Романс на 30 лет. Как Рязанов чуть Мягкова не утопил

А ведь Рязанов не раз признавался, что сначала не собирался экранизировать пьесу Островского «Бесприданница» и даже не перечитывал её со школьных времён.

«А дядя-то - лысый!»

Начнём с того, что съёмки «Жестокого романса» едва не обернулись трагедией. Туманным и холодным сентябрьским днём снимали сцену, когда Андрей Мягков (Карандышев) яростно гребёт на лодке за пароходом «Ласточка», где его невеста Лариса - с Паратовым, сбежавшая накануне свадьбы. Мимо лодки должен был проплывать колёсный буксир «Самара». На берегу – красивейший костромской Ипатьевс- кий монастырь. Первый дубль оказался неудачным – буксир проплыл далековато от лодки с артистом, и Рязанов попросил Мягкова в следующем дубле грести как можно ближе к судну, а капитана - максимально близко к лодке «шёпать» чугунными 3-метровыми лопастями. Мягков вновь сел за вёсла, спиной к буксиру... Лодка с гребцом-актёром, взлетев над водой, в секунду исчезла на глазах у съёмочной группы в водяной воронке, образовавшейся сильным течением и движением лопастей. А ещё через несколько секунд показались обломки лодки и… голова Мягкова - правда, без парика. «А дядя-то лысый!» - воскликнул какой-то мальчишка с берега, из зрителей-зевак. С тех пор 20 сентября - второй день рождения Андрея Мягкова. Густой туман в финальных сценах, кстати, настоящий, «дым-машина» не понадобилась: Волга у берегов Костромы, где снимался «Жестокий романс», в одночасье по капризу погоды стала такой, какой хотел её видеть Рязанов. И капитана он уговорил-таки выплыть на середину реки, в гущу тумана. Мягков же остался в убеждении, что спасся чудом, потому что перед съёмкой (а планировалось, между прочим, в тот день снимать другую сцену) он долго гулял по Ипатьевской обители, побывал и у чудотворной Фёдоровской иконы в соборе…

Бесприданница в рваных джинсах

Двух главных героев - Михалкова - Паратова и Мягкова - Карандышева - Рязанов «увидел» сразу, когда перечитал (по совету жены) пьесу «Бесприданница», которая его просто поразила. И тотчас получил согласие актёров сниматься. Сценарий поначалу сочинялся, по признанию режиссёра, под негласным лозунгом «Вперёд, от Островского!» Но - от Островского «бытового», замоскворецкого, с толстозадыми дремучими купчихами и пузатыми, алчными, грубыми купцами, с самоварами, фикусами и канарейками. Вперёд, к Чехову: ведь «Бесприданница» - едва ли не самая драматичная, «чеховская», тончайшая по настроению пьеса Островского. Критики были не в восторге. Наибольшее неприятие вызывала дебютантка - 24-летняя Лариса Гузеева в роли Ларисы Огудаловой, за которую «пела божественно» Валентина Пономарёва (в титрах её не оказалось, и она надолго обиделась на режиссёра). У Гузеевой, родом из-под Оренбурга, по словам Рязанова, был «оренбургский говорок». На пробы студентка Ленин градского института театра, музыки и кино Гузеева, подрабатывавшая моделью, явилась в рваных джинсах, с разноцветными ногтями и причёской хиппи, с монетками в волосах. Она тогда вовсю «зажигала», как сама вспоминает, и постоянно экспериментировала с внешностью - хиппи, панки, ирокезы, стрижка «под ноль», драные штаны… Да и в бурной личной жизни вовсе не была паинькой. На экране же её Лариса нежна, доверчива, беззащитна и романтична. Прямо как у Островского - существо не для этой жизни, и выстрел Карандышева для такой героини действительно «благодеяние». При этом актриса признавалась, что внутренне героиня была ей глубоко чужда, и опыт страстной несчастной любви был ей в 24 года абсолютно незнаком.

Медведя ели несколько дней

Среди волжских красот съёмки проходили в истинно творческой атмосфере. Артисты-цыгане, давние друзья Рязанова, пели не только в кадре, но и во время непрекращающихся застолий, которые для съёмочной группы устраивал и оплачивал Никита Сергеевич Михалков. И сам отплясывал и пел под цыганскую гитару, как его герой (но по утрам - обязательная пробежка). Когда задержали однажды зарплату всей группе, достал охотничью лицензию и отправился на охоту. Медведя, которого он добыл, ели тогда несколько дней! Вообще, Михалкову разрешалось всё – и импровизации, и слегка хулиганский кураж («Опять жеребцует!» - комментировал режиссёр). А банкеты после съёмочного дня бывали порой такими разгульными, что вызванные однажды кем-то милиционеры… в итоге полюбопытствовали: «А можно мы с вами посидим?»

Название «Жестокий романс» пришло сразу: Рязанов – большой ценитель старинных романсов - сначала хотел именно ими «пронизать» весь фильм. А в итоге ввёл изумительные песни Андрея Петрова на стихи Киплинга (легендарный «Мохнатый шмель»), Ахмадулиной, Цветаевой. И даже сам дебютировал как кинопоэт: «Любовь волшебная страна» - его стихи. Пришлосьмэтру и помучиться - с дебютанткой Гузеевой. Снимали по 10-15 дублей, а слёзы в кадре у неё, вполне современной «отвязной» девушки, Рязанов буквально выжимал, стоя и плача перед нею лично.

...Рязанов ещё не начинал снимать, а к нему подходили на улицах с сомнениями: зачем ещё одна экранизация? А после премьеры на фильм, неожиданно даже по тем временам, обрушилась критика. Да так, что, явившись позже к секретарю ЦК КПСС по идеологии М. Зимянину с просьбой об экранизации «Мастера и Маргариты», режиссёр не мог не посетовать на эту критическую атаку. «Ну что же вы раньше не сказали? - огорошил его главный идеолог. – Мы бы отрегулировали, мы и эти процессы контролируем».

Марина МУРЗИНА