Моя война. Читатель «АиФ» вспоминает детство 40-х

Мне восемьдесят лет, и, пока моя память хранит события тех лет, я решил описать происходившее в деревне, где я родился.

Посвящаю свои воспоминания дедушке со стороны матери Алексею Никифоровичу Потапову и матери Елене Алексеевне Хлабордовой. Благодаря их заботе я и мой старший брат выжили в мясорубке войны.

Мирная жизнь

Я родился в деревне Луньки Островского сельсовета Суражского района Витебской области. Деревня находилась в двадцати километрах от границы РСФСР, в ней насчитывались около 50 дворов, проживали 300 человек. В деревне не было ни света, ни телефона, ни радио. Хаты освещали керосиновыми лампами или лучинами, когда керосин заканчивался. В деревне работал колхоз «Новый путь», пахотной земли было очень мало, поэтому работы всем взрослым не хватало, и молодежь уезжала в город, в основном в Ленинград.

Из довоенной жизни мне особенно запомнились мытье в бане и походы вместе с братом в гости к бабушке Варваре - она нас угощала медом и свежими огурцами.

Война

О начале войны в деревне узнали от нарочного, приехавшего из сельсовета в обед 22 июня. 6 июля призвали всех военнообязанных мужчин, в том числе моего отца, посадили на телеги и отправили в Сураж. С тех пор сведений о нем мы нигде не нашли - он не числился ни среди погибших, ни среди пленных. Такая же судьба постигла остальных мужчин деревни. Дедушка сразу начал строить в лесу землянки: одна из них выручила нашу семью осенью 1943 г. Деревенские стали закапывать  в землю в хорошо укрытых местах самые ценные вещи и продукты. Все запасы из амбаров были спрятаны. Благодаря этим запасам мы два года не страдали без соли и ели сало, приготовленное еще в 1940 г., а также помогали партизанам, чем могли.

Из района пришел приказ, и все колхозные кони, коровы, овцы, а также запасы зерна, были сразу отправлены на Восток. Остальное колхозное имущество разделили между собой жители деревни. Фронта в деревне не было: наши разрозненные части отошли, оставив в лесу 2 радиостанции на «полуторках», так как не было бензина. В деревне наступило затишье, но однажды мы чуть не погибли: мы, дети, сидели на крыльце одной из хат, когда над деревней очень низко пролетели сначала наш истребитель, потом фашистский, который выпустил очередь, из-за чего хата загорелась. Уже после войны я узнал, что советский летчик был сбит, а его останки нашли в болотах в 1958 г.

До зимы гитлеровцы у нас не появлялись. Иногда наезжали полицейские из соседней деревни Гарьково… В этот период в деревне появились два раненых красноармейца: они остановились в нашей хате и целый месяц залечивали раны. Когда появлялись полицаи, раненые прятались в проеме за печкой. Поправившись, красноармейцы ушли к партизанам.

Я запомнил и случай, когда зимой 1942 г. в нашу деревню приехали лыжники в маскхалатах: мы обрадовались, потому что на их шапках были красные звездочки, и подумали, что пришло освобождение. Лыжники были вооружены только стрелковым оружием: они прошли по Западной Двине почти до Витебска, уничтожая мелкие немецкие гарнизоны. Из рассказов взрослых мы узнали, что назад вернулась только половина.

Оккупация

Этот период в жизни моей семьи длился два года и два месяца. Наша деревня находилась в партизанской зоне, и постоянного присутствия врагов не было, зато неоднократные проводились карательные операции, в ходе которых в округе были уничтожены все деревни. Было очень страшно. Наша семья тогда несколько раз могла погибнуть. Когда проводилась первая карательная операция, мы успели спрятаться в болотистом лесу. Это было приблизительно в марте 1942 г.: тогда гитлеровцы лес не прочесывали, только производили обстрел из минометов и бомбили с воздуха, если замечали дым. Так мы провели пять дней, а когда вернулись в деревню, обнаружили, что пять хат, в том числе наша, были сожжены.

Когда осенью проводилась вторая карательная операция, мы тоже прятались в лесу. Проснулись мы от галдежа, потому что враги заметили коров. Дедушка показал нам, куда бежать, а сам еловыми лапками замел наши следы. Нас спасло и то, что в цепи прочесывающих лес все команды повторялись и на русском языке, благодаря чему мы все время опережали цепь карателей. Потом мы спрятались в болоте, враги туда не полезли, а открыли огонь. Нам повезло - все уцелели. Выйдя утром из лесу, мы увидели, что на месте деревни - только печи с трубами. Все остальное было сожжено… Зимой мы жили в сарае, но, когда следующим летом опять началась карательная операция, фашисты сожгли и сарай. Мы построили шалаш из еловой коры и веток и жили в нем. Но в августе 1943 г. нас все-таки схватили и загнали в деревню Гарьково, где взрослых заставили убирать урожай…

Тогда бабушка Варвара, мать и я заболели тифом. Бабушка умерла, а дедушка погрузил наши пожитки на телегу, и мы мимо караула пробрались в лес, где в начале войны была вырыта землянка. Если бы не партизаны отряда Гурко, которым наша семья помогала, чем могла, мы бы умерли от голода и болезней. Партизаны меня и больную мать переправили за линию фронта, и мы попали в госпиталь. Потом за линию фронта переправили дедушку и брата. Так закончилось наше пребывание на оккупированной территории.

Жизнь с нуля

Осенью 1943 г. нас выписали из госпиталя. Уже выпал снег. Нам с собой выдали по небольшому куску хлеба, и мы пошли по дорогам Смоленской области искать дедушку. Одеты мы были не по погоде, и, кроме документов и нескольких довоенных фотографий, у нас больше ничего с собой не было.

Дедушку мы нашли через двое суток в городке Велиж, где он работал конюхом в Витебском обкоме комсомола.

Нам в бараке выделили одну койку на двоих, мать начала работать уборщицей в обкоме. В школу я не пошел, хотя мне шел девятый год, потому что не было обуви. Я сидел весь день в бараке на койке и только вечером, с приходом матери, в ее обуви выходил на улицу.

Весной 1944 г. мы переехали ближе к фронту на одну из железнодорожных станций между Смоленском и Витебском. Там я впервые увидел фильм «Кровь за кровь, смерть за смерть» о девушке, замученной фашистами.

После освобождения Витебска в июне 1944 г. мы въехали в город: Витебск горел, людей не было, только трупы вражеских солдат и много боеприпасов.

Тогда по заданию властей дедушка собирал из зданий мебель, а я ему помогал. Немцы оставили много заминированной мебели, но благодаря опыту дедушки мы уцелели.

Постепенно в город начали возвращаться жители из эвакуации и деревень. Запомнились похороны погибших во время освобождения Витебска, а также забота властей о детях. В конце июля 1944 г. был организован детский лагерь для таких, как я, голодных, оставшихся без отцов.

В сентябре я пошел в первый класс. К сожалению, из-за оставшихся боеприпасов случались трагедии. Помню, как трое учеников не пошли на уроки, а решили добыть порох из снарядов. Остался в живых только один - искалеченный, без руки и ноги.

На этом закончилась моя война…

А. В. Хлабордов, Минск