Станислав Сулковский. История с Маяковским

Статья по теме

Андрей Дементьев: «Не смейте забывать...»

А тут она мне вдруг после «здравствуйте» и говорит: «Хорошо вы меня тогда с Маяковским «развели», до сих пор вспоминаю».

Вспомню тогда и я.

Года три назад возвращается сын из гимназии с квадратными глазами. Глаза подобной геометрической формы от учебного процесса у него бывали и раньше, но тут, вижу, случай экстраординарный (хотя такого слова они ещё явно не знают): «…Короче, у меня завал по «руслиту» - светит четвертная тройка, но если я сам напишу классное стихотворение про Маяковского, то училка поставит мне десятку за него и семёрку за четверть и всё будет отлично…». В общем, «папа, спасай».

Ну как, думаю, не порадеть родному чаду. Ваял же я за него когда-то и про непоэта Василия Тёркина (две части чистого патриотизма), и про поэта Лермонтова (одна часть лирики, одна часть патриотизма - взбалтывать, но не смешивать). И до сих пор прокатывало.

Но тут дело обстояло посложнее. Выяснилось, что собственно творчество Маяковского они ещё не проходили, а из озвученной на уроке биографии пролетарского поэта Сулковский-мл. усвоил лишь то, что тот «был сыном лесника, бухал (по выражению сына), поддерживал революцию и умер подозрительно и молодым» (цитата).

Значит, имитация стихосложения Владимира Владимировича типа «Маяковского славлю, которого есть, и трижды – которого будет» в связи с неизучением его поэтической манеры отпадала. А тут ещё Александр Станиславович несколько раз ненавязчиво напомнил: самое главное - чтобы верилось, что стих написал он сам.

С такой «кредитной историей» задача казалась трудновыполнимой. Но тут в моей голове созрел коварный план: сварганить максимально простое стихотворение, но с «крючком», за который учительница зацепится и поверит, что автор – именно мой сын.

На три стилизованных под кондовые четверостишия я угробил два часа. «Крючок» находился уже в третьей строке:

Он рано жил и странно умер,
он гений был наверняка.
Стал революции трибуном
Тот сын простого лесника…

Отдал ученику, чтобы тот переписал в тетрадь своим почерком. Через полминуты - крик:

- Папа, у тебя здесь ошибка! Написано «трибуном», а надо «трибуной».

- Ничего подобного, - раскрываю все карты я, – именно трибуном. Это единственное сложное и непонятное слово в стихотворении, только оно выбивается из текста. Учительница привяжется именно к нему и может задать тебе единственный вопрос: «Что такое трибун и откуда ты знаешь это слово?» А ты ответишь, что это слово вы проходили по истории, оно означает «оратор» и вроде как подходит Маяковскому. Тогда она поверит, что автор – ты.

Собственно, у сына выбора не оставалось, и он удручённо всё переписал.

На следующий день он в ликовании позвонил мне на работу и, захлебываясь от восторга, прокричал, что получил «десять» за стих, «семь» за четверть, что училка задала ему единственный вопрос по тексту (тот самый), что ему нужно сколько-то тысяч «на пиццу с пацанами» и что я молодец (хотя это уже в последнюю очередь).

А на выпускном он рассказал эту историю и самой учительнице, и они вместе посмеялись.

Хорошо, что в школе помнят не только об учениках, но и о родителях. Хотя бы в таком ракурсе.