Белое на черном. Работами Юрия Яковенко восхищались папа римский и королева

Более 40 международных и отечественных наград, более 80 персональных выставок. «АиФ» в гостях у художника-графика Юрия ЯКОВЕНКО.

- Отец занимался электрификацией железнодорожных путей на Дальнем Востоке, жили с мамой в специальном поезде. Представьте – локомотив, четыре вагона, на каждую семью по две плацкарты.

Вот там я и родился. Условия были крайне сложные. Потом мы перебрались в Гродно, где жила одна из маминых сестер.

В детском саду я начал рисовать, но не солнце и радугу, а буденновцев, коней, красные флажки на пиках. И, видимо, получалось хорошо. Во всяком случае, если в сад приезжали проверки, мне выдавали ватман и усаживали рисовать.

То же самое было и в школе - я рисовал стенгазеты для всей параллели, участвовал в конкурсах. А однажды на уроке в класс зашел завуч и сказал, что меня отправляют на просмотр: «Приехали из Минска, не подведи!»

Дали полчаса на композицию, и я нарисовал наш мост на Немане. Закат, отец со спиннингом, оранжевые блики на воде… Вот так я попал в Республиканскую школу-интернат для одарённых детей имени Ахремчика и в 12 лет переехал в Минск.

НАПИСАНО ПЕРОМ

- Я был очень хулиганистый, меня в 6-м классе даже исключали за драки. Я же рос во дворе, а там главный аргумент – кулак. Но постепенно я как-то вошел во вкус, мне стало нравиться рисовать, и я все больше времени проводил в мастерской.

И тогда же началось мое увлечение графикой. Мне больше нравились не краски, а уголь, карандаш, тушь и перо.

После армии поступил в Академию искусств на отделение графики. А за окном 90-е - столько выставок, новых книг с отличной иллюстрацией и полиграфией. А еще это время расцвета мультипликации. И вот на 6-м курсе мне предложили посотрудничать с «Беларусьфильмом» - сделать эскизы к анимационному фильму Елены Марченко «Месяц». Получился недетский такой мультик, библейская притча. Я горжусь этой работой. Но быть только руками, рисовать чужие идеи – не моё.

И после Академии я вернулся в Гродно. Был финансово и творчески непростой период, я уходил в абстракцию, все хотел из чего-то вырваться. А потом вернулся к классике, графике и офорту.

ШАГ В ВЕЧНОСТЬ

- Я всегда активно участвовал в выставках, поэтому, когда один итальянский фонд искал белорусских художников для проекта, кто-то назвал мое имя. Так я начал сотрудничать с итальянским мастером-печатником Джулиано Якомуччи. Это были, наверное, самые плодотворные 11 лет моей жизни. Тогда мы и решили издать совместную книгу – мои гравюры и дизайн, его макет и печать.

Но это должна была быть книга итальянского либо всемирно известного поэта. И тогда я предложил компромиссную фигуру - Николая Гусовского с «Песней про зубра».

Год я готовил 11 иллюстраций, а потом еще год печатали книгу в итальянском Сан-Бенедетто-дель-Тронто. Джулиано изготовил бумагу с рваными краями – как это делали когда-то ремесленники. Обложка была из неокрашенного козьего пергамента.

Сначала пробовали компьютерную печать текста, но поняли, что шрифт получается «мертвый». Решили и печатать «как в старину» - на гранках выставляя латунные буквы, покрывая краской, прикладывая лист. И вот тогда буквы стали рельефными.

Всего издали 150 экземпляров. По одной книге передано в наши Национальную библиотеку и Академию наук. По экземпляру находится в Президентской библиотеке в Лиссабоне, библиотеке Чарторыжских в Кракове... Профессор Владимир Зинкевич показал книгу министру иностранных дел Сергею Мартынову. И уже очень скоро подарочный экземпляр отправился прямо в Ватикан – ведь «Песня про зубра» с ним и связана.

Интересно, что книга попала к папе римскому Бенедикту XVI не сразу – сначала была на карантине, потом тщательно вычитывалась. И вот спустя неделю мне позвонил Сергей Николаевич: «Книга в руках у папы».

- Что почувствовали?

- Что шагнул в вечность.

- Вашу книгу держала в руках Елизавета II, а на выставку приезжал шведский король…

- Наверное, могу собой гордиться.

Почему у королевы Елизаветы II не было паспорта? Подробнее

РАЗГОВОР С БОГОМ

- Как создается офорт?

- Это гравюра на металле. Процесс длительный. Сначала рисую эскиз карандашом, потом переношу на кальку. Кальку надо перевернуть, потому что оттиск будет в зеркальном отображении. Потом иглами это все гравируется, опускается в кислоты, покрывается лаком, после весь цикл заново. Иногда бывает и 10 травлений. На маленькую работу уходит 2-3 дня.

- А почему не живопись? Она и ярче, и проще.

- Да, офорт намного сложнее. Ты не понимаешь, каким будет результат. Если на холсте ты рисуешь, то уже  видишь, что получится. Здесь же работаешь, по сути, с негативом. Черный фон металла, и ты иглой наносишь белые линии. Иногда неделю готовишь матрицу, чтобы опустить в кислоту на 5 секунд. И не ошибиться.

Но… Это очень мужская работа. И я много думаю, пока работаю. Разговариваю с Богом. Наверное, это и разговор с собой, какое-то преодоление, будто я снова и снова доказываю, как в детстве, что могу рисовать, что не пропаду. Именно это «вечное доказательство» и помогает держаться.

АКЦЕНТЫ И КАМЕРТОНЫ

- Мир черно-белый, как гравюра?

- Нет. Сегодня и жизнь, и гравюра становятся очень живописными. Гравюра и у меня не черно-белая. Я всегда стараюсь сделать хоть маленький, но цветной акцент. Это как камертон, и тогда черно-белый начинает звучать по-другому.

- А есть у вас такой камертон в жизни?

- В этом плане я суховат, думаю, семья от этого страдает. Понимаете, вдохновение не включается по требованию, я могу и ночами не спать, когда обдумываю эскиз. Мне говорят, что надо сходить к врачу, а я начинаю психовать – у меня же процесс! Я не могу оторваться!

- Вы почетный гражданин Гродно.

- Иногда подходят на улице, здороваются, а я думаю – откуда они меня знают? Конечно, тоже здороваюсь. Часто гости приходят в мастерскую – она в центре, рядом со знаменитыми водонапорными башнями Касей и Басей… Вообще, горжусь тем, что я гродненец и белорус, всюду это пишу.