За синий платочек. Как Клавдию Шульженко «боги покарали», а как - наградили

В годы Великой Отечественной войны знаменитая песня «Синий платочек» стала визитной карточкой Клавдии Шульженко. На всех фронтах советские солдаты бросались в атаку с криком: «За родину, за синий платочек!», прицепив к штыкам кусочки синей ткани, как знамя, как символ веры и любви... Но мало кто знает, что текст этой песни принадлежит обычному лейтенанту, который во время военных гастролей подарил его великой певице.

Минский вальс

Редкой песне оказалась суждена столь долгая жизнь, как «Синему платочку». По крайней мере, если говорить о Клавдии Шульженко, практически ни один ее концерт не обходился без этого музыкального шедевра. Конечно, любая актриса боится запомниться лишь одной-единственной удачной ролью; но, наверное, не так уж плохо, когда имя певицы навсегда входит в историю благодаря самой любимой песне. А «Платочек» был именно что «самой-самой».

Сегодня немногие помнят, что эта композиция на мотив вальса родилась еще до войны: ее написал в 1940 году в Минске польский музыкант Ежи Петерсбурский, автор знаменитого танго «Утомленное солнце». А незатейливые слова про весну и цветочки придумал поэт и драматург Яков Галицкий. Лирическая песенка очень быстро стала настоящим шлягером. Кто только не включал ее в свой репертуар: и Лидия Русланова, и Екатерина Юровская, и Изабелла Юрьева… Все - но только не Шульженко: ей легкомысленный мотив как раз казался излишне приторным и банальным.

Все изменилось с началом войны: тогда Клавдия Ивановна, как и многие популярные артисты, выступала на фронте перед бойцами. Однажды после концерта к ней подошел молодой лейтенант, представившийся Михаилом Максимовым. Краснея и запинаясь, он рассказал, что написал новые слова на мотив прежнего «Синего платочка», и предложил их певице. За основу Михаил взял уже известный текст Галицкого, но изменил часть строчек на военный лад. Его стихи заканчивались словами: «Строчит пулеметчик за синий платочек, что был на плечах дорогих»… Через пару месяцев песню знала вся передовая, а потом и весь тыл.

Кстати, перед фронтовиками Шульженко неизменно выступала в концертных платьях, инкрустированных дорогими камнями, украшенных ручной вышивкой, мехом, - видеть ее в гимнастерке и сапогах солдаты категорически не хотели: «Пусть все будет как до войны…»

Иголка с ниткой

До войны в жизни Клавдии все тоже было совсем по-другому. Впервые на сцену она вышла в 1920-х в Харькове, причем равнялась на звезд еще «прежних», царских времен - вроде Изабеллы Юрьевой и Варвары Паниной, блиставших в романсах и цыганских песнях. У них-то она и переняла чувственную манеру исполнения, а еще амплуа эдакой кокетки-жеманницы, привыкшей к обожанию и комплиментам, но тщательно скрывающей от мира свое одиночество. Что, впрочем, было не так уж далеко от правды.

Все в том же Харькове к Шульженко нагрянула (иного слова подобрать не получается) первая большая любовь в облике одессита Владимира Коралли. Человек он был разносторонне одаренный: гастролировал с театрами эстрады, вел концерты в качестве конферансье, бил чечетку, исполнял сатирические куплеты... Объявившись в Харькове, он не только мгновенно поставил на уши весь город, но и покорил сердце Клавдии своим талантом.

Роман протекал бурно, с мельканием букетов, пистолетов и отвергнутых соперников. А дальше все пошло как в известной поговорке: «Куда иголочка, туда и ниточка». Клавдия родила Владимиру сына Игоря, которого называла «главным мужчиной в своей жизни». Ну а Коралли стал не просто ее мужем, но и «пиар-менеджером», даром что такого слова и такой профессии в те времена еще не существовало.

Благодаря его деловой хватке и собственному таланту Шульженко добилась популярности, а в 1939 году даже приняла участие в первом Всесоюзном конкурсе артистов эстрады, где заняла третье место среди 160 конкурсантов. В жюри состояли Исаак Дунаевский и Леонид Утесов. «Они смотрели и подсчитывали: вот этот на сцене будет два года, вот эта - три, - вспоминал Владимир Коралли. - Когда выступила Клавдия Ивановна, они сказали, что эта - надолго». И как в воду глядели.

Открытка из мешка

Что же до брака Шульженко и Коралли, то он продлился четверть века, и спокойным это время опять-таки не назовешь. Хотя их союз был скорее творческим, чем сердечным, страсти в нем кипели нешуточные. Оба отличались беспокойным нравом и, по слухам, частенько изменяли друг другу. В народе даже ходила эпиграмма: «Шульженко боги покарали. У всех мужья, у ней - Коралли». Терпение супругов иссякло в конце 50-х - тогда-то они и развелись, не испытывая ничего, кроме обоюдного облегчения.

Маршал советской эстрады. За что любили и ненавидели Леонида Утесова Подробнее

Впрочем, позже страсти улеглись, и Коралли даже стал захаживать к бывшей жене в гости. Правда, Шульженко каждый раз просила: «Только на полчаса, Володя, больше тебя не вынесу ни я, ни Жорж». Имелся в виду Георгий Епифанов - последняя и, пожалуй, самая роковая ее страсть…

Эта история началась еще до войны, когда на день рождения среди мешков других писем от поклонников Клавдии Ивановне пришла поздравительная открытка, подписанная «Г. Е.». Тогда Шульженко не обратила на нее внимания, но подобные открытки стали приходить на каждый праздник в течение 17 лет! И всякий раз певица гадала, кто же такой этот таинственный Г. Е. и почему он неизменно отправляет свои послания из разных городов: по его весточкам можно было изучать географию Советского Союза…

Уже после того как Шульженко развелась с мужем, ей представили телеоператора Георгия Епифанова: мол, он ее давний, но тайный воздыхатель. Среднего роста, красивый, мужественный - Клавдия Ивановна сразу поняла: он и есть загадочный Г. Е.

Георгий признался, что много лет назад влюбился в голос Шульженко, услышав всего лишь одну песню в ее исполнении - мексиканскую «Челита». Ради этой песни он купил сначала пластинку, а потом патефон. И каждый раз, приходя в музыкальный магазин, интересовался у продавщиц: «Появилось что-нибудь новенького у Шульженко?».

В первом ряду

…Шульженко и Епифанов проговорили целый день, вечер и начало ночи. А потом она сказала: «Вам пора уходить. Или остаться». И он остался. Георгию было 39, Клавдии Ивановне - 51 год. Они никогда не бывали вместе подолгу: он мотался со своей камерой по командировкам, она - по гастролям. И снова получала от него письма и телеграммы: «Москва исстрадалась без тебя, а один москвич, наверное, умрет, если поезд опоздает даже на минуту. Г. Е.». Она отвечала: «Без тебя я просто чахну, похудела от тоски. Я так тебя люблю, как сорок тысяч братьев любить не могут. Вчера пела только для тебя, мой родной, любимый. Жорж, ты моя лучшая песня любви».

Конец у этой песни, правда, оказался печальный. Через несколько лет они расстались - Клавдия страшно ревновала своего Жоржа, закатывала ему скандалы и наконец прогнала. Позвонила ему только накануне своего юбилейного концерта - ей тогда исполнилось семьдесят: «Надеюсь увидеть тебя в первом ряду, как всегда».

Когда в 1984-м Клавдии Ивановны не стало, Епифанов сберег свой старинный патефончик и все пластинки с ее голосом. Он пережил Шульженко на 13 лет и умер 24 марта, в день ее рождения. Накануне было опубликовано его интервью, озаглавленное «Одинокий рыцарь примадонны». Там он снова признавался великой певице в любви, которую время так и не погасило.