Вячеслав КОСТИКОВ: Кто и зачем отваживает людей от заграницы

Статья по теме

Вячеслав Костиков: Как долго будем петь новые песни о старом?

Обида справедлива. Страна, похищенная большевиками из Европы в 1917 г., продолжает вызывать подозрения и с большим трудом протискивается в Европу. Предвзятость европейской элиты, страхи перед «московским медведем» возрождаются при каждом неосторожном шаге Москвы. К счастью, двигателем сближения является не столько политика, сколько бизнес, взаимные интересы. Экономический рост в Европе требует ресурсов. Мы их охотно и по сходной цене предоставляем. Нам требуются новые технологии. Европа их давала. Следом за экономикой крепли политические, гуманитарные и культурные связи.

Мы такие же?

Когда при Горбачёве страна приоткрыла границы для своих граждан, в Европу хлынул поток наших. Ехали с широко открытыми глазами. Сюрпризов было много. Поражали ухоженные города, дороги, налаженный быт, общественный транспорт, обилие товаров и продуктов, отсутствие привычных очередей. Вернувшиеся из поездок становились объектом огромного любопытства. Это сегодня многие вопросы звучат смешно, а тогда людей, привыкших к «советскому образу жизни», интересовали самые обыденные вещи: есть ли в магазинах мясо? Легко ли купить автомобиль? А детские сады там есть? А есть ли бесплатная медицина? Ответы опровергали привычные представления о «загнивающем Западе».

Но главное открытие было не в этом. Люди, которым десятилетиями внушали, что они принадлежат к особой породе «советского человека», обнаружили, что они такие же (или почти такие же), как французы, немцы, итальянцы, испанцы. Может быть, менее улыбчивые, менее раскрепощённые, но... европейцы. С небольшими различиями у нас та же одежда, та же еда, те же напитки. Тот же образ жизни, такие же отношения в семье и с друзьями. Когда на прилавках наших книжных магазинов появились «вредные» для советского человека европейские романы, а в театрах - пьесы, мы поняли, что с небольшими и непринципиальными различиями мы принадлежим и к единой культуре. А более вдумчивые люди, пообщавшись с католиками (которых в СССР клеймили врагами) и протестантами, стали понимать, что они и мы, православные, при некоторых различиях в ритуалах и догмах принадлежим не к противостоящим церквам, а к единому христианскому миру. Что нас питают те же источники веры, культуры и истории.

Особая стать?

Сегодня, когда в нас заговорила обида на Европу, мы снова принялись искать в себе отличия, особую «стать». И совершенно запутались. А в чём она, собственно, состоит, эта стать? Недавно в Коломенском проходил фестиваль славянской культуры, призванный, по задумке организаторов, выявить особенности нашей славянской души. Посетителям показывали, как вяжут носки, как плетут кружева. Своё мастерство демонстрировали резчики по дереву, кузнецы и гончары. Но, восхищаясь умельцами, многие недоумевали: а что же в этих ремёслах особливо славянского? Носки чудесно вяжут эстонцы, в Голландии плетут тончайшие кружева. В Германии масса кузнечных мастерских, где готовы подковать хоть свою, хоть чужую блоху. В Бельгии водятся вышивальщицы. Что касается знаменитых наших лаптей, то, оказывается, их носили и японцы, и даже австралийские аборигены. Сугубо нашими оказались разве что окрошка да квас...

Лубок

Мир, в который нас пытаются вернуть сторонники идеи, что мы не Европа, действительно существовал. Но он существовал в крестьянской общине, в крепостной среде и был далёк от песенно-лубочного, славянофильского восприятия народной жизни. Этот мир был выворочен, по словам М. Горького, «стальным плугом революции». В пролетарской же среде никакого «нашего мира» (кроме водки и мата) никогда и не было. «Пролетарии не имеют отечества», - учил К. Маркс. Да и сам мир, которым мы умиляемся, глядя на полотна Венецианова в Русском музее, был совсем другим.

«Где же тот добродушный, вдумчивый крестьянин, неутомимый искатель правды и справедливости, о котором так убедительно и красиво рассказывала миру русская литература ХIХ века? - спрашивал М. Горький в своём знаменитом памфлете. - В юности я искал такого человека  по деревням - и не нашёл его». Пророчество же М. Горького о будущем этого мира было крайне жестоким: «вымрут полудикие, глупые, тяжёлые люди сёл и деревень…»

Мир, воспетый нашей народолюбивой классикой, конечно же, дорог нам. И он, конечно же, будет продолжать жить. Но как достояние истории, как поэтическое воспоминание, как драгоценная археологическая реликвия. Его и сегодня ещё можно обнаружить в народных песнях, в есенинских стихах, в старых фильмах. И - во всей его трагической обречённости - в кадрах старой кинохроники.

* * *

Почему же и кто пытается вернуть нас в этот утраченный мир? Политический смысл манёвра под лозунгом «Бегом из Европы» в целом понятен. Элита не справляется с тем, чтобы вписать страну в европейские метрики и стандарты. Что значит идти в Европу? Это значит приноравливать нашу политическую культуру, наши институты, судебную систему и гражданские права к европейским. Идти в Европу - это значит сравнивать с Европой уровень нашей жизни, образования и медицины. Но согласитесь: почти любое подобное сравнение будет публичной поркой для нашей власти. Жить по-европейски для нашей элиты значило бы - умерить свою алчность и расточительство, снести заборы вокруг своих дворцов, отказаться от привилегий и фактической неподсудности. Жить по-европейски - это принять риски свободных выборов и примириться со сменяемостью власти. Готова ли она к этому? Ответа мы, понятно, не услышим. Заявляя, что «мы - не Европа», элита лукавит. Сама она, конечно, очень хочет в Европу. Но без народа и без страны. И китайский халат она шьёт не для себя.