Ирина Ясина: «В 35 мне сказали, что я неизлечимо больна»

У неё много регалий, но громко об Ирине Ясиной заговорили, когда небольшой публикацией в толстом журнале вышла её автобиографическая повесть «История болезни» - рассеянного склероза, который поражает нервную систему и за несколько лет парализует весь организм. История о том, как жизнь 13 лет день за днём дёргает за ниточки и проверяет на прочность. Текст, который - невероятным образом! - кончается хеппи-эндом. Исповедь женщины, которая бесстрашно смотрит вперёд.

«Первое время я ненавидела всех»

И.Я. : - Первое время после диагноза я от всех всё скрывала, пряталась, не хотела и не умела рассказать о себе, о своём горе... Все силы уходили на поддержание иллюзии меня прежней, тогда как тело постепенно переставало слушаться. Я упрямо не слезала с высоких каблуков. Хромая, врала, что подвернула ногу. Потом придумывала разные объяснения, почему я с тростью…

Она уже давно сняла маску. «Красивая женщина в инвалидном кресле. Невиданный зверь на московских улицах» - это Ирина Ясина, занятая, деловая, востребованная, о себе. Коляску с красивой женщиной за столик ресторана вкатывает молчаливый водитель-помощник. В окна глядит храм Христа Спасителя. Мы говорим о жизни и смерти. И я чувствую разницу: ей приоткрыты карты…

«АиФ»: - Врачи говорят, что существует пять стадий осознания неизбежного, переживания горя: отрицание, гнев, торги, депрессия и, наконец, принятие…

И.Я. : - Да, и я все их прошла. Особенно помню вторую, всю эту злость, которая меня разъедала: я в принципе ненавидела всех здоровых людей, завидовала им страшно. Такое было вокруг количество людей, стоящих на своих ногах, счастливых уже только этим!

«АиФ»: - Ещё говорят, что до последней стадии добирается не больше двух процентов…

И.Я. : - На этот путь ушло несколько лет. У меня было 2 варианта: или уйти в тень, засесть дома, или продолжать работать, то есть быть на людях - но тогда уже со всеми «атрибутами». И я выбрала второе. Сначала ужасно стыдилась, когда, впервые увидев меня на коляске, задавали идиотский вопрос: «И когда это закончится?», злилась, когда предполагали: «Ты что, ногу сломала?» Теперь отвечаю просто: «Нет, не сломала. И это не закончится. Никогда. Будет только хуже и хуже. Если не изобретут лекарство».

В какой-то момент меня вытащили слова всё того же моего друга, Рубена Гонсалеса Гальего, практически полностью парализованного, который написал о своей жизни книгу «Белое на чёрном», став лауреатом Букеровской премии. Когда я встретилась с ним в Мадриде, он вслед за своей бессмертной фразой о дерьме дал мне следующий совет: «Чем быстрее ты признаешь себя инвалидом, тем проще тебе будет жить». Это оказалось действительно так.

Из «Истории болезни»: «Бродить по городу, лесу или вдоль моря, гнать на велосипеде. Сворачивать куда захочешь. Или ещё проще - одной пойти в магазин. Или накупить на рынке продуктов, загрузить их в багажник машины. Заехать на заправку... Помыть окна. Раньше я обожала мыть окна. Стоять на подоконнике, совершенно не боясь упасть. И чтобы играла музыка... Купить, а лучше самой нарвать цветов... Я бы снова пекла. С каким удовольствием я бы опять нажарила сковородку сырников, напекла блинов».

Чем невозможнее, тем больше манит… Вот оно, счастье. Чем обыденнее, тем ярче. Красивая женщина в инвалидной коляске, сидящая напротив меня, как будто наводит резкость - пальцами, которым уже сложно твёрдо держать вилку или мобильный телефон. А я отмечаю то, о чём не думала раньше: мои сжимают карандаш - легко и послушно…

«Мы истосковались по искренности»

И.Я. : - Моя повесть как раз и написана для тех, кто всё время ноет, жалуется на жизнь! У меня столько знакомых, для которых голов­ная боль или, например, муж нахамил - уже всё, конец света! Хотя на самом деле у них всё в шоколаде. Посмотрите на меня: мне будет 48 лет, я на коляске, первый мой муж ушёл, когда я заболела, второй умер раньше меня…

«АиФ»: - И при этом ваша книга оставляет ощущение совсем не трагическое, а как раз наоборот! В финале вы оказываетесь в Африке, там есть такие строчки: «Меня будет носить на руках в океан и из него чернокожий красавец Салим...» Вас никак не хочется жалеть…

И.Я. : - Да пожалейте меня, по­гладьте меня по голове! Что, разве жалость - это плохо? Глупости, наследие советского прошлого! Жалость - замечательное чувст­во! Кто сказал, что мы должны быть сильными?! Каждый человек, рождаясь и умирая, плачет. И между рождением и смертью он плачет тоже… И это нормально. Ненормально другое: если я в России встречаю на улице человека на коляске и мы пересекаемся взглядами, он, как правило, отводит глаза, тогда как за границей мне машут, радостно приветствуют. А у нас стесняются, потому что исторически так сложилось: быть слабым стыдно. Если спросить наших бабушек и дедушек, окажется, что после войны было очень много безногих, ветеранов, молодых ещё мужчин. А потом они вдруг все исчезли, потому что товарищ Сталин решил не портить вид социалистического города, и все инвалиды оказались на острове Валаам... Так вот ещё с тех пор жив этот комплекс слабого. Когда я перестала строить из себя сильную, бояться быть немощной, моя жизнь стала удивительным открытием для меня самой, а вокруг оказалось так много людей, готовых помочь…

«АиФ»: - Рассказанная вами история - на редкой высоте откровенности. Отношения с мужчинами, которые оказывались неизменно слабее, поиски панацеи от болезни и горечь разочарования - и всё это на фоне постепенного предательства тела…

И.Я. : - Мама предостерегала меня: люди будут смеяться, злорадствовать, говорить: «Так ей и надо». В результате нашёлся всего один человек, который написал: «А это вам за то, что ваш папа-рыночник (бывший министр экономики Евгений Ясин. - Ред.) в 90-е понаделал!» Сочувствующих же и благодарных писем не счесть.

Мне кажется, моя история задела именно своей искренно­стью. О чём мы сегодня можем откровенно прочитать? О жизни поп-звёзд, и то чаще всего выдумки да сплетни. Мы не привыкли к открытости, мы не доверяем друг другу, прячемся. Семьдесят лет социализма не прошли даром: нам внушили, что мы друг друга очень любим, но на самом деле это была видимость, потому что первое, что сделал бывший советский человек, - поставил вокруг своих шести соток трёхметровый забор, чтоб не видеть и не слышать никого вокруг. Но оказывается, что на самом деле мы уже истосковались по искренности, мы готовы услышать чужую боль... И рассказать о своей.

Из «Истории болезни»: «Ему, любому живому, по-прежнему так много дано. Лицо своего ребёнка. Мамины смеющиеся морщинки. Солнце на щеке. Кошка мурчит. Запах нарциссов. Но я часто думаю, наверное, даже мечтаю о быстрой смерти. Поэтому не боюсь ни самолётов, ни лодок, ничего такого. Но так было бы слишком просто. Моя пьеса так решительно не закончится».

Красивую женщину из инвалидного кресла легко поднимет молчаливый помощник-шофёр и пересадит в джип, а коляску положит в багажник. А я пойду к метро - пятно солнца на щеке - и буду думать о том, что жизнь проверяет любого из нас каждый день.

Просто до поры до времени мы об этом не знаем.