Знамя и фамилия. Судьбы Егорова, Кантарии, Береста и их потомков

Берлин. 1945 год. 30 апреля. Командир полка Фёдор Зинченко вызывает красноармейцев Мелитона Кантарию и Михаила Егорова и, показывая на Рейхстаг, отдаёт приказ водрузить на него Красное знамя…

Потом бойцы признавались, что такой битвы не видели все четыре года. Но не любили подробные рассказы. Когда к очередной годовщине Победы Мелитона Кантарию попросили сделать аудиозапись для потомков, он всю биографию уложил в 10 с небольшим минут – где родился, как жил и водружал знамя…

Берест без звания

А ведь это было знаковое событие для всего мира. Имена Егорова и Кантарии знали все советские школьники. Вместе с ними был лейтенант Берест. Но потом, как рассказывал мне родной внук Кантарии Мераб, «наверху решили назначить двоих» – и стали они официальными символами Победы. Хотя в семье Мелитона Варламовича хранился снимок целой группы, участвовавшей в операции. И дочь Береста, который руководил Кантарией и Егоровым при штурме, была обижена, что отца не признавали. Несмотря на ходатайства людей и инстанций, ему не присвоили звание героя даже посмертно.

Короткой вышла его судьба. Вечером 3 ноября 1970 года Алексей Берест из-под колёс поезда вытащил девочку. Её спас. Себя – не смог. Скорая ехала три часа. А ночью он умер в больнице, оставшись навеки 49-летним.

В реальности каждая армия, наступающая на Берлин, готовила своё Красное знамя для установки над Рейхстагом. В 3-й ударной, к слову, было 9 знамён. В результате над историческим зданием взвилось порядка 40 полотнищ. И ещё 20 лет назад вопрос, кто первым совершил подвиг, дискутировался.

Золотую Звезду Героя Мелитон и Михаил получили 8 мая 1946-го. Грузин, большую часть жизни проведший в Абхазии, и уроженец Смоленщины, они не только в разведку ходили вместе, но и дружили. Были больше, чем однополчане. Спасали, помогали друг другу. Напоровшись на немца внутри Рейхстага, Мелитон оказался в шаге от смерти. «Ну всё, конец!» – подумал. А в следующее мгновение фашист упал замертво от пули Егорова. Сам Михаил поранил разбившимся стеклом купола руки – шрамы остались до конца жизни.

Вроде и не похожие друг на друга, с разными судьбами, Михаил и Мелитон имели много общего. Даже называли себя земляками, и в этой шутке была лишь доля шутки. Кантария освобождал Смоленск, был серьёзно ранен. «Я на твоей земле кровь пролил, – говорил он Егорову. – Значит, мы земляки, братья».

В конце войны Кантарии было 24 года, Егорову исполнилось 22, но они были практически неграмотными. Им предложили поступить в военное училище – оба отказались. Хотели побыстрее вернуться к мирной жизни. До первого Парада Победы их не допустили – комиссия решила, что не годятся для ходьбы строевым шагом. Потом, правда, ездили – обследовались в Кремлёвке, получали каждый год новую форму.

Оружие Победы. Как создавался легендарный автомат ППШ Подробнее

Хоронить с почестями не хотели

Главное – они помогали всем, кто обращался. Своим близким могли отказать, чужим – совесть не позволяла. Вспоминать о боях и ранениях не хотели. Даже мемуаров не оставили – не видели в этом смысла. Хотя в трудовых коллективах и школах, конечно, бывали – рассказывали что могли. В советское время, наверное, все без исключения ветераны это делали, иначе как бы мы узнали правду? Хотя, справедливости ради, многие истории, которые передавались из уст в уста, превратились в легенды.

Из Кантарии, объездившего весь СССР, воспоминания нужно было вытаскивать чуть ли не клещами. Вернувшись с войны в Абхазию, он работал в колхозе, на шахте, бригадиром стройуправления, позже стал директором мясного магазина на Сухумском рынке, был депутатом. Не шиковал, но и не бедствовал, как признавался его внук Мераб. Чего не скажешь о семье Егорова, 20 лет после Победы ютившейся в почерневшем домишке. Хотя работал Герой Советского Союза и председателем колхоза, и на заводе…

Статья по теме

Война на вкус и на ощупь. Из воспоминаний белорусской девочки

В 52 года Михаил Алексеевич попал в аварию на «Волге», подаренной ему к 30-летию Победы. Пошли разговоры, что он был пьян (о нём вообще слагали много небылиц, вплоть до неприличных), власти даже не хотели хоронить героя с воинскими почестями. «Дед тогда чуть ли не до Смоленского обкома партии дошёл – всех на уши поставил», – вспоминал Мераб Кантария. Благодаря однополчанину могила Егорова – в смоленском сквере Памяти Героев. А вот вдову после его смерти лишили льгот. В 1990-е даже телефон отключили – нечем было оплачивать коммунальные услуги. При этом в доме Егорова в Рудне обустроили музей. Сейчас им заведуют младшая дочь Ирина (родилась она у Михаила и его жены, когда им было по 47 лет) и внучка. Старшая дочь с прессой не общается. Средней уже нет в живых.

Мелитон Кантария до последнего был бодр, разве что колени подводили. Но однажды в дороге случилось кровоизлияние в мозг. Ему было 73 года.