Анастасия Вертинская: «Свободу свою не отдам»

«Для меня Никита - родной человек. А было время, когда на плече у подруги я всхлипывала: «Ах, он подлец!»

Глядя сегодня на Анастасию Вертинскую, понимаешь: время не властно над этой женщиной. Чёртики в глазах, красота, задор, юный голос. Накануне юбилея, который народная артистка отпразнует 19 декабря, звезда и кумир нескольких поколений зрителей рассказала «АиФ» о своей жизни.

«Две стервы»

Ольга Шаблинская, «АиФ»: Александр Вертинский - легендарный поэт и исполнитель, о нём много написано... Но наверняка дочь знает нечто такое, чего никто не знает...

- Папа как был идеалистом, так и оставался им всю жизнь. Однажды, сидя за столом и глядя на нас с сестрой очень внимательно, сказал жене (картавит): «Лилечка, дорогая, тебе не кажется, что мы воспитываем наших двух стерв не как советских гражданок?» А мы воспитывались боннами. Ходили в красивых платьях. Вот тут-то нас с Машей и отправили в пионерский лагерь. У каждой было по немецкому чемодану - рыжему такому, на ремнях... Нам положили тёплые гамаши, шарфики, гольфы, блузки, чистенькие воротнички - для линейки... Когда вернулись, был один фибровый чемодан на двоих. В нём лежало два предмета: застиранная майка с меткой «Коля К» и сатиновые шаровары, где было вышито «4-й отряд». Папа встречал нас в пиджаке и в бабочке, мама тоже была при полном параде. Мы ввалились, страшно расчёсывая головы, - у нас были вши. Не поздоровавшись, обматерив родителей, пробрались в кухню и сожрали котлеты, хватая их руками со сковородки. Папа остолбенел. Потом ушёл в кабинет. Из-за закрытых дверей доносились мамины всхлипывания и шёпот... Нас опять отдали воспитывать боннам. Только было уже поздно. (Улыбается.) Папа нас обожал. При отце нельзя было нас пороть (а бабушка нас иногда порола): он хватался за валидол. Ему становилось физически плохо.

- А вы били сына - известного сейчас ресторатора Степана Михалкова?

- Стёпа... Он был тяжёлый ребёнок. Если бы я знала, что из него вырастет такой чудесный мальчик, я бы не «строила» его так со школы. Стёпик благодарен мне, что я его порой тоже порола. А я себе простить этого не могу... Понимаете... Я его растила одна. И была то за папу, то за маму. То безумно баловала, то «закручивала гайки»...

- Вас вызывали в школу?

- В школы. Нас ведь всё время... (Делает рукой «выметающее» движение.) Я боялась двора, боялась, что он начнёт курить или пить. Всё время его проверяла: «Ты курил? Дыхни». А Стёпа не курил. Просто не учился. Они с Федей Бондарчуком не самые были лучшие персонажи в школе. Ирина Константиновна Скобцева звонила мне в ужасном возмущении, когда что-то в очередной раз происходило, считала, во всём виноват Стёпа. Потом мы это с ней забыли, конечно.

В детстве врала и...

- А почему вы не позвонили Никите Михалкову? Мол, ты отец, подействуй на него.

- Я терпела долго, до 18 Стёпиных лет. А потом позвонила Никите и сказала: больше не могу справиться с сыном. Он очень обрадовался. И отправил его на три года в армию. Стёпа был в восторге: «Папа отдал долг Родине - и я поеду отдавать». Отдавал долг в погранвойсках Морфлота на Камчатке. Служил в Находке, где находится атомный реактор. Ходили слухи: в каком-то году там что-то взорвалось и сейчас тоже не в порядке... Я ночами не спала все три года. Каждую секунду казалось: с сыном может что-то произойти. Он вернулся совершенно другим. Сразу же захотел себя реализовать.

Если бы пришлось повторить всё заново, ни за что сына не наказывала бы. Только когда приобретаешь внуков, понимаешь, какая ты была дура, что была строга с ребёнком. Вообще-то мальчик должен хулиганить, понимаете? Да, наверное, и девочка! Ведь наступает возраст, когда они хотят всё нарушить. Я, например, тоже в детстве и врала, и воровала.

- Вот уж не ожидала от вас такое услышать!

- У папы были очень длинные руки, ему портные шили индивидуальные пальто, с глубокими карманами. И на дне всегда, как грузило, лежала мелочь... Я вставала раньше всех и шла из спальни в прихожую - выгребать эти монеты. У меня были отмечены крестиками те половицы, которые не скрипели. Представляете, какая изощрённость? И я тырила у него эту мелочь... Сердце было в пятках... Мне казалось, что, если сейчас встанет бабушка и меня застанут за этим преступлением, меня расстреляют. У папы, правда, хватало ума не ругать меня. За обедом он говорил (картавит): «Вчера какая-то воровка украла у меня всю мелочь. Вы не знаете, кто это?» Я, глядя честными глазами, говорила: «Нет».

Срежиссировать любовь

- Меня всегда поражает, Анастасия Александровна, как вы говорите о Никите Сергеевиче Михалкове. С огромным добром. Как будто это не бывший муж, а друг.

- Свою прошедшую жизнь видишь будто в бинокль перевёрнутый... У меня в памяти ластик, который стёр всё это. Стёр, потому что оба помудрели, оба поняли: для чего-то Господь свёл нас. Время смыло следы страданий. Я благодарна Никите, что у меня есть сын. Что у меня есть такая семья. Для меня Никита - родной человек. А было время, когда на плече у подруги я всхлипывала: «Ах, он подлец!» Но это не значит, что он подлец. Правда! Это просто такое время было - молодости, любви, максимализма, разочарования. Ты думала, что брак - это одно. Оказалось, что это совсем другое. Мы вообще были очень молоды, когда поженились. И когда развелись - тоже. Я была совершенно одержима своей профессией. Это сейчас я вам могу рассказывать о ней снисходительно. Но тогда... Я была похожа на сумасшедшую. Мне хотелось только работать, доказывать в «Современнике», что я могу играть Любу со стройки... Я несла на этот алтарь всё. Если у меня были разрывы любовные, думала: «О-о, как хорошо! Я сегодня в четвёртом акте Нину Заречную знаешь, как сыграю! Я теперь понимаю, как себя чувст­вует женщина в этой ситуации».

А возвращаясь к браку с Никитой... Никто из нас друг другу не сделал зла. Никита - потрясающий человек, талантливейший. Добрейший. Не было ни одной просьбы, в которой он бы мне отказал. Как-то сидели с ним на дне рождения у Стёпы, вспоминали наши студенческие годы и так хохотали! Мы учились на одном курсе в Театральном институте им. Щукина. Никитон - так я его называла - в молодо­сти был таким же, как его герой в «Я шагаю по Москве». Лёгкий, улыбающийся, шебутной. С самого начала человек нон-стоп, всё время что-то придумывал, что-то сочинял. Мне кажется, что и личную жизнь свою он хотел со мной срежиссировать. Так, как он срежиссировал её потом с Татьяной.  Знаете, то, что я не замужем, - это компенсация за мою успешную биографию. Господь сказал: «Знаешь что, милая? Уже успокойся ты со своими мужьями, давай-ка вот так живи». И это надо вовремя услышать. Знаете, когда люди рассуждают об одиночест­ве, скуке, мне даже стыдно: не знаю, что сказать. Какое может быть одиночество у творческого человека? Если одиночество - это такой ужас, тогда как же поэт пишет свои стихи? На демонст­рации, что ли? Ведь дома находиться одной - не значит вязать или смотреть телевизор. Нет, ты наконец попадаешь в своё пространство, в тишину. Важно, что у тебя есть территория независимости. Я очень рано поняла: для меня это нектар. Для меня зависимость невыносима. Всё ведь есть! Хочешь во внуков что-то вложить - езжай к ним, общайся с радостью. Хочешь с сыном, с друзьями увидеться - пожалуйста! Но это будет твой выбор, а не обязанность. Так что я свою свободу ни за что не отдам. Я её охраняю, как часовой - Мавзолей. (Смеётся.)