И толстый слой Алжира. Вокруг городов Франции образовались гетто мигрантов

Проблема мигрантов в Евросоюзе вовсе не в их количестве. А в том, что они начинают переделывать страну, куда приехали, под себя – с собственными законами и традициями. Тех, кто не согласен, обвиняют в расизме и дискриминации.

29-летний Мохаммед аль-Дауляти, перебравшийся во Францию из Алжира, не работает уже три года. Его жена тоже сидит дома – смотрит за четырьмя детьми. За квартиру в париж­ском пригороде Сен-Дени они отдают лишь 25% арендной платы – остальное компенсируют социальные службы. Мохаммеду выплачивают 650 евро в месяц как безработному с детьми, плюс на каждого ребёнка он получает дополнительное пособие в 184 евро. Недавно в социальной службе Мохаммеду невежливо указали: хорошо бы наконец-то найти себе работу. Это его обидело. Воспользовавшись услугами бесплатного адвоката, аль-Дауляти подал жалобу по обвинению в расизме. В разговоре со мной Мохаммед не скрывал: ему прекрасно живётся на французские пособия. «Вот на днях телевизор купили, дети в восторге. Я что считаю? Франция в своё время завоевала Алжир. Подавляла наше восстание, убила сотни тысяч человек. Пусть отвечают за сделанное и помогают жить моей семье». Ещё в 60-х годах XX века 45% иммигрантов во Францию были европейцами – ехали из Португалии и Греции. Сейчас больше половины приезжих – из Алжира, Туниса, Марокко. Всего в республике проживают 7 млн иммигрантов с Востока (11% населения), в основном – выходцы из Северной Африки. Но проблема не в этом. А в том, что они стараются жёстко переделать страну под себя.

Запад «загнивает» уже больше 100 лет. Теперь «горит в огне». И что же? Подробнее

«Без паранджи? Позорище»

В отличие от халявщика Мохаммеда 33-летний Нусреддин из Марокко – законопослушный налогоплательщик: он владеет магазинчиком мясных продуктов в районе Шато-Руж. Однако Францию кроет последними словами. «Запретили нашим женщинам закрывать лицо, моя супруга должна выходить на улицу без паранджи! Что скажут соседи? Позорище». В прошлом году на Нусреддина пожаловались: тот резал на улице барана – вытекло много крови, и процедуру видели школьники младших классов. Мясник обратился в суд, назвав жалобщиков «фашистами, не уважающими чужую культуру». «Я соблюдаю традиции нашего народа, – объясняет он мне с возмущением. – Какие могут быть претензии? Когда французы захватили Марокко и установили свои порядки, нас никто не спрашивал». На мой вопрос, почему он не возвращается домой, Нусреддин искренне удивляется: «Там проблемы с работой, во Франции мне проще». В Шато-Руж доля иммигрантов достигает 75%, европейца на улице встретить нелегко. Всюду халяльные рестораны, надписи на арабском, лавочки с хиджабами. На светлокожих людей смотрят с подо­зрением, предполагая, что это переодетые полицейские. Я достаю фотоаппарат и тут же встречаю шквал ругательств. На меня кричат сразу несколько человек – озлобленно, размахивая руками. «Какого хрена тебе нужно в нашем районе? Женщин наших фотографируешь? Убери камеру, иначе морду разобьём». Пост полиции неподалёку, но стражи порядка просто советуют мне уехать: «Тут правда небезопасно для вас». – «Даже среди бела дня?» – «Здесь свои законы, дорогой месье».

Избивают за бутерброд

Политика Франции, да и других государств ЕС, строилась на следующем: вот приедут к нам мигранты, увидят, как мы замечательно живём, и захотят устроить свои семьи по нашему образцу. И воспитают своих детей как настоящих французов. Но ничего подобного не произошло. «Французские солдаты в Алжире (имеется в виду «освободительная война» алжирцев в 1954–1962 гг. – Авт.) уничтожили семь человек из моих родственников, – злится Халед, родившийся во Франции 15 лет назад. – И я обязан уважать эту страну? Её нация столетиями убивала, насиловала, грабила страны Африки, выкачивала все ресурсы – из-за них Алжир сейчас живёт в нищете. Они мне должны, а не я им!» Халед часто ворует в магазинах понравившиеся продукты и материт законодательст­во: «Чёртовы французы требуют: несёшь сумку, у тебя должен быть чек на всю сумму покупок, каждый полицейский может проверить. Гады». Четыре исламиста, совершивших 13 ноября 2015 г. самый кровавый теракт в истории Парижа (130 убитых и 423 раненых), родились в соседней Бельгии, а трое других боевиков – в небольших французских городах. Такое уже не редкость – дети иммигрантов, появившиеся на свет во Франции, прекрасно говорят на французском, но ненавидят страну и её жителей. В мае прошлого года во время мусульманского поста Рамадан в Шато-Руж избили человека: во-первых, он ел днём на улице (что запрещено во время Рамадана), а во-вторых, его обедом являлся сандвич со свининой. Иммигрантские пояса, окружающие крупные города Франции, превратились в гетто: их обитатели живут так, словно не уезжали из Африки. «Они нас побеждают, – вздыхает водитель автобуса Марсель Дюран, вынужденный в ­2003 г. переехать из Сен-Дени в другой район Парижа. – Мне надоело. Я здесь родился. Но машину у дома не поставишь – разобьют стекло, вытащат всё содержимое. Вечером лучше не ходить – у девушек вырывают сумочки, у мужчин отнимают часы и кошельки: в ход часто идут ножи. Ночью полицейские по вызову в Сен-Дени просто не приезжают – говорят, есть опасность, что нападут толпой и отнимут огнестрельное оружие. И, главное, нельзя прямо сказать: араб украл у меня бумажник. Начинаются обсуждения: как вы могли, где ваша толерантность, беженцам и так пришлось несладко. Я не скрываю, что голосую за правых – «Национальный фронт». Сил моих больше нет».

«Теперь арабы наши хозяева». Почему восточные немцы скучают по ГДР? Подробнее

Платят, чтобы они уехали

Возле Эйфелевой башни тусовка чернокожих торговцев – расстелив платки, они разложили на них нехитрые сувениры и зазывают туристов. Стоит появиться полицейскому – африканцы быстренько хватают платок за четыре угла, завязывают и скрываются с пожитками. Это откровенные нелегалы, живущие во Франции на птичьих правах. Множество иммигрантов днями и ночами работают в лавочках Шато-Руж и Сен-Дени за 500 евро в месяц, хотя минимальная оплата труда в стране составляет 1521 евро. Из знаменитой «европейской волны беженцев» 2015 г. во Францию попали 500 тысяч человек, и 300 тысяч… просто растворились. Их элементарно не могут найти. Они-то и являются сотнями тысяч безмолвных рабочих, подпольным миром «чёрного труда» французских городов. Правительство выплачивает 2500 евро наличными каждому нелегалу, кто добровольно согласится покинуть Францию и вернуться на родину. Желающих почти не находится. Все хотят остаться в богатом Евросоюзе навсегда, а в перспективе – перетащить сюда жену и детей, дабы превратить ЕС в Алжир и Ливию.

Статья по теме

Африка в Италии. В Европе так и не придумали, что делать с мигрантами

Я иду по Шато-Руж, и тут больше нет ничего француз­ского. Всюду арабская музыка, сомнительные личности предлагают купить явно краденые смартфоны, на тротуарах прогуливаются торговцы марихуаной. Раньше иммигранты хотя бы делали вид, что уважают законы Франции, – теперь даже и не стараются. Они пользуются всеми её благами, живут на пособия, но плевать хотели на культуру и традиции государства. Зато со своими противниками иммигранты борются методами демократии – жалобами, судами и обвинениями в расизме. В результате, когда режут очередного барана на улице, парижане боятся слово поперёк сказать.