Спасти Расу. Как сложилась жизнь девочки, за которую переживал весь СССР

«Фельдшер, которая завернула мои ножки в селёдку, сказала, что мой ангел-хранитель уснул на минуту и в этот момент случилась беда. А как проснулся, сделал всё, чтобы я была здорова».

«И ещё фельдшер говорила, – добавляет Раса Прасцевичюте, которой первой в СССР провели операцию по реплантации конечностей, – что теперь мне нечего бояться: ангел больше не уснёт».

Жизнь у этих двоих удалась. Упешный профессор американской клиники Рамаз Датиа­швили. Счастливая немецкая домохозяйка Раса Прасцевичюте. И сколько же всего должно было произойти, чтобы всё сложилось именно так…

Он пришил ей ножки.

И однажды они убежали.

Наша Раса. В 1983 г. впервые в мире ребёнку пришили обе ноги Подробнее

«Переморозили!»

Ангел заснул в лопухах по кромке пшеничного поля в литовском колхозе «Вадактай», когда Витаутас Прасцевичюс завёл свой трактор – и не заметил играющую в траве дочь. Их было у него две – сёстры-близняшки, Раса и Аушра.

Мама девочек, Дангуоле, очнулась из хмельного забытья – жара, июнь, битва за урожай-83, а она уже давно очень устала от жизни – на крик. Косилкой Расе отрезало ­ножки.

В Москве 33-летний микрохирург (золотые руки и блестящие перспективы) Рамаз Датиашвили в этот миг заканчивал 12-часовую операцию, чтобы дома упасть мёртвым сном.

«К нам везут девочку, Рамаз», – телефон рядом с ухом задребезжал, когда он только опустил голову на подушку.

Небо расчистили для ­Ту-134, в котором летела Раса и её ножки, обложенные мороженой селёдкой ­(«Переморозили!» – будет потом чертыхаться хирург). На операционном столе в Филатов­ской больнице Раса была через 12 часов.

«Сверху» Датиа­швили пришло указание «просто зашить». Слишком велик риск… Анестезиологи родной 51-й больницы не умели работать с детьми, у кардиолога Якова Бранда, которого Рамаз вызвонил, чтобы ассистировать, заболел ребёнок, медсест­ра Лена Антонюк была на сессии, микроскоп, необходимый для операции, заперт на ключ, а ключ – у кого-то на даче… «У нас нет возможности ноги даже ампутировать, а ты хочешь их пришить, Рамаз!» – усмехнулся кто-то. А он только накручивал диск телефона, соединял нити судьбы, собирая по кусочку будущее для дочки какого-то литовского тракториста.

Всё было против этих двоих. Даже ноги в спешке забыли дома на столе, собирая Расу в Москву, – и пришлось возвращаться. Но ангел всё сделал как надо.

«Доктор Рамаз» пришивал их 9 часов. Когда уже свалились от усталости доктор Бранд и сест­ра Антонюк. Когда сам про себя понимал: «Если остановлюсь – не смогу закончить». Сосудик – к сосудику, нерв – к нер­ву. Чтобы, сделав последний стежок, почувствовать в ладонях тепло – кровь побежала в пришитые ножки… А потом, когда Раса начнёт ­ходить, ­заплакать.

«У меня одна мысль: «Спасибо Богу, что дал возможность и помог сделать доброе дело при невероятно трудных обстоятельствах», – отвечает мне осенью 2020 г. из Америки 70-летний профессор Датиашвили.

«Я когда молодая была, думала – ну да, молодцы… А теперь, в свои 40, понимаю – сейчас такое было бы просто невозможно!» – говорит мне Раса. Я в России, она в Германии: XXI в., у нас есть видеосвязь, но закрыты границы… Последний раз мы виделись с Расой больше 10 лет назад.

«Говори, что покусал крокодил»

«Сейчас такое несчастье никого бы не удивило и не вызвало отклика. Потому что сейчас на первом плане деньги. Мы видим постоянные сборы на больных детей, переводим средства, это стало чем-то механическим и привычным – кажется, что мы уже не принимаем всё так близко к сердцу… А раньше на первом месте были человечность и доброта», – говорит Раса на экранчике моего теле­фона. У неё сегодня первый день после увольнения: «Знаешь, что-то рука стала болеть. Сама смеюсь – 3 года работала в магазине, расставляла товары на полке, тягала тяжёлые ящики с пивом – и ноги в порядке! А рука – заболела…»

Наша Раса, когда-то ставшая гордостью отечественной хирургии, давно живёт в Европе. Скоро с работы вернётся её муж-эскаваторщик, она накормит его борщом. Прибежит после уроков 10-летняя дочь Ильяна, чтобы тут же ут­кнуться в телефон… За окном их многоэтажки – русский район немецкого города Тройсдорфа. «У нас весь подъезд – русские или турки…» Обычная жизнь.

«Я спокойно могу рассказывать, что произошло, потому что мало помню. Воспоминания начинаются с момента, когда я жила в Москве… А вот показать ноги – надеть юбку или раздеться на пляже – до сих пор сложно. Я бегаю, катаюсь на велосипеде, хожу на дискотеки… Только почти 40 лет не могу привыкнуть к шрамам. Муж смеётся: «А ты всем говори, что тебя покусал крокодил…»

Сам Ефрем Септ, казах­станский немец, с родителями репатриировавшийся из Экибастуза с волной 90-х гг., не удивился рассказу после знакомства на русской дискотеке в Бонне: симпатичная блондинка, говорит по-русски, танцует, работает няней в русской семье, недавно приехала на заработки из Литвы, ну подумаешь, ноги в Союзе пришили… «Я знала, что выйду замуж в 30 и за русака. Всегда так хотела. Я ведь так люблю русский язык!»

Она говорит без акцента – выучила русский за несколько лет, что прожила по московским больницам, с русскими людьми. И потом всё оставшее­ся время мечтала вернуться. «Мне снится, что меня зовут жить, работать, что угодно – в Москву. И я ни секунды не раздумываю». Вот это она помнит. Не беду. А людей, которых беда ей принесла.

«Когда после статьи в «АиФ» меня пригласил на съёмки какой-то ваш Николай Дроздов и я прилетела в Москву, то по­шла в гости к тёте Ане, которая вместе со своей мамой приютили меня, когда я лечилась. И я открыла от удивления рот: в их квартире всё было так же, как и 20 лет назад… Тётя Аня сварила мне сосиски, которые я в детстве любила, – они назывались сардельки».

Не было уже бабы Кати, гардеробщицы Филатовской больницы, взявшей в дом литовскую полусироту: Дангуоле после операции вернулась в «Вадактай» – и поминай как звали. А Расе предстояла ещё операция – по удлинению одной ноги, которая оказалась короче другой. Так началась московская жизнь знаменитой пациентки удивительного хирурга: школа где-то в переулках у Большой Филёвской, музыкалка, где Раса била в барабан, угрюмый советский интерьер бабы-Катиной квартиры, куда однажды пришёл снимать Расу фотокор ТАСС, а позже «АиФ» Валерий Христо­форов – в тот, 1983 г., её портреты в обнимку с Рамазом выходили на многих обложках… Спустя 20 лет кресло, в котором она позировала Валере, стояло на месте.

Последние годы жизни Дангуоле уже и не приходила в себя, умерла – от алкоголя. Литов­ское ТВ кинуло клич – и девочку взяла под опеку семья учителей Адомайтисов из райцентра Радвилишкис. В «Вадактай» Раса вернулась только в 18 лет. Выучилась в сельхозтехникуме и должна была бы, как и родители, работать в литовских полях. Но – уехала прочь.

Сестра-близняшка Аушра осталась в селе. Родила 4 детей, работает на ферме. Их отец умер от рака – Раса никогда его не винила: «Это была просто трагическая случайность».

Доктор Рамаз уехал в Америку в 1992-м: «Не хочу вспоминать – это болезненный вопрос». Говорят, ему не простили славы… «Но я никак не изменился – не разбух от гордо­сти…» – пишет он мне в Ватс­апе. По-прежнему в свои 70 – за операционным столом. «И буду стоять – пока не увижу, что пора не стоять». В 90-х Датиашвили пришлось начать всё заново: доказывать квалификацию, несколько лет отдав обучению в Штатах, осваивать с нуля анг­лийский… Чтобы потом ещё много раз пришивать руки и ноги уже американским детям. Но ни у кого из них его номер не хранится в телефоне под именем «Доктор Рамаз», как у Расы.

«У Рамаза жизнь удалась! Да и я не жалуюсь!» Расита щёлкает пультом – включает Первый канал, идёт лепить пельмени. В выходные они с мужем пойдут за грибами, пусть за это в Германии и положены штрафы. А на Крещение – окунутся в прорубь, хотя она и католичка… Кажется, что она так и живёт в России. И что та «эстафета добра», как писала советская пресса, когда девочку из литовского колхоза перекинули по небу в московскую больницу, цепочка человеческих поступков и череда случайностей, ещё не запрограммированные красными кнопками для пожертвований, дала Расите Прасцевичюте отмашку: беги, Раса, беги. И ничего уже не бойся. Ангел не спит.