Вячеслав КОСТИКОВ: Чему мы можем научиться у Китая?

Статья по теме

Вечеслав Костиков: «Слепые ведут слепых? В чём вина нынешней элиты»

А можно ли представить, что вдохновители травли Солженицына или Сахарова приходят в Фонд Солженицына или в Сахаровский центр и со слезами на глазах просят прощения?

Думаю, что у нас такое и вообразить трудно. Гонители лучших людей если и не прощены, то забыты. Власть, да и значительная часть общества не любят ворошить трагические страницы истории. Приятней писать (в том числе и в учебниках) о «славных свершениях».

Но так ли безобидно забвение прошлого? Вымарывание из истории следов преступлений вождей и их опричников, ура-патриотические интерпретации прошлого в угоду политической конъюнктуре снижают порог чувствительности общества к злу. Оправдание преступлений против собственного народа под предлогом того, что большие деяния (коллективизация, индустриализация, борьба с «врагами народа» и т. д.) требовали и больших жертв, извращает политику и развращает политиков.

Призраки коммунизма

В этой связи интересно посмотреть, как «обустраивают» прошлое китайцы. Ведь их история тоже изобилует страшными страницами. Вспомним хотя бы «культурную революцию» 60-х годов, развязанную Мао Цзэдуном для укрепления личной власти и повлёкшую за собой десятки миллионов жертв. Культурному достоянию страны был нанесён колоссальный ущерб.

Вокруг оценки тех событий в Китае тоже ведётся острая идеологическая борьба. Совсем недавно (в декабре 2013 г.) по всей стране шли шумные торжества по поводу 120-летия со дня рождения Мао Цзэдуна. И вдруг в разгар кампании пропагандистская машина резко затормозила и дала задний ход. В прессе замелькало непривычное для китайского слуха слово «раскаяние». Одна за другой газеты стали публиковать покаянные воспоминания бывших «красногвардейцев». А буквально на днях группа бывших хунвейбинов, принимавших участие в погромах и публичных казнях «гнилых интеллигентов», посетила в Пекине одну из элитных школ и склонила головы перед бюстом замученной ими учительницы. Среди пустивших слезу была и постаревшая активистка Сон Биньбинь, которая лично забила учительницу деревянной палкой. Китайская пресса широко освещала это событие. В чём же дело?

Схватка имён

Несмотря на то что огромный портрет Мао по-прежнему украшает главную площадь страны, в Китае, похоже, возобновляется борьба вокруг его имени. Причём споры идут не столько об оценках прошлого, сколько о выборе будущего. В этом смысле ситуация напоминает нашу. Например, сама политическая трескотня по поводу Ленина и Сталина мало кого серьёзно волнует. Её поддерживают лишь лидеры КПРФ из опасения, что без тов. Сталина их политический багаж совсем обесценится. Ведь по существу никто и не возражает, что Великая Октябрьская революция ввела в историю ХХ века действительно крупные имена. Дискуссия в значительной мере обусловлена тем, что общество никак не определится с вектором развития.

Китайцы неспроста в очередной раз взялись за переоценку «культурной революции». Хотя она на несколько десятилетий отбросила страну назад, в Китае до сих пор спорят о том, велик ли был тов. Мао или не очень. Компромиссную формулу нашёл Дэн Сяопин, ставший после смерти Мао архитектором «пекинской весны». Мао, по его оценке, «был на 3/10 плохим, но хорошим на 7/10». Казалось бы, тема закрыта. Однако в условиях бурного развития капиталистических отношений в Китае споры о «наследии» закипели с новой силой.

О чём спорить?

Причин несколько. В Китае появился заметный и очень динамичный (в отличие от нашего) класс буржуазии. В том числе средний класс. В страну возвращаются тысячи молодых китайцев, получивших образование в Европе и США. Страна крепко привязана к мировой экономике и финансам и, следовательно, включена во многие процессы глобализации. Чтобы не выталкивать на обочину общественной жизни эти новые силы, китайская компартия постепенно ослабляет и цензурную хватку, и монополию мнений. Расширяются границы свободы. И естественно, что сегодня китайцы, особенно молодые, начали задавать себе неслыханные ранее вопросы. Нужен ли для Китая свой «особый путь», годятся ли для нового Китая «бессмертные идеи» Мао, в какой мере можно воспользоваться оправдавшими себя формами европейской и американской демократии? Каков допустимый разрыв между очень богатыми и не очень? Сколько иностранной культуры можно впустить в Китай?

Эта полемика в Китае может приобрести ещё большую остроту, чем у нас. Дело в том, что там, как и у нас после 90-х, началось сильнейшее расслоение общества на бедных и богатых, на процветающие «точки роста» и глухую провинцию. В Китае это ощущается сильнее. Несмотря на огромные темпы роста экономики и заметные социальные сдвиги, интоксикация китайского общества идеями Мао (как и «деяниями» тов. Сталина у нас) продолжает оставаться очень сильной. В том числе и по причине массовой неграмотности населения. И в ходе празднования 120-летия со дня рождения Мао Цзэдуна власть имела возможность убедиться в том, что соблазны уравниловки в условиях всеобщей бедности всё ещё очень сильны в китайском обществе. Публичная демонстрация любви к «великому кормчему» стала для власти сигналом того, что дальнейшее углубление разрыва между бедными и богатыми может привести к росту недовольства. Уже сегодня из Китая время от времени поступают сведения, что в том или ином районе страны пришлось применить силу для подавления беспорядков. И похоже, что изощрённая китайская элита уловила этот сигнал. В отличие от нашей, всё ещё озабоченной перевариванием жирных кусков национального богатства. Не случилось бы несварения желудка…