Тихенькая девочка. Вера Васильева — о великих современниках и ролях

Легенда Московского театра сатиры, народная артистка СССР, звезда фильмов «Свадьба с приданым», «Сказание о земле Сибирской» и др. Вера Васильева рассказала «АиФ» о своей жизни.

«Бомбы гасили в кадках»

Ольга Шаблинская, «АиФ»: — Вера Кузьминична, в этом году мы празднуем 75-летие Победы. Для нынешнего молодого поколения Великая Отечественная — героическая страница в нашей истории. А для вас она была страшной реальностью.

Вера Васильева: — В 1941-м мне не исполнилось и 16 лет. Помню, как мы с мальчишками и девчонками, с которыми только что играли в лапту во дворе, стояли возле столба с радио и слушали обращение: «Без объявления войны на Советский Союз напала Германия».

Когда начались налёты на Москву, всех вызвали в домоуправление. Нам полагалось дежурить на крышах домов, ловить и тушить маленькие зажигательные бомбы. Мы их хватали железными щипцами и гасили в кадках с водой и песком. Испуга не было, мы просто выполняли задание. Но однажды, когда я была на площади Дзержинского, упала бомба, и меня воздушной волной о дом та-ак ударило... С тех пор я стала очень бояться налётов. Когда объявляли: «Граждане, воздушная тревога», брала маленькую подстилочку и бежала в метро «Кировская». (Нынешние «Чистые пруды». — Ред.) Потом эту станцию закрыли, говорили, там хранятся документы. Поэтому при очередной бомбёжке я бежала в метро «Красные Ворота».

— Но почему в метро, а не в бомбоубежище?

— Метро — самое мощное бомбоубежище. Мы расстилали ткань или маленький коврик, ложились и проводили всю ночь на перроне. Кстати, в начале картины «Сказание о земле Сибирской» как воспоминания моей героини идут кадры времён войны — как раз бомбёжка.

Потом в домоуправлении мы получили распоряжение об отправлении на лесозаготовки, торфоразработки. Никто никогда не отлынивал. Мы таскали большие тяжёлые куски торфа на носилках. Помню, одна женщина на нас посмотрела и сказала: «Девочки, ну зачем же вы так нагружаетесь, вам же потом детей рожать...» А нам было лет по 15–16, мы ни про какое рождение не думали, лишь старались выполнять свои задания.

У сестры моей старшей была другая работа. По реке шли огромные стволы деревьев, их надо было вылавливать, а потом пилить. На топливо. Сестра там научилась курить. И мы все дома очень из-за этого огорчались. Но жизнь была тогда тяжёлая, все всё понимали, поэтому никто сестру не ругал. Благодаря работе мы получали рабочую карточку, хотя многие ещё только учились в школе, и я в том числе.

Статья по теме

«Вокруг были кровавые бинты». Как будущие звезды выживали в войну

— А что вам полагалось по рабочей карточке?

— К норме хлеба мне давали кусочек добавки. Она маленькая-маленькая была. Пока шла с раздачи пайка на Мясницкой улице до дома, так хотелось её съесть. Ну очень хотелось! Всю дорогу об этом размышляла. Но чаще всего не позволяла себе её съедать, доносила домой всё до последней крошечки.

Нас в семье было три сестры и один братишка. Его с мамой эвакуировали в Башкирию. А я осталась с папой Кузьмой Васильевичем Васильевым, я его очень любила. Работала вместе с ним на заводе. Он у меня был очень кроткий, чувствительный человек. Очень верил в Бога, в доброту. По характеру я похожа на своего отца. Я тоже человек скромный, никогда не умела работать локтями. А мама была волевая, более жизненная, что ли, женщина.

«Ой, русские!»

— Вы обмолвились о знаменитом кинофильме «Сказание о земле Сибирской». Как вам работалось с режиссёром Иваном Пырьевым? У актёров о нём разные воспоминания, кто-то говорит, что на съёмках он был человеком очень жёстким.

— Не помню, чтобы он на меня хоть раз крикнул. Пырьев иногда мог повысить голос, но в то же время мог подойти, похлопать по плечу и мимоходом сказать: «Умница, хорошо, молодец». На съёмках все ко мне относились очень хорошо — и Владимир Дружников, и Марина Ладынина, и Борис Андреев, который играл моего жениха. Андреев по-дружески посмеивался надо мной. Он же вообще комический актёр, поэтому там, где мог пошутить, всегда шутил. В Володю Дружникова я была влюблена по сюжету фильма «Сказание о земле Сибирской». Я на него и в жизни с восторгом смотрела — он ведь очень красивый, хорошо воспитанный человек. А что касается съёмок, особенно они запомнились в Праге.

Статья по теме

Вечный Пан Профессор. Сложная карьера Бориса Рунге

— Ого! Оказаться за границей сразу после войны!

— Да, это был 1947 г. У нас ещё не все студии работали, а раз съёмкой занялся сам Пырьев, великий режиссёр, ему удалось добиться разрешения снимать за границей. Чехословакия впечатление на меня произвела огромное. Во-первых, Прага — город очень красивый. Он не был разбитым, разрушенным. К тому же было начало лета, каштаны цвели. Во-вторых, я первый раз в жизни побывала за границей. Когда мы заходили в магазин, люди, услышав русскую речь, бежали, обнимали нас, целовали, поздравляли с победой. «Ой, русские!» — говорили чехи и сразу зазывали к себе.

Знаете, в актёрской профессии бывает, что человек мечтает о многом, а получает мало. А иногда получает незаслуженно много, даже и не мечтая о таком! На мой взгляд, мне слишком повезло в жизни. На третьем курсе попадаю в картину Пырьева, играю замечательную роль и получаю Госпремию. Не помню, чтобы мне кто-то завидовал. Наоборот, все очень радовались за меня.

— Помимо «Сказания о земле Сибирской» в вашей фильмографии заметные картины — «Чук и Гек», «Свадьба с приданым». А не хотелось ли мощнее заявить о себе как о киноактрисе?

— Для кино нужно быть красивой, а я себя такой не считала. Поэтому понимала: из меня звезды типа Марины Ладыниной не выйдет. Я знала, что мне суждено быть скромной, незаметной, но выполняющей то, что надо, актрисой.

Я же не умела делать причёски, не была модницей. Тихенькая девочка, которая очень много читала, очень много мечтала, любила театр и копила деньги, чтобы купить билет на галёрку и посмотреть хорошие постановки.

Вера Васильева: «Всё, о чём мечтала, сошлось» Подробнее

— Мы потихоньку возвращаемся к обычной жизни, в театрах возобновляются репетиции...

— Я бы хотела только, чтобы у меня было всё так, как раньше, то есть вернулась возможность работать. Мечтаю играть то, что уже играю. А нового, вероятно, ничего не будет — мне очень много лет, 94 года. Это было бы большое счастье, если я ещё какое-то время смогу выходить на сцену и никого не огорчать своей безумной старостью. В общем, если в моей жизни останется всё то, что и было до пандемии, мне будет радостно, я буду благодарна судьбе.