Не дать забыть... Фёдор Бондарчук - о чувстве вины и больных темах

Притяжение войны

- Фёдор Сергеевич, многие зрители рассуждают так: «Раз про войну, значит, про патриотизм. Раз про патриотизм, значит, госзаказ. Раз госзаказ, значит, кино плохое»...

- Такое предубеждение действительно есть: слишком часто вместо патриотического кино зрителю подсовывали плакатную агитку. Мы же хотели с помощью новых технологий погрузить зрителя в осаждённый, выжженный город, добиться эффекта присутствия. И таким образом сделать фильм, которого сами никогда не видели.

- Но вы согласны, что слово «патриот» приобрело сегодня отрицательный оттенок?

- На одном из кинофорумов я посмотрел видеоопрос: молодых спрашивали о том, готовы ли они отдать жизнь за Родину. Возможно, монтаж был необъективным, но большинство ответов было в духе «было бы за что отдавать». Я согласен, что слово «патриот» стало отчасти отрицательным. Но это уж точно не вина одних кинематографистов. Тут много причин: и политика государства, и последствия советской эпохи, и распад империи, и экономические проблемы 90-х. И, конечно, кинематограф. И ситуация в культуре в целом. И много чего ещё.

- Кто-то из европейских режиссёров сказал: «Если бы в СССР не было войны, им не о чем было бы снимать кино». Не кажется ли вам, что тему эту уже заездили? Создаётся впечатление, что у каждого режиссёра есть пунктик - обязательно снять кино о войне.

- Конечно, такой пунктик есть. Так трагически сложилась история страны. И война осталась единственным необсуждаемым и неоспариваемым событием в жизни всех народов бывшего гигантского государства. Другое дело, что действие фильма о войне может разворачиваться только на кухне и не содержать ни единого выстрела. (Задумывается.) Вы сейчас меня ставите в положение, при котором я должен отвечать за своих коллег, за ситуацию в стране. Я хотел бы жить отдельно, со своим личным выбором. Когда я выпускал в прокат «9 роту», мне все говорили, что никто на такое кино не пойдёт. Что кассу делают девочки, поскольку именно они выбирают, на какой фильм пойдут с мальчиком. Когда только задумал снимать «Сталинград», слышал со всех сторон: «Опять про войну! Сколько можно?!» Я прекрасно понимал, что уже было бесчисленное количество высказываний на эту тему, но это меня только подстёгивало.

- В одном из интервью вы сказали, что для аудитории, которая ходит в кинотеатры (12-25 лет), события Великой Отечественной эмоционально и исторически так же далеки, как Куликовская битва или Ледовое побоище. Значит ли это, что прежние рычаги по воспитанию патриотических чувств среди молодёжи уже не работают?

- Это ваше, а не моё предположение. Я же говорил о том, что моё поколение и поколение, которое ходит сегодня в кино, отличаются в своём восприятии документальности, близости тех событий. У меня не только дедушка и бабушка пережили войну. У меня отец воевал. Естественно, всё это мне кажется близким по времени. У молодых этого нет, они многого не знают и не интересуются деталями. Но это не значит, что у них другие оценки и эмоции по поводу той войны. Я читаю комментарии в Интернете - и они меня радуют. Правда, ругают фильм, ещё даже не посмотрев его, но в моём случае это обычная история... Главное - молодые люди, сталкиваясь с фактами истории, начинают ею интересоваться, начинают спорить, искать свои ответы. То есть - война будоражит и молодёжь...

Угроза конфликта

- В этом году было много споров о переименовании Волгограда в Сталинград. Что вы думаете по этому поводу?

- Ну подискутировали, поспорили, а что в итоге-то? В народе этот город как имел двойное название, так и имеет. Если в разговоре с ветеранами назвать город Волгоградом, тебя поправят. Известно, что Ельцину во время предвыборной кампании рекомендовали обращаться к жителям не «волгоградцы», а «сталинградцы». Тут ведь важно понимать, что мы читаем в названии города - символ победы или фамилию исторического деятеля.

- Советский период истории в последние годы вообще стал какой-то больной темой для общества...

- Не только в последние. Я прекрасно помню 1986-1987 годы, когда в перестроечный период появились первые «другие» СМИ. Фокус внимания к советскому прошлому вырос тогда невероятно, и это было какое-то новое познание. С тех пор, по-моему, это внимание не ослабевает, а просто периодически переключается на его разные отрезки. Вот вышел, например, сериал «Брежнев», и все ностальгически заговорили о романтизме «стабильных» брежневских времён. Начались споры. Отчасти задача кинематографа и искусства в целом в этом и состоит: восстанавливать эпохи, оживлять ушедших людей и, соответственно, вызывать дискуссии.

Степень яростного приятия или неприятия очевидных проблем политического развития у нас проявляется гораздо острее, чем в той же экономически благополучной Америке. В кругу американских кинодеятелей, например, разговоры часто скатываются в политику. Но у них в отличие от нас градус агрессивности ниже, степень эмоционального подключения меньше. У нас же даже в кругу коллег может произойти непримиримый раскол по политическим взглядам. Но мы должны это пройти. Пережить. Без этого никак. Сейчас это напряжение воспринимается очень болезненно, но думаю, что по прошествии 15-20 лет мы оглянемся назад и поймём, что это был безумно интересный период жизни.

Сергей ГРАЧЁВ