Как мы выжили? История страны в судьбах читателей «АиФ»

Статья по теме

Чтобы память жила. Минск посетила Нехама Дробер, пережившая Холокост

Через пару дней к нам вновь ворвались люди из НКВД и выставили нас с мамой из квартиры, опечатав ее. Хорошо хоть, что позволили одеться, а не выставили на мороз голыми.

Начальник госпиталя инвалидов ВОВ, где работала мама, выделил нам угол в общежитии, где на 20 м² жили три семьи: трое взрослых и двое детей. Нервный срыв уложил маму на больничную койку, она была беременна и потеряла ребенка. Много лет она ездила в Минск, в Москву, чтобы узнать, за что же арестовали отца и осудили на 10 лет в исправительно-трудовом лагере. Везде, куда она обращалась, чуть ли не силой ее заставляли подписать согласие на развод.

Уже много лет спустя, когда мы нашли отца, он рассказал, что следователь Гуревич задавал ему на допросах глупейшие вопросы. И самым глупым был такой: «А почему это ты, Александр Васильевич, не застрелился, а сдался в плен?». И сегодня хочется задать этим следователям вопрос: а кто бы защищал страну, если бы все, попавшие в плен в окружении, застрелились?

Очень долго мы ничего не знали об отце. И только в самом начале 50-х годов из Москвы пришло письмо на адрес бабушки, в котором папа спрашивал, где мы. Так мы узнали, что отец в городе Инта Коми АССР, в 3-м лагерном отделении и работает на благо государства в шахте №9 проходчиком. В системе ГУЛАГа бесплатно трудились до 10 миллионов человек - ежедневно, без выходных и отпусков. Всему миру известно, что в основе экономической мощи великой сверхдержавы лежал рабский труд. И одним из этих рабов был мой отец. Я считаю, что заплатить тем, кто за 300-400 гр хлеба в день строил экономику страны, и их потомкам  – прямая обязанность современного государства.

За колючей проволокой

И снова мама стала ездить в Москву, в Минск. Доездилась. Однажды маму вызвали и в добровольно-принудительном порядке предложили отправляться к мужу. Ведь на развод она так и не согласилась. И мы оказались в Инте. То, что я там увидела, привело меня в ужас. Кругом колючая проволока лагерей, а вокруг - бараки, все «удобства» на улице. В одном из таких бараков нас и поселили. Он стоял перед самым терриконом шахты. Порода в отвале постоянно дымилась, отчего стоял мерзкий запах. В бараке было около 20 комнат, слышимость идеальная: в первой комнате кто-то чихнул - в 20-й все слышно.

На изломе

Узников охраняли солдаты с автоматами и огромными злыми немецкими овчарками.

По приезде в Инту у меня начались проблемы со здоровьем. Сначала тиф, с которым я отлежала в больнице все лето. Тиф дал осложнения на глаза, надела очки. Потом ревматизм, затем врачи ставили диагноз «ревматизм с признаками полиартрита». Но самое страшное было зимой (а зима там длится с сентября по май), когда начались бесконечные пневмонии - за зиму я болела раз шесть. После пневмонии – плеврит. И последняя точка – открытая форма туберкулеза. Лечили первое время аспирином, а чтобы каверны затянулись, делали продувание. Процедура очень неприятная: между ребер вводят огромную иглу и через нее вводят кислород, который сжимает легкие. Чтобы не волновать маму, я не подавала виду, что мне страшно и больно, ведь мама ждала ребенка. 31 марта 1955 года родился мой брат. В это время папа уже был освобожден из лагеря и отбывал 5-летнюю ссылку.

Мой отец стал врагом народа, потому что в первые часы ВОВ он - кадровый военный, тяжелораненый - попал в плен. Прошел в Германии все круги ада в концлагерях:  в Эбенроде, Хаммельбурге, Заксенхаузене. Но как-то ему удалось бежать, и он долгое время шел на восток по ночам, пока не оказался на территории Беларуси. Здесь он попал в партизанский отряд им. Рокоссовского, бригаду им. Жукова, где был начальником штаба отряда. После освобождения Беларуси папу отправили на работу в Могилев преподавателем в школе механизации сельского хозяйства. А потом арестовали. Изломали жизнь всей семье. Не знаю, как жили и живут сотрудники НКВД с такой страшной ношей, неужели об этих своих «подвигах» они могли рассказывать своим детям и внукам? Умер папа 1 июля 1999 года - было ему почти 87 лет, он пережил маму на 15 лет, она умерла всего в 65. Это последствия всех мук, которые она вынесла от собственного государства. Отца реабилитировали в марте 1960 года «за отсутствием состава преступления».

Светлана Борисова, Могилев