2568

«Вокруг были кровавые бинты». Как будущие звезды выживали в войну

Юрий Соломин, Василий Ливанов, Михаил Жванецкий, Вера Васильева, Лариса Лужина.
Юрий Соломин, Василий Ливанов, Михаил Жванецкий, Вера Васильева, Лариса Лужина. Коллаж АиФ

Пережив блокаду Ленинграда, Лариса Лужина до сих пор чувствует страх, когда дома нет продуктов. А Вера Васильева по сей день ненавидит резкие и протяжные звуки, они напоминают воздушную тревогу. Легенды театра и кино рассказали «АиФ», какими были их детские годы, которые выпали на Великую Отечественную.

Лариса Лужина, актриса:

— Я пережила блокаду Ленинграда. Но самое главное моё детское воспоминание — это даже не голод, а страх. Страх бомбежки. Когда она начиналась, первое, что мама говорила: «Надо в бомбоубежище бежать». А мы с Люсей, сестренкой моей, никуда не бежали, потому что боялись выскочить на улицу, прятались под кровать. До сих пор помню то ощущение ужаса: лежишь под кроватью и боишься. Ведь снаряд может и в квартиру попасть. Особенно странно было, когда начинался вой сирены. Вспыхивали прожектора, которые ночью освещали небо. Это тревожное состояние осталось у меня внутри, на генетическом уровне уже присутствует...

Ну а про то, что мы голодали, даже говорить не буду: тогда все так жили. И сегодня меня охватывает страх, когда в холодильнике заканчиваются продукты: как же так, ничего нет... Хотя умом вроде понимаешь: ты же одна сейчас живешь, много ли тебе надо, с голоду-то не помрешь. Но всё равно это ощущение страха от отсутствия еды остается… Пережив блокаду, я, как и моя мама покойная, ничего и никогда не выбрасывала из продуктов. В крайнем случае я должна пойти скормить косточки, остатки кошкам, собакам или птичкам.

Я очень часто вспоминаю женщин эпохи войны: жен, матерей, невест и дочерей, которые окружали меня в детстве. Именно поэтому мне так дорога военная драма Станислава Ростоцкого «На семи ветрах», в ней я играю девушку по имени Светлана, хозяйку дома на семи ветрах, который был и госпиталем, и редакцией фронтовой газеты. Я понимала её чувства как свои. Когда в неделях, месяцах и летах царила неизвестность на земле, когда еще не знали, что будет Май, Берлин и праздничный салют, и слёзы радости, и слёзы горя. Знаете, в канун Дня Победы я часто думаю о своей героине: это не мёртвый образ на плёнке и не роль в кино, это рассказ о девушке живой, идущей мне навстречу и хорошо знакомой. Она сражалась, и в её руках было оружие под названием «вера», на ней доспехи, недоступные для смерти, я их зову простым словом «надежда». А главное — любовь ведет ее сквозь военные годы. Картина «На семи ветрах» — о верности, о святой любви, о том, чем жили миллионы наших советских женщин.

 

Михаил Жванецкий, писатель:

— Отец мой был врачом-хирургом, он говорил мне: «Если кто-то очень болен, Миша, и ты переживаешь, не стесняйся, не стой в стороне, поговори с ним. Сядь рядом у его постели, он облегчит душу свою, и ты этим поможешь ему». Помню, в начале войны мы жили в больнице, это было что-то типа нашей квартиры. Я вырос среди кровавых бинтов, инструментов, среди больных, с которыми я разговаривал... Вот так я рос, это были мои игрушки, видимо. 

Потом отца отправили как хирурга на фронт. А мы с мамой поехали в эвакуацию в эшелоне.  Когда начинался вражеский налёт, мы спрыгивали на землю и мама, желая спасти меня от пуль истребителей, прятала меня под лопухами…

Когда наши освободили Одессу, военным самолётом мы прилетели в Москву, где у тёти большая коммунальная квартира была. Я оттуда видел Парад Победы...

И ещё мне запомнился одесский танковый парад. Жуков, как вы знаете, был сослан в ссылку к нам в Одессу. Едут танки, мне 11 лет, я стою, рот раскрыв. И командир одного танка мне говорит: «Пацан, 3 рубля есть?» Я: «Есть». Он дал руку, втянул меня наверх, и мы с ним вдвоем стояли, когда проехали мимо Жукова. Жуков увидел, что стоит офицер на танке, а рядом с ним — ребёнок, но промолчал. Тем более что он был очень далеко на трибуне. К тому же тогда мало кому из вернувшихся с фронта вообще делали замечания. Потому что все были вооружены, чувствовали себя свободно, и очень сложно что-то было сделать с этими людьми.

 

Вера Васильева, актриса:

— Я очень хорошо запомнила начало Великой Отечественной, т. к. была уже взрослой, мне было почти 16 лет. Сразу скажу, что поначалу никто войны не испугался: из газет и радио всё время шла информация, что Красная армия непобедима и на войну уйдет пара дней. Помню, мои одноклассники расстраивались, что не успеют надавать фашистам, так как всё скоро закончится. Поэтому, когда Москву начали бомбить, никто не был к этому морально готов, всех объял ужас. Причем не только от бомб, но и из-за того, что ещё недавно в газетах писали, что враг до столицы никогда не дойдет.

Налёты были всегда ночью, и мы всей семьей вместе с нашими соседями по дому в Гусятниковом переулке дежурили на крыше: гасили «зажигалки». Как только зажигательная бомба падала на крышу, нужно было мгновенно к ней подбежать, схватить и бросить в ящик с песком… Но правильно говорят, что человек ко всему привыкает. Прошло время. Когда объявлялась военная тревога, никто уже не пугался, мы просто брали одеяла и подушки и спокойно шли в бомбоубежище спать. Но вот только громкие, резкие и протяжные звуки я не люблю до сих пор, они навевают мне тот ужас, который я испытала, когда объявлялся сигнал тревоги.

Тогда же, в 1941 году, я пошла работать на завод фрезеровщицей: по рабочим карточкам давали хлеб. Параллельно оканчивала вечернюю школу. А в 1943 году я поступила в Московское городское театральное училище на курс известного артиста Владимира Готовцева. Я верила и верю до сих пор, что театр может помочь человеку хоть ненадолго отвлечься от ужаса, который его окружает… А ещё я очень верила, как и все, в скорую победу. Мне думалось, что искусство поможет залечить народу раны.

 

Василий Ливанов, актер:

— Я ребёнок войны. Мне было 7 лет, когда мы с другими детьми плыли на пароходике по Волге и чёрные самолёты фашистов сбрасывали на нас бомбы. Это и многое другое я рассказал в моей книге «Путь из детства. Эхо одного тире». Дети того времени знают не понаслышке, что война — это беда, трагедия. Поэтому нас трудно запугать: выжив в войну, многое из того, что пугает современное человечество, моё поколение воспринимает как мелочи жизни.  

 

Юрий Соломин, актер, режиссёр:

— Когда война закончилась, мне было 10 лет. А лет в 7-8 я ходил с перевязанной рукой. Намотал себе бинт какой-то, чтобы все смотрели и думали: маленький такой, а уже воевал. Мы все мечтали о победе. В 1943 году я пошёл в школу.

И после первого урока нас подкармливали пирожками с ливером. Я их никогда не забуду, эти пирожки... Наша учительница топила печку (школа деревянная была), ставила на неё на первом уроке чайник, он, пока урок идёт, закипал. А на втором уроке она проходила по рядам, разливала нам всем кипяток в кружки, доставала из сумочки четвертинку с разведённым сахарином, каждому наливала по пол-ложечки, продолжая рассказывать нам тему урока, этого сахарина. В Чите резко­ континентальный климат: зимой -40 °С, холода дикие. Поэтому пирожков с чаем мы всегда ждали. Когда на противне их заносили в класс, это была радость. Когда вижу ливерную колбасу, всегда вспоминаются те самые пирожки в Чите.

Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно