Изгнание бесов. У народа снижается уровень радикализма

Статья по теме

Вячеслав КОСТИКОВ: Сможет ли власть жить не по лжи?

Похоже, что в народе, несмотря на массовую бедность, горести и унижения последних лет, всё же происходит «умягчение злых сердец». То ли молиться перед иконой стали больше, то ли страна просто устала от затянувшегося почти на целый век зла.

В поиске врагов

Социологи фиксируют важные изменения в сознании и поведении россиян. «Одна из самых важных перемен общественного сознания народа за последние десять лет - то, что за годы стабильности стало приближаться к минимуму такое явление, как «радикальное сознание масс», - говорит Михаил ГОРШКОВ, директор Института социологии Российской академии наук.

А ведь рождённые революцией радикализм и нетерпимость были отличительными свойствами политики и поведения не только советских лидеров, но и «широких народных масс». Радикализм породил такие уродливые явления советского периода, как гонение на Церковь и интеллигенцию, репрессии, раскулачивание, непрерывные «чистки» то среди оппозиционных политиков, то в среде военных, учёных, деятелей культуры. Жестокость властей порождала нетерпимость и среди населения. Старшему поколению хорошо памятны митинги и собрания трудящихся, на которых клеймили то «врагов народа», то «политических отщепенцев», то «мировой империализм», то «предательскую клику Тито», то «врачей-вредителей». Народ, одурманенный идеологией и государственной ложью, громко проклинал назначенных властью врагов (чаще всего мнимых) и требовал для них или смертной казни, или изгнания за границу. Вспомним, с каким «народным одобрением» из страны высылался А. Солженицын, осмелившийся сказать правду о сталинском ГУЛАГЕ, вспомним партийную травлю Виктора Некрасова, автора одной из самых правдивых книг о войне «В окопах Сталинграда». Культивируя нетерпимость и «злосердие», власть цинично направляла недовольство реальными тяготами жизни на диссидентов и правозащитников.

Умягчение

Остатки «злосердия» дожили и до наших дней. В связи с очередной годовщиной Победы в Великой Отечественной войне некоторые читатели в письмах в «Аргументы и факты» требуют принять жёсткие меры к критикам «великого Сталина» -«вплоть до высылки из страны». К счастью, таких писем немного.

«Умягчение нравов» проявляется в снижении протестных настроений. Социальный гнев ограничивается отдельными всплесками, вызванными, как правило, непродуманными или плохо объяснёнными действиями центральной власти (вспомним пресловутую «монетизацию льгот») или некомпетентностью, а нередко и глупостью местных властей. Неправомерным повышением тарифов ЖКХ, например. Ненужными запретами. Даже кризис, серьёзно опустошивший кошельки россиян и усиливший безработицу, не привёл к заметному росту массового протеста.

Конечно, дело не только в постепенном отмирании такого известного историкам понятия, как «русский радикализм», получившего своё художественное воплощение в знаменитом романе Ф. Достоевского «Бесы». «Бесовщина», ввергнувшая Россию в историческую яму в 1917 году и расцветшая под знамёнами Ленина - Сталина, теперь отвергается не только населением, сильно поредевшим в эпоху «бури и натиска», но и властью. Власть, похоже, поняла не только губительность радикальных методов «ускоренного построения коммунизма», но и сделала выводы из более поздних «загогулин» времён Н. Хрущёва и Б. Ельцина.

Зона недоверия

Сегодня, впрочем, выявляется другая опасность: маятник качнулся в сторону консерватизма. Но консерватизм консерватизму рознь. В Западной Европе это устоявшееся и уважаемое понятие, не отвергающее ни модернизации, ни реформ. А чем обернётся консерватизм в России? Полезно вспомнить, что в русской истории консерватизм имел своё специфическое преломление: «охранительство», с сопутствующим усилением «охранки». Одним из инструментов русского консерватизма было и черносотенство - то есть поощрение в массах самых примитивных норм политического поведения.

Если новый российский консерватизм, проповедуемый «Единой Россией», опрокинется в «защиту устоев», в знакомое «хватать и не пущать», то он рано или поздно опять приведёт к радикализации политического сознания. И тогда, конечно (как это и водится в России), мало не покажется.

Слабость протеста против неэффективности российской модели «бюрократического капитализма» обусловлена не только усталостью от «бесовщины» ХХ века, но и в значительной мере - отсутствием организованной и понятной населению оппозиционной альтернативы. «Для населения сегодня характерно не всеобщее недовольство, а скорее всеобщее раздражение», - отмечают социологи из Российской академии наук. Поэтому люди больше реагируют не на призывы оппозиции, а на глупости властей, на гламурные чрезмерности «высшего общества», на избыточное самолюбование высшего начальства, на разнузданность коррумпированного чиновничества.

Надо только понимать, что общественное раздражение, которым власть до сих пор опрометчиво пренебрегает, всё заметнее трансформируется в недоверие. Из доклада Института статистики РАН «Российская повседневность в условиях кризиса» следует, что в зону высокого недоверия уже попали такие важные институты обеспечения стабильности, как пресса и телевидение, судебная система, Госдума и Совет Федерации, органы МВД, политические партии, профсоюзы и даже, увы, Общественная палата. Не слишком ли много?

Вячеслав КОСТИКОВ