Татьяна Устинова: Готовы ли создатели фильмов отвечать за свои «шедевры»?

 

Ещё один сериал повествует о всякого рода маньяках, да ещё и следователь, распутывающий дела, сам оказывается маньяком. Интересно, а почему таким успехом не пользуются моральные фильмы про нормальную добропорядочную семью, верных мужей и жён? Выходит, про порок людям интереснее смотреть? А разве хорошее произведение, кино в частности, не должно формировать у зрителя правильные установки?

Татьяна Устинова, писатель

Откуда этот бред?

- Если рассуждать в библейских категориях, то порок привлекательнее потому, что это некое дьявольское порождение, а дьявол в своих изощрениях очень искусен и коварен.

А если отвечать на вопрос просто о произведениях, где торжествуют порок и насилие, такие фильмы и театральные постановки действительно сразу привлекают нездоровое внимание, отвлекая от несовершенства сценария, ибо зрителю невозможно сравнить «это» с собственной жизнью…

Когда сценаристы говорят, что они просто отражают дей­ствительность и берут сюжеты из реальности, мне просто смешно. Читателю «АиФ» я предлагаю задуматься: много ли в вашем ближайшем круге людей, которые ведут подобный образ жизни - имеют трёх любовниц, являются маньяками, поражены телесными и душевными недугами? И окажется - голову даю на отсечение! - что или таких нет, или где-то на горизонте брезжит один, худшее преступление которого - по молодости ввязался в драку и угодил на зону по малолетке. Это лучшая иллюстрация к тому, как человек живёт на самом деле. А живёт он совсем не так, как показывают в наших сериалах...

Идеи большинства наших сериалов заимствованы на благополучном, сытом протестантском Западе. Это очень западная история, когда всё делается только во имя собственного комфорта и ничего во имя совести, души, мифического процветания державы. Так вот, сытый образ жизни, если его ведут из поколения в поколение, очень быстро надоедает. И общество начинает искать пороки. Сейчас это называется «вскрывать язвы с­овременного мира», что я считаю совершенным б­редом. На самом деле этим благополучным гражданам, словно швейцарским коровам, пасущимся на лужке, очень скучно жить. Патологически. Западное о­бщество не голодает, не борется за существование, не воюет с врагом на своей территории… Им давным-давно всё приелось.

И тогда западное общество начинает выдумывать несуществующие вещи. Например, однополые браки как массовое явление. Притом что количество людей, которые страдают подобными отклонениями, не меняется со времён древнего мира и составляет примерно 1% населения. Но именно этот процент и становится интересен - потому что живут по-другому! Потому что это нечто остренькое. И обществу, как подростку, который подглядывает за женщинами в бане, за этим наблюдать увлекательнее, чем читать Толстого или Артюра Рембо.

У нас как у страны другая история. То голодные бунты, то войны, то смена власти, то революции и т. д. Но кинематограф, будучи очень пластичной формой, очень быстро заимствует и привносит на русскую почву это западное «добро». Мы плачем, но смотрим, потому что ничего другого нам почему-то не показывают. А хорошо бы крутить с той же регулярностью фильмы «Почти смешная история» Петра Фоменко, «Монолог» Ильи Авербаха, «Конец прекрасной эпохи» Станислава Говорухина…

Цирроз души

В советское время пуританская мораль ограничивала общество в потреблении острого, солёного, жирного. Сейчас, как говорят многие, «маятник качнулся в другую сторону», поэтому нам так интересны именно темы порочные. Но как-то уж очень надолго, качнувшись, задержался маятник в одной стороне… Надеюсь, скоро он вернётся к ясным и понятным правилам и непреходящим ценностям. Иначе, если потреблять исключительно острое, жирное и солёное, очень быстро по­мрёшь от цирроза печени.

Чем опасны такие «творения искусства», где у женщины было три любовника и ещё в качестве любовницы коза, потому что женщина втайне была зоолесбиянкой? К тысячной серии аудитория поверит, что это нормально. Ходжа Насреддин говорил: если сто раз сказать «халва», то на сто первый ты уже вообразишь её во всех подробностях. Мы не умеем разделять жизнь и телевизор. Не только не умеем, но и не хотим, не знаем, как это сделать. В этом - мина замедленного действия. Людей можно убедить в чём угодно. К примеру, в том, что знаменитые грабители Бонни и Клайд - это идеальная схема супружества, а самый лучший способ проведения досуга и зарабатывания денег - грабёж банков и у­бийство…

Я то и дело дискутирую с модными режиссёрами в разного рода телепрограммах о том, что недопустимо делать для публики. Любой человек, который что-то делает публично - пишет, поёт, сооружает инсталляции, - ответственен за то, к чему приведёт его так называемое искусство. Это правда! Он ответственен! Если он берёт на себя смелость публично что-либо выражать, он должен бесконечно оглядываться. Не на комитет по культуре, не на цензора. А на некий незыблемый свод правил, данный нам с рождения. Христианство - это ведь ограничительная религия… Мы должны всё время примериваться, всё время «соображаться» с тем, что вещаем для зрителя, читателя. А говорить то, что не Бог, а чёрт на душу положит, опасно. Разрушительно. И для себя, и для окружающих.