Алиса Фрейндлих: «Ангел-хранитель – это суммированная энергия любви»

Она продолжает сниматься в кино и играть в БДТ им. Товстоногова – театре, которому отдала 36 лет жизни. В апреле 2019-го, например, сыграла там главную роль в премьере спектакля «Волнение» по пьесе драматурга и режиссёра Ивана Вырыпаева, которую он написал специально для Фрейндлих. По сюжету главная героиня, знаменитая писательница – одна из самых необщительных писательниц в мире, – даёт журналисту интервью, которого тот добивался всю жизнь.

Фрейндлих чем-то похожа на свою героиню – с прессой общается крайне редко. «АиФ» собрал высказывания актрисы из её интервью нашей газете.

О детстве

– Наши дети, к сожалению, уже с малолетства не ценят игрушки, потому что у них их навалом. Я помню, как моя первая кукла была сшита из старых чулок. Я сама рисовала и вышивала на этой чулочной мордочке глазки и губки. И какое это было счастье, как я её любила, эту куклу! У меня есть фотография моей дочери, которая сидит на диване, и её не видно, потому что она вся  в куклах. Так уж получилось, что она родилась довольно поздно, и все мы, наши друзья и родственники, были так счастливы, что её задарили игрушками. Может ли ребёнок в такой ситуации ценить самую малость?

 

 

 

 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Публикация от Elena (@my_new_practice) 9 Сен 2019 в 2:25 PDT

О войне и блокаде

В блокаду я была совсем маленькая, так что с моей стороны подвиг был очень незначителен. Это был подвиг моей бабушки, которая в самую тяжёлую зиму 1941–1942 гг. установила в доме жёсткую дисциплину: не позволяла нам выкупать хлеб вперёд, съедать его раньше времени. Она выдавала нам, детям (мы были вокруг неё – трое детей мал мала меньше), еду строго по расписанию. Мне было, правда, уже 7 лет, брату моему – 5, а сестре вообще даже года не было… Мы получали по часам по масенькому-масенькому кусочку хлеба или другой еды, которая была на тот момент добыта: наши молодые мамы работали, а бабушка нас, что называется, блюла.

Вот это для меня был её подвиг… Помню, как бабушка была настроена на необыкновенную дисциплину. В зимние холода мы с ней выходили во двор нашего дома, разрыхляли сугроб, снимали верхний слой, набирали в ведро снег почище, растапливали его на печке-буржуечке, и бабушка умудрялась нас, троих детей, мыть. Как бы это ни было, казалось бы, невозможно в то время, тем не менее она нас всё-таки содержала по всем санитарным нормам.

Мы жили в коммунальной квартире, и люди там помогали друг другу как могли. Когда в 1943-м блокаду частично сняли и я пошла в школу, помню, что мы, школьники, были все настрое­ны на то, чтобы помогать взрослым: ходили по квартирам, в которых находились больные и совершенно беспомощные люди, собирали на улице щепки, дрова и обломки чего-то такого и носили нуждающимся, чтобы топить. Приходили в госпитали, давали там концерты… В первый год школы всё время занимались в бомбоубежище: постоянно спускались туда, не снимали с себя ни пальто, ни рукавицы и так учились письму.

Алиса Фрейндлих в детстве pic.twitter.com/hsOefknoEZ

— История (@history__ru) December 3, 2019

Если бы город не сопротивлялся изнутри, было бы гораздо тяжелее избавиться от этой блокады. Сегодня, задним числом вспоминая настроения людей в то время, о которых я догадывалась, могу сказать: вера, что город не сдадут, поддерживала и давала силы очень многим. И не только вера, кстати сказать, а ещё и деятельное участие в обороне города. Мне кажется, что люди этим воодушевлялись – тем, что за пределами блокадного кольца так же борется с врагом их родная страна и она не оставит Ленинград. И эта вера, конечно, их спасала… А каково людям было бы сохранить в себе эту веру, веру в Победу, если бы Ленинград достался врагу? Но я не хочу сейчас даже думать об этом…

Сегодня некоторые спрашивают: «Надо ли было сдать Ленинград, чтобы избежать лишних жертв?» Думаю, что это недомыслие. Имеем ли мы вообще сейчас право задавать такой вопрос? Сослагательного наклонения у истории, как известно, нет. «Если бы…» – не постановка вопроса. Я не понимаю, как можно даже вообразить себе, что наш город сдали бы немцам. Думаю, они мало кого пощадили бы тогда… Для чего же нужен ответ на такой вопрос? Для какого-то будущего, когда блокада ещё раз повторится? Не дай бог!

«Мы - люди добрые». Алиса Фрейндлих - о вере в Победу и исторической памяти Подробнее

Об энергии любви

Я убеждена, что ангел-хранитель – это суммированная энергия любви... людей, которые нас любили. И думаю, что в блокаду меня спасала энергия любви  мамы, бабушки и других близких.

Энергия любви и добра – это субстанция, которая действенна, материальна. Но и недобрая энергия – тоже.

О свободе

10, 15, 25 лет в сравнении с 70-летней историей советского разрушения – слишком мало, чтобы всё встало на свои места. Нужно, чтобы сменилось одно, два, даже три поколения, дабы вытравить из себя метастазы. Библейский Моисей 40 лет водил евреев по пустыне с целью вытравить из них несвободу… Чтобы изжить её из нас, нужно гораздо больше времени, чем минуло с начала перемен. Прошло только четверть века… Русские, особенно православные, – люди добрые и сострадательные. Это поможет нам преодолеть нашу инертность и леность. Когда в квартире делается ремонт, все переступают через мешки с цементом и недовольны. А когда наконец дом почистят, всё красиво и свеженько, все будут рады. Но для этого надо время и надо трудиться…

Свойство русского человека – мы очень горючие. Долго запрягаем, а уж если едем, так едем. Это неистребимо в нас: терпеть, терпеть, а потом  взрываться.

Алиса Фрейндлих с дочерью Варей, племянником Алексеем и отцом Бруно Артуровичем. pic.twitter.com/e4VLiBNwKc

— История (@history__ru) October 3, 2016

О добре и зле

В мире постоянно происходит вечный энергообмен добра и зла. И сейчас, мне кажется, он кренится в сторону зла. Неуверенность в завтрашнем дне, когда люди боятся за своё будущее и за будущее своих детей, из-за этого. Я убеждена, что люди страшатся не столько того, что завтра не будет хамона, пармезана и других мелочей, без которых человек может прожить нормально, а того, что в мире назревают конфликты и положительная энергия в них окажется в меньшей силе, чем отрицательная. И тогда – кто кого…

Потому что – настолько всё пылает вокруг! У меня такое ощущение, что мы нашу бедную планету расшатали! А она – живой организм. Поэтому она вздрагивает, ершится, проявляет недовольство, а потом мстит нам…

Там, где скапливается отрицательная энергия, происходят катаклизмы и войны. Я заметила, что когда в стране напрягается атмосфера и происходят политические игры, которые обостряют отношения, то даже собаки на улице начинают драться остервенело. Мои окна выходят на улицу, и, когда там выгуливают собак, слышно, как в это время они между собой начинают огрызаться и лаяться. Обилие негативной энергии действует даже на животных. А уж Земля-то вздрагивает наверняка от того, что мы к ней немилосердны и недобры. Тут что-то взорвалось, там рухнул поезд или самолёт… Скоплением негатива мы сами возбуждаем стычки людей друг с другом.

Но это чисто из области моих чувств. Я чувствую, что мы выпускаем в эфир слишком много отрицательных эмоций… А ведь любить, улыбаться, прощать, извиняться – это же так нетрудно! Почти ничего не стоит сказать: «здравствуйте», «до свидания», «простите», «пожалуйста», «проходите», «присядьте». Как этого не хватает сейчас!.. Что такое храм, как я понимаю? В храм человек приходит помолиться, пожаловаться, попросить о чём-то. Другой придёт поблагодарить за что-то хорошее. Эти энергии находятся в постоянном взаимо­действии. И тот, кто пришёл просить, получил часть энергии того, кто благодарил. Так же и за стенами храма происходит вечный энергообмен, в том числе добра и зла.

Статья по теме

Алиса Фрейндлих: Милость к павшим

Разочаровалась ли я в человеке как таковом? Нет, ну что вы! Хотя Вольтер сказал: «Мы оставляем этот мир таким же глупым, каков он сейчас». Это не я придумала…

О времени

Знаете, как я сейчас ощущаю время? Я ему удивляюсь. Даже не успеваю оглянуться, как тот ребёночек, которого вроде бы совсем недавно возили в детской коляске на нашей лестничной клетке, уже куда-то бежит по своим делам – взрослый юноша. Я не успеваю опомниться: куда ушло это время? Куда оно сгинуло, как быстро проскочило! Я давно живу в одном доме, на улице Рубинштейна в Петербурге, – почти 40 лет. Целое поколение уже ушло, их дети стали взрослыми. А я обалдеваю от этого… (Улыбается.)