Тунис – страна для веселых путешествий, или Дети Лоуренса Аравийского

Всадники

И родители, и друзья называли его просто Ахмедом. Это имя было самым распространённым среди мальчишек, родившихся примерно лет 25-30 назад в Тунисе. Времена тогда были нелегкими и неспокойными, и на всякий случай младенцам давали имя, означающее Удачливый, Дружественный или Мирный. Мир был важен – особенно на Ближнем Востоке.

Ахмед рос мальчишкой прилежным и послушным: ходил в местную школу по классу дарбука, но, поскольку его музыкальный слух оставлял желать лучшего, скоро его барабанная дробь невпопад утомила учителей, а больше - соседей по дому, и с карьерой дарбукщика пришлось распрощаться. Мальчишку это нисколько не огорчало, наоборот, радовало.

Он никогда не хотел быть музыкантом и развлекать гостей на свадьбах и иных праздниках. Ахмед представлял себя всадником, который бы мчался галопом на красивом черном скакуне по пескам Сахары, умело огибая дюны. Его лицо будет закрыто тагельмустом, синим 40-метровым платком, который родители подарят ему к совершеннолетию, а на кожаном ремне в ножнах (пока неизвестно, зачем) будет бить о бедро обоюдоострый меч. Куда бы он мчался, Ахмед ещё не знал. Но всадником быть хотел. А ещё он хотел быть туарегом. Представители этого народа казались ему наиболее мужественными и таинственными.

С Ахмедом мы познакомились в небольшом городке со странным названием Дуз, куда обязательно привозят всех желающих побывать в Сахаре, этом уникальном уголке Земли. К нам подъехал всадник. Его вороной конь в желто-синей попоне с позолоченными уздечками нетерпеливо перебирал ногами, поднимая мелкий песок и еле сдерживая себя под поводьями наездника.

– Я – Лоуренс Аравийский, не хотите ли прокатиться на моем Гиперионе?

Это уже рассмешило, поскольку Лоуренса мы все представляли исключительно как великолепного голливудского актера Питера О’ Тула, сыгравшего главную роль в фильме о полковнике британской армии, возглавившем восстание аравийских народов против турков в Первой мировой войне. Но как же мне захотелось в этот миг оседлать жеребца и ускакать на нем в утомленную знойным маревом пустыню!

Однажды такое уже случилось в моей жизни...

Где-то в ЮАР нам предложили конную прогулку. Владелец конюшни долго смотрел на меня, оценивая нагрузку на позвоночник бедного животного, и велел вывести своего личного коня. Как же тот был красив, благороден и силён!  Я подошёл к нему с левой стороны, погладил по рыжей гриве и угостил заранее приготовленной морковью. Конь, скосив на меня свои карие глаза, угощение принял, что послужило приглашением пообщаться. Как только я сел в седло, конь медленным шагом двинулся вперёд, аккуратно спускаясь по горной тропе к океану, а как только мы оказались внизу, он перешёл на галоп и понёс меня по берегу Атлантики. В тот момент я чувствовал себя птицей, потому что иногда все четыре ноги скакуна отрывались от земли и появлялось ощущение полёта.

– Хорошо, Лоуренс, – отозвался я. – Я согласен. Сколько будет стоить прокатиться на твоём Гиперионе? Только я поеду один. И туда, куда захочу.

– Конечно, мой друг. Куда захочешь! Ты сядешь на коня, а я проведу вас по пустыне. Куда захочешь! Для тебя недорого: всего 60 динаров.

Я, естественно, отказался. У меня отношения с конями не такие, чтобы просто ходить пешком по пескам в сопровождении поводыря.

Немного позже, когда Лоуренс и Гиперион прокатили моих попутчиков за 10 динаров, когда он помог собрать мне на память о Сахаре немного самого мелкого в мире песка, когда мы сидели с ним под дырявым навесом в небольшом кафе и пили чай на кедровых орехах, он признался:

– На самом деле моё имя Ахмед. И никакой я не туарег. И даже не бербер. Мои предки – потомственные бедуины и долгое время реально жили в пустыне. Я, конечно же, этого не помню, но родители рассказывали: когда французы построили для нашего народа в окрестностях Дуза дома и предложили переехать из палаток и шатров в каменные стены, мы поблагодарили их и стали в этих домах держать наших верблюдов. И перенесли свои жилища поближе к ним. Но против цивилизации не пойдёшь. К тому же наш город считается воротами в Сахару. И когда к нам стали приезжать гости со всего мира, мне удалось воплотить свою мечту – стать всадником. Я приезжаю сюда утром на велосипеде. В джинсах и кедах. Переодеваюсь в одежду туарегов, вывожу из конюшни коня и пытаюсь что-то заработать. Иногда получается неплохо, иногда ничего. А порой и в минус, так как в конце дня я должен оплатить прокат костюма и коня. Ты не обижайся за то, что не разрешил тебе самостоятельно проехать верхом. Мы тут работаем не совсем официально, и если, не дай Бог, конь тебя сбросит и ты получишь травму, нас выгонят отсюда. И мне придётся идти в оазис, лазить по пальмам и собирать финики. А я же всадник!

Пилоты

Во время нашего чаепития послышался гул моторов и показалась колонна джипов, выезжающая из города. Выбрасывающая тучи копоти и пахнущая соляркой, она остановилась неподалёку. Это подъехала элита туристического бизнеса пустыни – водители джипов. Их суровые и очень серьёзные лица могли бы претендовать, как минимум, на участие в «Ралли Дакар-Париж», а не на лёгкую, только лишь с некоторыми элементами экстрима, прогулку с гостями на дальние дюны, чтобы проводить уходящее солнце за горизонт. Эта поездка была для нас подарком от Национального центра по туризму Туниса, поэтому стоимость её не оговаривалась.

Мы расселись по внедорожникам. Подошёл пилот, завёл двигатель и, повернувшись, молча посмотрел на нас. Его глаза были синими, как море. Или как белорусские озёра летом.

– Бербер, - подумали мы.

– Белорусы, - подумал бербер.

Наконец он заговорил:

– Привет! Как дела? Меня зовут Лоуренс Аравийский. Я буду вашим водителем в Сахаре. Я, правда, плохо вижу и не умею управлять машиной, но у вас выбора нет: поездка-то бесплатная.

Тут он, конечно, улыбнулся, закрыл лицо платком, и мы помчались неизвестно куда.

– Ну вот, ещё один полковник, - сказал кто-то из нас.

Для тех, кто никогда не был в пустыне, это недолгое путешествие несомненно понравится и запомнится на всю жизнь. Вы попадёте словно на другую планету, и только солнце, клонящееся к закату, и попутчики рядом будут напоминать о нашем земном происхождении. Ваш Лоуренс Аравийский будет гнать по пустынному бездорожью, то заезжая на дюны, то резко спускаясь с них, как на американских горках, у вас будет захватывать дух и радоваться сердце от щенячьего чувства восторга. Потом машины остановятся на одной из вершин, и вы окажетесь в том месте, где Джордж Уолтон Лукас снимал свои знаменитые «Звездные войны».

Среди сохранившихся декораций к фильму живут бедуины, там же они предлагают путешественникам свой нехитрый товар: прошлогодние финики, пыльные пустынные розы, металлические браслеты и серьги, бусы из цветных камней неизвестного происхождения, традиционную одежду берберов и засушенных скорпионов. Мы видели, как какой-то злодей поймал рогатую гадюку, засунул её в пластиковую прозрачную бутылку и предлагал фотографироваться с ней за 1 динар.

Солнце тем временем приближается к вершинам Атласских гор и вот-вот скроется за ними. Его теплый свет, прощаясь с этой половиной Земли, окутывает пустыню желто-оранжевым покрывалом. Африканские дети, как по снежной горе, катаются в тёплом и мягком песке с вершин невысоких дюн. И, кажется, так было и так будет всегда.

Мы возвращаемся в отель. Наш сегодняшний Лоуренс без устали напевает какую-то песню, как нам слышится, состоящую из двух слов и двух нот. Но это же только кажется... Свет от фар внедорожников белыми лучами прорезает дорогу через темную ночь. На небе — зарницы от где-то разразившейся грозы. Вдоль трассы неторопливо черными тенями движется стадо верблюдов. Куда они идут в ночь, неизвестно. Но они-то точно знают, куда...

Погонщики верблюдов

В том же Дузе, где начинаются пески Сахары, одно из развлечений для гостей – прогулки на верблюдах. Стоит это удовольствие недорого, да и, кроме того, всегда можно поторговаться. Я подошёл к группе дромедаров, сидящей на горячем песке, и стал выбирать себе попутчика на прогулку. Животные, заметив меня, смущенно отводили взгляд в сторону, как бы приговаривая: «Только не я, только не меня». А один вообще лёг на бок, вытянул кривые ноги и закрыл глаза – притворился мертвым. Пришлось обращаться к погонщикам. Выбрав самого колоритного, подошёл к нему и спросил:

– Хочешь, скажу, как тебя зовут?

Тот насторожился, сделал шаг назад и выжидающе посмотрел на меня.

– Наверное, Лоуренс Аравийский? Угадал?

На лице моего собеседника промелькнула улыбка. Он склонил голову, приложил руку к сердцу и сказал:

– Да, мой чужеземный друг, ты не ошибся. Полковник британской армии приветствует тебя в Сахаре и предлагает прокатиться по тем местам, где не единожды ступала нога верблюда великого полководца.

«Ох, как хитро завернул», – подумал я. Правда, через минуту его энтузиазм несколько поостыл, поскольку к нам подошли мои товарищи, и он понял: поездка на верблюде тоже заранее оплачена компанией «ИНТЕРСИТИ – легкость путешествий», а значит, поторговаться не получится.

Дромадера для меня выбрали самого крупного, похоже, доминантного самца. Но и тот, оценив тяжесть, которую ему придётся тащить на своём горбу по пескам, недовольно заревел и даже оскалил свои зубы. Я попытался имитировать его недружелюбное приветствие. Получилось не очень похоже, но верблюд, видимо, смирился.

Погода в тот день была на зависть приятная и спокойная. Полное отсутствие ветра позволяло без опаски забить песком фотокамеры снимать пустынные пейзажи, наших верблюдов, проносящиеся мимо квадроциклы, одиночные пальмы на горизонте и, в конце концов, друг друга – это же память.

«На веки вечные мы все теперь в обнимку»

Вот уж что правда, то правда: кто рано встаёт, тому Бог даёт. И ранней птичке лучшие крошки, и единственные в доме тапки достаются первому, кто проснётся. Поспали бы мы в тот день подольше, поленились бы выехать ни свет ни заря, не дождавшись тёплого и сытного завтрака, не увидели бы тогда восход солнца над солончаком Шотт-эль-Джерид. А это, поверьте, не просто рассвет.

Это не воспроизводимое никакой техникой светопреставление среди безмолвной пустыни, внутри которой находится самый большой соленый водоём в Африке. И дело, похоже, даже не в свете и красках просыпающегося неба, а в абсолютном безмолвии и умиротворении, царящем тут. Ни предрассветного пения птиц, ни лёгкого шума от ветра, который, словно пальцами, перебирает листву деревьев, ни звуков просыпающейся природы. Нет ничего живого в этих насмерть просоленных просторах, и только солнце, начинающее просеивать свои лучи из-за невидимой линии горизонта, словно говорит: «Это место тоже моя Земля, я должно его обогреть».

Шотт-эль-Джерид и озером-то назвать сложно. 11 месяцев в году по его дну можно ходить, не замочив ноги, разве что по неосторожности провалиться в солевую жижу по щиколотку. И только весной ненадолго оно наполняется дождевой водой не более, чем на 30-40 сантиметров. Для того, чтобы лучше выпаривались соли из недр африканской земли. На трассе, проложенной через солончак, неказистые ларьки, где днем и ночью бедуины торгуют какими-то мелочами: если присмотреться – те же розы пустыни, только окрашенные в разные цвета, обереги, непонятные сладости, такого же происхождения специи, конечно же, «руки Фатимы». Этот талисман в Тунисе принимают как символ веры и терпения – уж чего-чего, а этого у жителей пустыни хватает.

У самого берега на последней своей пристани стоит лодка, скованная соляными пластами. Ее изображение растиражировано в миллионах фотографий путешественников со всего мира, останавливавшихся здесь. Нам не было известно, когда и откуда она появилась, какой смысл несет.

Я подошел к старику, который дежурил у торговой палатки и, думая, что получится смешно, спросил:

– А вас тоже называют Лоуренсом Аравийским?

– Почему? У меня есть свое имя – Массин. Мне неловко было бы пользоваться чужим. К тому же, оно на вашем языке означает «Мастер». Это, по-моему, не стыдно. А полковнику Томасу Эдварду Лоуренсу мы поставили памятник. Здесь, на солончаке.

– А где же он? – заинтересовался я.

– Вы только что фотографировались рядом с ним, не понимая истинного значения лодки. Вы плохо знаете историю, молодой человек. В пустынях, конечно же, были войны. И немало. Но армии выбирали место для сражений там, где нет местных мирных жителей. Чтобы они не пострадали. А если в Сахаре встретятся два одиноких путника, даже если из враждующих племен, они драться и убивать друг друга не будут. Потому что в одиночку здесь не выжить. Лоуренс Аравийский в Первую мировую войну защищал не конкретно туарегов, берберов или бедуинов. Он сражался за свободу всего Аравийского полуострова от гнета турков. Посмотри еще раз на лодку: видишь, насколько она широка. Одному человеку не под силу грести на ней двумя веслами. Только вместе с кем-то. А еще и смотрящий вперед должен быть. Этот ял, не лодка вовсе, и есть памятник великому человеку, который проповедовал объединение всех арабских народов.

Мне стало стыдно за своё невежество, но единственное, что я мог сделать в тот момент, – это поблагодарить Мастера и купить у него «руку Фатимы». Не торгуясь.