотонной дороге, но та плеяда учеников, которая поддерживала зажженный им огонь науки, следовала за ним и знала, что лучшего преподавателя больше не отыскать.

Александр Владимирович был интересным собеседником. С ним, помимо медицины, можно было говорить на любые темы. И он очень ценил в людях такую многогранность. Всегда побуждал к тому, чтобы интерес человека не ограничивался только его профессией, а простирался далеко за горизонт. Дисциплина, постоянное обучение, саморазвитие – главные традиции профессора, которые он сеял среди нас. Например, на пятиминутках в начале дня мы разбирали интересные случаи из нашей практики, изучали истории болезни умерших пациентов. Каждый месяц собирались на научном обществе города Минска и Минской области, где выступали с интересными докладами профессора, доценты. Слушая дискуссии и разные точки зрения, молодой доктор находил в них много полезного. Александр Владимирович буквально сталкивал профессионалов друг с другом на таких собраниях. Всех тех, у кого не было дежурств, приглашал на подобные встречи. После таких вечеров нередко собирались группы по интересам. И дальнейшее обсуждение протекало в более неформальной обстановке. 

Александр Владимирович ловко помогал находить новых собеседников не только среди специалистов других клиник. Он делал важный и четкий акцент на своем коллективе. Профессор способствовал дружбе среди коллег и днем, и ночью, и в будни, и в праздники. Например, наш личный «красный день календаря» – день рождения Александра Владимировича, когда наш коллектив собирался у него дома за общим столом. Казалось, домашние начинали готовиться за неделю до праздника, столы ломились вкусными угощениями. Все свадьбы в этот день были отложены, все дежурства приглашенных переносились. Это был праздник души, на котором Александр Владимирович представал радушным хозяином. После об этом дне мы могли говорить неделями, если не месяцами. Вспоминали не только приятный и душевный вечер или теплые беседы с шутками. Некоторые коллеги продолжали обсуждать идеи и планы, о которых упоминали за праздничным столом. Сейчас такого праздника в нашем коллективе, к сожалению, нет.

Статья по теме

Хирург столетия. Александр Шотт в воспоминаниях близких родственников

Профессор на свой праздник приглашал каждого гостя лично. Помню и свое первое приглашение. Он пришел ко мне в кабинет и спросил: «Саша, ты завтра будешь?» И больше ни слова. Но я прекрасно понял, о чем речь и по какому адресу я должен завтра быть. Хозяином он был удивительным: обязательно лично встречал гостя, принимал поздравления и говорил: «Заходи и будь как дома». Не могу не отметить его семейную обстановку. Дружная, крепкая и добрая семья, которая не меньше Александра Владимировича была рада гостям в торжественные дни. Хотя готовка ложилась на их плечи. На мой взгляд, у него была удивительная связь с семьей. С женой были прекрасные и теплые отношения. Его дети стали врачами. Наверное, это и не обсуждалось, что сын и дочь должны были пойти за папой в медицину. А внуки и правнуки любили Александра Владимировича и тянулись к нему.

О добродушии профессора Шотта можно говорить часами. Но я приведу в пример одну ситуацию, которая говорит сама за себя. Я был на рабочем месте, когда Александр Владимирович зашел в мой кабинет. Обратившись ко мне, профессор спросил: «Ты сегодня на машине?» - «Да». - «Тогда после работы поедем ко мне за яблоками на дачу. Я тебе собрал, а ты не отказывайся». И мы после работы поехали на его малую родину. Он загрузил мне в багажник ящики с домашними яблоками и отправил домой.

Александр Владимирович за стенами клиники менялся. На работе – только работа. И это было железно. Однако его добродушие все равно не покидало его. Особенно в конце тяжелого рабочего дня, когда отвлеченный от медицины разговор помогал передохнуть и перевести дух. В такие минуты он интересовался жизнью твоей семьи. Спрашивал, как растут дети, как поживает жена. Его никогда не интересовали твоя зарплата, твои квадратные метры или марка машины. О человеческих ценностях Шотта более всего говорило его простое: «Как дела в семье?».

Не могу не упомянуть про его «стишия», в сборник которых я час от часу заглядываю. Помню, как на пятиминутке, чтобы скрасить серость будней, он мог зачитать свое очередное творение. Это было очень удивительно, но всегда к месту. Да и название привлекало… Стишия. Он говорил: «Ну какие это стихи? Это мои размышления в стихотворной форме. От этого и образован мой неологизм». На мой взгляд, это не искажает смысла его творческого труда, никак не умаляет его. Это легкое и необычное слово добавляет колорит, теплоту и позитив к тем строчкам, которые он сочинял в редкие свободные минуты. Это слово делает его труд и его жизнь особенными, такими же необыкновенными и уникальными, каким был и сам Александр Владимирович Шотт.