Сергей Проханов: «У нас больше театров, чем нужно»

Слава к актёру пришла ещё в 1977 году, после роли бесшабашного паренька Кеши в комедии Владимира Грамматикова «Усатый нянь». Далее последовали десятки работ в кино, признание и успех, но в начале девяностых популярный артист неожиданно ушёл из кино, основав собственный «Театр Луны», который в феврале отметит 25 лет. Сам же актер недавно разменял 7-й десяток.

- В одном из ваших старых интервью я читала, что после роли спекулянта Костика в фильме «Гений» нувориши на улицах стали принимать вас за своего, и вы решили: «Всё, больше в кино сниматься не буду». Но ведь причина уйти из кинематографа наверняка была намного серьёзнее?

- Да, серьёзнее. Тогда было такое время: девяностые годы. Помню, какой-то банкет, сидим с актёрами фильма «Гений» — Абдуловым, Смоктуновским, Белогуровой — и чокаемся со словами: «Всё. Кино пропало». А всего через четыре дня наш фильм снимают с проката... Если «Гения», где играли такие известные актёры, сразу убрали с экранов, то дальше плыть было уже некуда!

Тогда же я и свою дочь отговорил идти учиться на актрису (она красавица, «Мисс Канары», стала художницей по костюмам), потому что кино уже не было: его просто не снимали. Представьте, у нас выходило два фильма в год, а индийский Болливуд за это же время снимал четыреста картин! Тогда я создал один кооператив, второй, потом свой частный театр...

— Девяностые закончились, кино возрождается. Не думали вернуться на экраны?

— Мне кино уже неинтересно. Тем более, когда вижу, как его нынче снимают: сидят грустные люди, у которых в глазах уже не то кино, о котором они мечтали раньше... Конечно, ещё остались «наши». Например, мой любимый режиссёр Никита Михалков, молодец во всех смыслах слова: и мозг, и умение со временем работать. Вот у него интересно сниматься. У Фёдора Бондарчука, наверное, интересно. Есть ещё пара таких режиссёров, не больше. У остальных, которые снимают «жвачку», неинтересно.

— Если сегодня же вам позвонит Никита Сергеевич и позовёт в кино, согласитесь?

— Да что-то не зовёт (улыбается). К тому же я уже по другую сторону кинокамеры привык работать. Сейчас даже не могу понять, как мной можно руководить. Я же сам пишу пьесы и ставлю спектакли. Как говорится, сам играю, сам пою, сам билеты продаю (смеётся).

— Пару лет назад вы собирались сняться в продолжении «Усатого няня». Знаю, что сами написали сценарий, а на роль молодого «усатого няня» планировали пригласить актёра вашего «Театра Луны» Дмитрия Бикбаева... Но дальнейшая судьба проекта мне неизвестна.

— Я и деньги на этот фильм достал, и мою заявку вроде подписали. Но, как это бывает у нас, всё «рассосалось»...

— Судя по вашему настрою, вы совсем отказались от этой затеи.

— Да, мне уже неохота этим заниматься. Тогда это было интересно, а теперь хочется другие объекты искать. У меня же театр...

«Не хочется быть конъюнктурщиком»

— Постановки «Театра Луны» — это всегда своего рода эксперимент. А если вспомнить, что вы были одним из создателей мюзикла «Иисус Христос — суперзвезда», который в девяностые стал настоящей провокацией, то особенно интересно узнать ваше мнение: что считаете допустимым на театральной сцене, а что нет?

— Самоцензурой прежде всего должно быть же-ла-ни-е. То есть если мне хочется это поставить, значит, надо ставить. Если ты человек сегодняшнего дня, а не какой-то «сбитый лётчик», то, в принципе, должен угадать мнение зрителя.

Но бывает, что в театрах такое происходит (например, кто-то в «Чайке» кефир из холодильника достаёт), что Чехов бы десять раз в гробу перевернулся! К тому же существует разная степень раскованности на сцене: любишь разнузданность, чтобы какого-то артиста рвало в углу — будешь про это ставить. А если ты человек другой подготовки, то, конечно, сбавляешь обороты. У каждого своя мера допуска. Вкус, если говорить простыми словами. Лично для меня в театре недопустимо даже ругаться матом. Если я на нём разговариваю в обычной жизни, не значит, что его нужно тащить на сцену, как это все пытаются сделать.

При «Театре Луны» есть своя театр-студия для детей «Маленькая Луна». Студия помогает нам не свалиться в плохую яму (как у Куприна) или стать совсем пошлыми. Честно говоря, дети работают как какое-то очищение. Они смотрят на тебя своими большими глазками, и ты даже сам начинаешь по-другому ставить.

— А что думаете по поводу того, что общество и политика всё чаще стали вмешиваться в искусство?

— Тут одним словом и не ответишь... Дело в том, что политика и общество, грубо говоря, и есть наше начальство, поэтому я не против. Другое дело, что политики, которые редко ходят в театр, делают какие-то неправильные выводы...

— Что вы имеете в виду?

— Я считаю, что первая ошибка наших властей — это уравнять все зоны искусств. Артисты в кино получают хорошую зарплату, на эстраде — ещё больше, а в театре почему-то актёры зарабатывают по двадцать, ну тридцать тысяч рублей. А ведь это самое элитное искусство, самое душещипательное, нервозатратное!

Ещё сейчас мы пришли к тому, что у нас больше театров, чем нужно. Например, где-то умер лидер, и им поставили второго (середняка уже), а есть так называемые ансамбли, которые почему-то стали театрами, но им и самим это не нужно (я сейчас не буду называть фамилий, чтобы никого не обижать). Всё-таки пустые залы есть. А так как субсидии идут из одного кошелька, то денег на всех просто не хватает.

Нам сейчас к юбилею надо сделать театр немного красивее: подправить вывеску «Театр Луны», а то уже половина отваливается... На это же тоже деньги нужны, но получается, что на одних они есть, а на других нет. Очень хочется, чтобы всё было поскладнее.

— Решение проблемы видите в сокращении количества театров?

— Я вижу, что исправить это можно двумя путями: дать больше государственных денег или немножко подсократиться театрам. Театры же можно объединить: мы тоже соединились с «Московским театром комедии», когда у них умер главный режиссёр. Как-то договорились.

Все эти вопросы решаются наверху, но всё меньше и меньше остаётся людей, которые знают, что такое театр. Поэтому нужен правильный совет от людей предыдущего поколения.

— Так как у «Театра Луны» есть финансовые трудности, особое уважение вызывает тот факт, что цены на ваши спектакли всегда остаются демократичными.

— Да, но всё же и нам приходится их немножко поднимать. Какая погода, как говорится, так и живём. А народ сейчас, как вы знаете, весь в кризисе. Как бы его ни уменьшали, всё равно кризис есть. Даже душевный кризис, начиная с погоды и заканчивая личными какими-то делами.

Я даже написал пьесу, которая называется «Матри-Архат». Она смешная и достаточно фантастическая, потому что в ней говорится, что в наше время сказочники с учёными переругались. То ли сказка, то ли не сказка... Что происходит с погодой, людьми. Эти напали, эти ничего не знали, и так далее. Вот абсурд полный... Сейчас как раз репетируем спектакль. Я ещё и сам не знаю, каким будет финал...

— Да, мне ваши коллеги рассказывали, что вы правите тексты вплоть до премьеры. Почему?

— В этом смысле я — как Роман Виктюк, который говорил: «Серожка, я всё время иду дальше. Я не знаю, что будет в следующей сцене». Вот и я иду, иду... Во-первых, тебя не может предугадать зритель. А во-вторых, мне так интереснее: понравилась актриса или приёмчик из сальто, и — раз, ты в эту сторону пошёл. Так получаются необычные спектакли. Сколько мы таких хороших спектаклей понаставили: и «Ночь нежна», и «Таис сияющая», и «Мэри Поппинс», и «Шантеклер», и «Лиромания»...

Хорошо бы, конечно, нас получше оценивали, ведь в спектаклях «Театра Луны» всегда есть мысль. А сейчас время такое, что оценивают по залу: сколько билетов продали. У нас в основном продаётся весь зал, но бывает, конечно, и хуже. Дело же не в этом, понимаете? Есть какие-то высшие принципы! Если мы будем рассчитывать только на то, чтобы забить зал, то появится больше голых девушек на сцене, больше всяких элементов, которые вызывают интерес, но не вызывают какую-то умственную положительную перспективу. Подражать, что ли, им? Нет, не хочется. Не хочется быть конъюнктурщиком.

— И в финале я бы хотела вернуться к вашему юбилею: 65 лет. Сергей Борисович, не будем подводить итоги, наоборот, расскажите, чего пожелаете себе на день рождения?

— Мне бы хотелось, чтобы «Театр Луны» существовал и дальше. Чтобы он так и оставался театром с уникальным и странным названием, а не стал вдруг театром имени Петрова-Водкина, Щепкина или вообще Остапа Бендера.