69

По графику. Литературный обозреватель - о том, как правильно читать книги

Литературный обозреватель и книжный блогер Екатерина Петрова провела мастер-класс для читателей на тему того, как читать книги, чтобы понимать, что хотел сказать автор. О взаимодействии с литературой и трендах в современной книжной культуре — в материале АиФ-Тула.

История про нас

Алёна Соболева, «АиФ в Туле»: Екатерина, на все ли книги распространяется правило «восприятия по-своему»? В романе «Лолита» Набокова, например, кто-то видит романтическую линию, а кто-то — оправдание педофилии.

Екатерина Петрова: Каждый думает в меру своей испорченности. И к людям, которые говорят, что «Лолита» — история о любви, у меня очень много вопросов. Что они понимают под любовью? У тех, кто видит только порнографию, мне тоже хочется спросить: почему вы не видите ничего другого? Ведь это история на самом деле об изнасиловании. Почему они верят Гумберту, человеку, который совершил преступление? Почему не возникает вопроса, а как бы эту историю рассказала Лолита?

— И даже в таком случае неважно, что хотел сказать автор?

— Если у автора была какая-то позиция, и он встал бы перед всеми и сказал, что он пытался донести, людей всё равно будет сложно переубедить. Всегда есть наша интерпретация, и мы никуда от неё не денемся. Любая книга — история про нас, а не про автора.

Оставить Толстого на пенсию

— Вы в своём блоге писали, что прочитываете 1517 книг ежемесячно. Как вы успеваете охватывать столько произведений?

— Я читаю параллельно несколько книг. У меня во всём есть система, я называю её графиком чтения. Посвещаю этому минимум три часа в день, обычно больше. Плюс ещё важно, какого объёма книги. Сейчас они не очень большие, поэтому можно успеть много.

— Как вам удается так быстро «переключаться» с одной истории на другую?

— Мне нравится «переключение», оно вносит разнообразие. Я могу устать от одной книги, особенно если она скучная, а такое порой тоже приходится читать. Например, некоторые произведения жанра нон-фикшн не всегда весёлые. М. Адлер немножко занудный. Он по два раза повторяет одну и ту же мысль, чтобы, видимо, до всех дошло. Если бы я читала только одну его книгу и никакие больше, я бы сошла с ума. Мысль могла улететь, и стало бы тяжело концентрироваться. А за счёт того, что я книги чередую, сохраняю способность анализа. Для меня, наоборот, самые опасные книги — интересные. Когда очень хочется дочитать, то я перестаю анализировать.

Фото: Октава/ Александр Воронин

— А есть какие-то книги, которые вы перечитываете?

— На это, к сожалению, нет времени. Есть литература, которую нужно по работе перечитать. Если я организовываю встречу с писателем, книгу которого читала 10 лет назад, то я возвращаюсь к ней. Или когда в книжном клубе выбираем знакомое мне произведение, я изучаю его заново. Здесь больше утилитарный подход. Хотя я всё время себе говорю, что когда-нибудь возьмусь и осознанно перечитаю. Но боюсь, это «когда-нибудь» никогда не наступит.

— Это касается и школьной классики?

— Я перечитывала «Евгения Онегина» Пушкина и взглянула на него совершенно другими глазами. Ещё брала на перечитку «Путешествие из Петербурга в Москву». Мне понравилось, как Радищев построил произведение, как он играл с языком. Я посмотрела на книгу с точки зрения профессионального разбора, а не как читатель. Готовлю себя к тому, чтобы снова обратиться к Достоевскому. Это достаточно тяжёлый для меня писатель. А вот Толстого я оставила на пенсию.

Современные тенденции

— Какие тенденции современной литературы вы можете выделить?

— Одну из любимых тенденций я бы назвала «снятие табу». В литературе начали говорить о женской телесности. Раньше женщины в ней были «воздушными» или «роковыми», всё крутилось вокруг нескольких типажей. А женский натурализм — табу. Нельзя было представить книгу о том, как женщина, например, описывает целлюлит на своем теле. Сейчас в литературе о взрослении начали говорить о том, как девочки переживают первую менструацию. Причём и с этим был перегиб, вставляли в каждое произведение.

Весной вышла книга казахстанской писательницы Алтынай Султан «Отслойка». Там она описывает семь дней в роддоме со всеми подробностями. Это автофикшн. В книге много женского натурализма, писательница не пытается что-то приукрасить, не пытается сглаживать углы, добавить метафор. Она просто говорит, как есть. В книге не найдете описаний из серии «мне положили ребёнка на грудь, и я заплакала слезами счастья». Роды – в первую очередь это боль. Но про боль никто не говорит, потому что это не принято. И эти табу снимаются.

Фото: Октава/ Александр Воронин

На самом деле ещё в 70-х годах Сьюзен Зонтаг писала эссе про женскую старость, про то, как женщинам непозволительно стареть. Особенно если ты известная, то ты просто в какой-то момент уходишь из публичности, чтобы никто не видел, какой ты становишься. И она говорила о том, как это несправедливо, потому что старение — естественный процесс. И мужчины стареют, и женщины стареют. Но после эссе эта тема всё равно затухла. И вот сейчас её опять начинают обсуждать, и я надеюсь, что это будет не точечно, а перейдёт в полноценную тенденцию. Вот вышел ещё сборник «Тело: у каждого своё». В нём разные авторы, и мужчины, и женщины, пишут небольшие рассказы обо всём, что связано с телесностью.

Алёна Соболева, «АиФ в Туле»

Справка
Нон-фикшн  произведения такого жанра основаны не на вымысле, а на фактах, документальная литература, научно-публицистическая. Автофикшн  литература, в которой главный герой зачастую и есть автор произведения, а история персонажа может полностью или почти полностью совпадать с биографией писателя. При этом в произведении всегда есть часть художественного вымысла.

 

Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно