Большая Вера. История трудного возвращения домой бывшей узницы концлагеря

Вере Фоминичне Косициной 90 лет. Она живёт одна в станице Ильская Краснодарского края, в доме, построенном своими руками. Мужа и сына похоронила, внучка отправилась за длинным рублём на Севера. Живёт затворницей, хотя судьба её покруче самого яркого фильма: концлагерь, возвращение на Родину через Америку и Австралию, Китай...

Каникулы 41-го

Ах, если бы не пальто, всё было бы в её жизни по-другому... Родилась она в 1923 г. на хуторе Платов, в Сальских степях Ростовской области. У отца с матерью детей было шестеро. Жили скудно, хотя семья была «статусная». Отец - полный георгиевский кавалер - принял революцию, был командиром Красной армии. Однако о подвигах рассказывать не любил, и лишь после смерти папы, разбирая бумаги, Вера обнаружила вырезку из довоенного журнала. Отец был запечатлён вместе с Ворошиловым и Будённым. Работая в должности завскладом на элеваторе, и в самые трудные годы не приносил домой и жмени колхозного зерна.

В 1940-м Вера поступила в Киевский торгово-экономический техникум. Родители студентке смогли дать лишь 5 рублей. Надо было зарабатывать самой. Через хутор проходила железная дорога. Вера нанялась на станцию мороженым торговать. Через три дня уволилась - съела больше, чем заработала. Оставшееся лето - от зари до заката - провела в поле. Заработала 20 мешков пшеницы… И «богатая» отправилась учиться. В первые свои учебные каникулы домой не поехала - устрои­лась пионервожатой в лагерь на ст. Шепетовка Хмельницкой области. Молоденькая девушка мечтала об осеннем пальто - прорезиненном, модном, собственном.

Вечерами после отбоя девушки-вожатые бегали на танцы. Так было и 21 июня. Вернувшись, долго не могли уснуть, обсуждая достоинства кавалеров - курсантов военного училища. Сон был недолог. Вой бомб, треск мотоциклеток, автоматные очереди… Война.

- Загнали нас в грузовики, бортики кузова низкие. На первом повороте несколько ребятишек вывалились, и фашисты их расстреляли. Держались мы друг за дружку и Богу молились, чтобы Красная армия нас отбила. Прибыли в пересыльный лагерь, в Польшу. Там нас отправили в баню, раздели догола, долго осматривали и ощупывали. В потолке «парилки» была «вентиляция». Мы тогда не знали, что через неё газ пускали. «Отбракованные» дети «мылись» последними, их всех умертвили. Лагеря, бараки, крематории - всё построили загодя. Это стало самым большим потрясением. Невероятное зверство людей разум принимать отказывался. Казалось, это сон - потому что так быть не может!

Но так было. После очередной «селекции» 17-летняя Вера оказалась в Дортмунде. Утром давали по кусочку хлеба. Раз в два дня «горячее» - комочек каши. Сильные отбирали пайки у слабых. И не раз приходилось Вере растаскивать малышню, сцепившуюся из-за еды. Вскоре рослую девушку перевели к взрослым. Веру поставили на откатку вагонеток. Руководили процессом вольнонаёмные немки. На работу они брали кофе, бутерброды с ветчиной. «Некоторые были невредные, что недоедали, отдавали нам». Вредные не делились никогда.

- В тот день они открыли свои термосы, и от кофейного аромата меня затошнило. Отошла подальше. Ноги не держат. Присела на корточки. И вдруг сверху - удар, искры из глаз.

После узнала, что на неё сверху свалилась… дочь начальника - случай трагикомический. Маленькая фрейлейн пришла проведать папу и рухнула в проём шахты лифта. Девочка отделалась ушибами. Не то что Вера: сломанные руки, выбитые зубы, разбитое лицо. Но травмы её и спасли. От истощения работать уже толком не могла. Ночью, бывало, от боли и голода выла в голос. С соседних нар на разных языках слышалось ожесточённое: «Заткнись!»

Директор шахты узницу «отблагодарил». Месяц Вера облагораживала растительность в саду у дома начальника. Потом снова в забой. В общей сложности под землёй провела 3 года. И даже когда пришло освобождение в виде бомбардировки американскими самолётами, она тоже была под землёй. Когда очнулась в следующий раз, оказалось, что она - в Вашинг­тоне, в гипсе с головы до ног.

Свои среди чужих

Её из-за худобы, гипса и роста (в ней было 180 см!) приняли за парня и переправили в мужской госпиталь. Аналогичная ошибка произошла и с её ровесницей Наташей, тоже бывшей узницей. За месяцы лечения они сроднились. Выписали их, выдав справки на чужом языке. Объяснили: чтобы получить документы, нужно оформить американское гражданство, а прежде - вид на жительство. Но Вера и Наташа рвались на Родину. Решили: доберёмся до океана и сядем на советский пароход.

- Ехали по железной дороге, порой не в ту сторону. И вот наконец океан, но какое огорчение...В порту стояли разные корабли - и ни одного под нашим флагом!

Небольшая сумма, которой их снабдили, таяла, а есть хотелось отчаянно. За мытьё кастрюль получали объедки в портовой забегаловке.

- И вот однажды мету я улицу, а мимо двое идут - и матерятся! Я разрыдалась: «Миленькие, вы наши?!» А они мне: «Откуда ты взялась, красавица?» А красавица я была ещё та - платьице ветхое, голова обритая, в шрамах.

Юра и Коля оказались не совсем «советскими», служили в войсках Власова. Но главное - они тоже хотели домой. У власовцев было золото. Вера не хотела задумываться - откуда, ведь они им оплатили дорогу домой. Не насторожила необходимость прятаться в трюме. Баюкающая качка, скрип снастей, полутьма располагали к романтике. Дев­чонки, не знавшие любви, бросились в неё как в омут.

- Юра красивый был. Но знала бы, к чему всё приведёт… На полпути оказалось, что из-за войны с Японией Владивосток закрыт. Судно направили в Австралию. Однажды ночью корабль стал на рейд, капитан переправил нас в лодке на берег. Мол, стоянка в Сиднее долгая, проверки…

Оказалась четвёрка на пустынном берегу, далеко от порта. Романтические маски спали, когда еда кончилась. Парни по­прекали «навязавшихся» подруг: «Баба на корабле - к беде, а если две…» Юра ударил Веру, девушка ответила. («В пах его, ногой, с разворота».) И, пока «герой» корчился, убежала. Взобравшись на скалу, затаилась, пока не убедилась, что компания ушла. Вера Фоминична и сейчас красочно описывает огни далёкого порта, которые она увидела с высоты. И с наступлением темноты пошла на этот свет. Самым страшным из пережитого в пути стали кенгуру - звери невиданные - и авст­ралийские аборигены, почти голые... В гавани стояло советское судно. Девушку без документов капитан согласился «забросить» по пути в Китай, рассказал, как найти советское посольство. Вера нашла. И оказалась в тюрьме. Её история - с концлагерем, Америкой, власовцами показалась фантастикой.

- Меня били, считали предательницей Родины. Отконвоировали во Владивосток, и я уже готова была сдаться. Но женщины в камере научили: «Говори правду и подписывайся только под правдой». И я не сломалась.

Времена после войны были уже не совсем людоедские, и Веру выпустили. Она нашла во Владивостоке жильё, работу. Вскоре получила предписание: «…явиться на опознание». В милиции она столкнулась с Юрой, которому в результате дали 10 лет лагерей. Он ей тогда рассказал, что Наташа умерла во время родов, Колю… съел крокодил. Сама Вера выучилась на экономиста и встретила настоящую любовь.

- Родной хутор Платов немцы сожгли. Родители на Кубань переехали. Приехала к ним в отпуск. Как-то в райцентр собралась, автобуса не было. Парень на машине предложил подвезти. «А вы откуда?» - «С Дальнего Востока». - «Да вы что?!» Оказалось, земляки. Отвёз он меня в сберкассу, потом домой. «Давай, Вера, на лавочке посидим…» До утра просидели. Поженились, сына воспитали.

По жизни прошла она гордо. В свои 90 спину держит ровно, а голову высоко. Похоронила Вера Фоминична своих мужчин. В её комнате три больших портрета: отец - георгиевский кавалер, муж - «обычный водитель с золотым характером», сын - «кровиночка».

- А меня не сломать! Много вы видели старух, в которых 180 см? Я же русская, сильная, большая!

И кажется, что говорит она не только про себя...

Светлана Лазебная («АиФ - Юг»)