Андрей Кончаловский: «Культура определяет политику, а не политика культуру»

В мире иллюзий

— Андрей Сергеевич, насколько я понимаю, ваш фильм рассказывает не о войне, не об ужасах конц­лагерей, а о природе тотального зла, о его обыденности. Но, если зло становится обыденностью, получается, что у него нет границ, нет дна?!

— Это хороший вопрос, но ответить на него я не могу. Что бы я ни сказал, всё это будет лишь предположением. Вообще-то, пределов, мне кажется, нет ничему. И сейчас мы становимся свидетелями процессов, которых 40-50 лет назад даже не могли себе представить! После Второй мировой войны мы питали иллюзии, что все войны кончились. Но, увы, это оказалось не так... Самюэль Хантингтон в своё время написал книгу «Столкновение цивилизаций», где предрёк войны, связанные с различиями цивилизационных форм. Либералы, глобалисты подняли его тогда на смех. Сегодня мы наблюдаем бесконечную войну цивилизаций, которая может продлиться столетия и принять самые ужасающие формы. Видимо, дна у зла всё-таки не существует...

— Если так, то человечество давно должно было бы истребить себя.

— Ну почему же... В определённые моменты всё же срабатывает инстинкт самосохранения, и человечество на время приходит в себя. Опасность в том, что зло разнообразно в своих формах и зачастую рядится в очень соблазнительные одежды. Одежды прогресса, добра, демократии. И люди, которые это зло творят, очень часто уверены, что совершают определённое жертвоприношение во имя какого-то позитивного начала.

— Один из главных героев фильма — высокопоставленный офицер СС, даже оказавшись на небесах, на неком Божьем суде, остаётся твёрдо уверенным, что вся его деятельность была направлена исключительно на благо человечества. Получается, слепая вера, преданность своему делу — это зачастую дорога в ад?

— Не без участия ООН сегодня смешали два понятия — «нацизм» и «национализм». Об этом достаточно убедительно писал ещё Вацлав Клаус, экс-президент Чехии. Национализм в своих конструктивных формах — это прежде всего служение своему народу, а не уничтожение других народов во имя своего. Принципиально важно различать нацизм, связанный с расовой ненавистью, и национализм, который говорит о любви к своей нации. Сегодня очень часто либеральные круги, особенно в Европейском союзе, в Брюсселе, говорят: «Националисты представляют опасность!» Но это всё не более чем штампы...

Закон и понятия

— Принято считать, что, напоминая о страшных уроках прошлого, человечество даёт себе шанс распознать зло в будущем, пресечь его. Не кажется ли вам эта идея несколько идеалистичной?

— Я согласен, что память у человечества слишком короткая. Но, если с помощью того же кинематографа общество освежает свою память, пусть на пять минут, но замрёт и станет более осознанным, — это уже довольно большое достижение. Конечно, надежда на то, что красота спасёт мир, довольно идеалистична. И как раз Достоевский говорит о том, что зло вообще-то неистребимо. Другой вопрос, что с ним всю жизнь надо бороться. Его нельзя победить, потому что зло — это тоже порождение, ну считайте — космоса. Оно создано для того, чтобы добру было не скучно.

— Если не красота, то что тогда может спасти мир?

— Страх самоуничтожения. Главный инстинкт любого человека — инстинкт выживания, причём на самых разных уровнях: биологическом, физиологическом, социальном, идеалистическом.

— Всем нам с дет­ства объясняют, «что такое хорошо и что такое плохо». Но не кажется ли вам, что в условиях нынешних перемен понятия добра и зла становятся субъективными?

— Безусловно. На этом и строится столкновение цивилизаций. Мы живём в мире, где существуют разные культуры, разные религии, каждая из которых несёт свой смысл. Человек не мог и не может жить без веры, без тайны. Наука веками пытается все тайны мироздания объяснить, но она не способна дать человеку надежду, утолить его потребность в вере в иррациональное.

А вера эта необходима, поскольку мы, я имею в виду Россию, да и не только мы, живём в мире архаичном, уходящем корнями в древность. Эта тектоническая плита архаики плохо поддаётся влиянию мировой цивилизации. Американцам кажется, что они, как и большевики, могли бы правильными законами, постановлениями изменить какие-то страны, насадить там демократию. А я часто задаю им вопрос: «Вы не задумывались, почему в Мексике не так, как у вас? Она же у вас под боком — 3,5 тыс. км общей границы!» Да просто не могут они ничего сделать с той формой социальной структуры, которая существует в Мексике, где понятия гораздо важнее законов.

«Оскар-2017»: 9 претендентов на звание лучшего фильма на иностранном языке

Подробнее

— Вы говорите о Мексике, а у меня возникают ассоциации с Россией...

— Всё правильно. У нас зачастую понятия также важнее законов. И это не потому, что мы какие-то отсталые. Просто у нас мощнейшие архаичные корни, идущие из глубины веков. У нас что ни соберёшь — получается автомат Калашникова. Или, как замечательно сказал Черномырдин в своё время: «Какую партию ни строй, всё равно получится КПСС». Вот это очень важно понимать: пчелиный рой будет строить свои соты, выстроенные по идеальным математическим расчётам прочности, которые природа в них заложила. В этом смысле меня очень волнует, когда мы начнём заниматься русским культурным геномом и попытаемся разобраться, каким образом этот геном редактировать. Наивно думать, что существующие в России проблемы можно решить только с помощью политики или экономики. Культура определяет политику, а не политика культуру.

— Архаичность, древность пластов, на которых стоит Россия, — это плохо?

— Это всё равно что рассуждать о том, какие муравьи лучше: жёлтые или коричневые. Наивно думать, что демократия западная — это хорошо, а китайская конфуцианская авторитарная система — это плохо. Всё имеет свои плюсы и свои минусы.

Но то, что Европа в своём стремлении к усовершенствованию мира катится к пропасти гораздо быстрее, чем архаические страны, такие как, скажем, вся Латинская Америка, Россия, Индия или Китай, — это факт. Они не знают, что делать со своей политической корректностью. В Германии изнасиловали и убили девушку, а её родители собирают деньги на помощь мигрантам. В России бы это не прошло. У нас «ворошиловские стрелки» есть для этого. Я вас, конечно, могу немножко расстраивать, но вы не бойтесь, всё будет хорошо (смеётся).

— Возвращаясь к теме фильма: война способна менять людей, способна убивать в душе сострадание, человечность. И чтобы добро в душе человека, да и в обществе в целом, не угасло, почему всегда нужны какие-то усилия, терпение?

— Вот практически говорите словами героини, которую играет Юля Высоцкая. Она говорит о том, что зло растёт само по себе, а для того, чтобы было добро, нужно всегда последнее усилие. Последнее усилие — чтобы случилось чудо. И в него, в возможность чуда, всегда поверить гораздо сложнее, чем в то, ради чего совершается зло.

Сергей ГРАЧЁВ