Бабушка и Байкал. Для 77-летней сибирячки коньки - средство передвижения

Батюшка Байкал, старые беговые коньки и маленькая ферма — вот все её богатства. Но ни на что другое менять свою жизнь Любовь Николаевна не желает.

Пшш... пшш... кхх... кхх... Хрупкая женщина коньками звучно режет лёд самого глубокого на планете озера Байкал. Руки за спиной, как у заправской спортсменки, корпус наклонён вперёд. Разве что одета не по форме: на голове — цветастая павловопосадская шаль, на ногах — высокие чёрные валенки и... антикварные норвеги. Притормозив, Любовь Николаевна всматривается вдаль: «Ду-у-ня! Анфи-и-са! Савелий! А ну живо домой! И ты, Машка, собирайся! Зосим, Ерофей, Фифа... Всё, всё, хватит!»

Со стороны может показаться, что зовут обедать загулявшихся детей. А это — маленькая домашняя ферма бабы Любы. Хотя как маленькая? Во дворе — три собаки, кошка, две курицы, петух. В стайке — четыре коровы и четыре телёнка. Каждый день, если не очень морозно и ветрено, они уходят пастись за несколько километров от дома, и, чтобы их вернуть, хозяйка надевает коньки — по сугробам-то когда доберёшься? И какие силы требуются! С дорогами тут плохо. Да и кому они нужны, если на отдалённом хуторе Халы (от Иркутска, считай, 250 вёрст) Мореходова — единственная жительница?! Даром что фамилия соответствующая — кому, как не ей, ходить по «славному морю».

Секунда — и я в воде!

В мае этого года Любови Николаевне исполнится 78 — на свет появилась аккурат за месяц до войны. Девять родов было у мамы: трое малышей умерли от скарлатины до Любы, потом двое не пережили воспаления лёгких.

— Ещё один брат утонул, у сестры с сердцем были проблемы, — присаживается на скамеечку в стайке баба Люба. — Мама прожила 72 года, отец — 82. А в 2011-м я похоронила мужа, с которым прожила 47 лет...

Статья по теме

«Железная бабушка». Прыжок с парашютом в 93 года стал для неё лишь началом

Вскоре после войны началось строительство Иркутской ГЭС. Село, где жила семья Любови Николаевны, как и многие другие, должно было уйти под воду. Пронзительное «Прощание с Матёрой» уроженца этих мест Валентина Распутина, тоже пережившего вынужденное переселение, – как раз о тех событиях.

— Мама была неграмотная, хозяйством занималась, а отец лесником работал. Ну дали ему 8000 рублей: куда хотите — туда и переезжайте. Он и приехал в Халы. Дом построил...

Когда-то здесь было большое село. Работал рыбоприёмный пункт. Разве что школы не было.

— Сначала я ходила за 4 км от дома. Каждый день. Потом меня определили в школу-интернат: неделю училась, в субботу после уроков 25 км идёшь до дома, а в воскресенье — обратно...

Тогда-то Люба и освоила коньки — всё лучше, чем по снегу плестись. Первое «снаряжение», правда, было примитивным — отец сделал коньки сам, использовав лезвия от обычной пилы. А потом появились те самые норвеги — «может, сестра из Иркутска привезла». И, хотя они всего на два года моложе спортсменки-любительницы, служат ей верой и правдой. Не подводят.

— Сам отец не умел кататься. А меня два раза за руку подержал — я и поехала. Хотя приключений, конечно, хватало! Отчаянная была, любознательная — везде надо залезть. Как-то, совсем ещё маленькая, шла из Курмы — ребятишки перескочили через щель, а мне хотелось заглянуть в неё: почему она на стиральную доску похожа? Конёчком туда — тык. Секунда — и я в воде! А на дворе январь. Мороз... Вытащить-то меня вытащили, но, пока до дома дошла по лесу, чуть не околела. Ой, да сколько таких историй было — не счесть!

Теперь баба Люба научена горьким опытом: споткнёшься о выбоинку на льду — и распластаешься. И лицо в кровь разобьёшь. А без коньков Мореходовой — не жизнь. Захотела проведать знакомых в Курме, привязала коньки к валенкам — и вперёд. 8 километров туда и обратно — разве это дистанция? Она бы и дальше поехала, да хозяйство без присмотра боязно оставлять — от бродячих собак не застрахуешься.

— Я хоть и одна, но без внимания меня не оставляют, — смеётся Любовь Николаевна. — Знакомые звонят: жива ли, здорова? На праздники в соседние сёла часто привозят — отвозят. Близкие навещают — сын Кирилл любит здесь отдохнуть, сейчас внучка из Китая на каникулы приехала (не знаю только, как обратно в город буду отправлять, это ж целое дело!). Внуки у меня хорошие выросли. Сена ли накосить, скотину накормить — я их всему научила. Есть возможность — обязательно приедут. Да и люди вокруг добрые — в Курме и Сарме в основном буряты живут.

И почему сдрейфила?

Когда-то у бабы Любы было четверо детей. Но 10 лет назад случилась в семье трагедия — старшие дочь, сын и один из их детей погибли. Остались пять внуков, которых вырастили младшие наследники Мореходовых — Софья и Кирилл. Они живут в Иркутске, без конца зовут бабу Любу перебраться в цивилизацию.

— Но я уже вросла в это место, — наотрез отказывается Мореходова. — Живу, работаю помаленьку. Только вот уставать стала. Спина болит, тахикардия мучает... А так... Молоко, творог, масло, мясо — всё своё, даже детям хватает. Если хлеб заканчивается, кому-нибудь позвоню — привезут. Раньше сети ставила, но теперь только рыбаки знают места. Бывает, угощают. А вообще я ленивая, знаете... И мука есть, можно самой булки печь. Но для себя стряпать совсем не хочется.

Статья по теме

Таёжный роман. Как семья Ткачевых живет в глухой деревне Германовщине

Про лень в деревне — это, конечно, сильное заявление бабы Любы. В такое разве что современные дети, не видевшие коров, поверят. 42 года отработала Любовь Николаевна на заводе им. Куйбышева в Иркутске. После техникума была токарем, штамповщицей, сварщицей. Потом, имея уже троих детей, окончила вечернее отделение политеха и перешла в отдел главного технолога. Там же и муж трудился — в чугунолитейном цехе.

Сегодня её образ жизни: встать ни свет ни заря — печку затопить, воды из озера натаскать, выгнать коров и телят, накормить птиц, собак, кошку, навоз из стайки вынести. А если рогатые дома остались из-за непогоды — ещё и сена всем разложить. И так каждый божий день. А домишко старый, деревянный. Из всех щелей дует. И о ремонте эта закалённая трудом и сибирскими морозами женщина может только мечтать.

Она не мечтает. Просто живёт. И поддерживает жизнь в родном хуторе, где когда-то было полно народу, где отец построил дом, а мама вела хозяйство. Как это бросить, Любовь Николаевна не понимает. Да и за туристами нужен глаз да глаз: они отдохнули — мусор оставили. А она нервничает: всё ведь в священный Байкал попадает. А он разве такое отношение к себе заслужил?

— Ничего, не страшно, жить можно, — как будто успокаивает меня баба Люба. — В марте хочу опять в Байкальском марафоне участвовать. В прошлом году — почему, не знаю, но сдрейфила — только 500 метров пробежала. Медаль получила. Теперь же, думаю, на 5 километров решусь.

Пшш... пшш... кхх... кхх... В самом деле зря, что ли, она каждый день тренируется?