Жить, не родившись. Захар Прилепин - о молодёжи, будущем и лошадях

Прогресса у нас нет

- Захар, в аннотации к вашей новой книге рассказов, которая выходит в ближайшее время, написано: «Семь жизней» (именно так называется сборник. - Ред.) - как тот сад расходящихся тропок, когда человек встаёт на одну тропку, а мог бы сделать шаг влево или шаг вправо и прийти… куда-то совсем в другую жизнь». Но вы согласны, что, на какую бы тропку на своём историческом пути ни вставала страна, мы неизменно оказывались бы там, где мы сейчас находимся? Ну, с корректировкой на ветер?

- Наверное, вы правы. У писателя Алексея Варламова есть дельная мысль, что историческое время ограничено, мало какому государству и мало какой нации удаётся идти прямо, прямо и прямо, по бесконечному пути прогресса. Парадокс в том, что уже в древнерусской литературе само философское понятие «прогресс» отсутствовало. Сейчас на меня взъярятся наши либералы - но мысль об отсутствии понятия прогресса в древнерусской литературе не моя, а Дмитрия Лихачёва - по сути, либеральной иконы. Залог существования страны в том, что она не идёт вперёд - этот путь однажды кончился бы. Она дёргаными зигзагами ходит по кругу.

Что до книжки - она всё-таки не совсем об этом. Она о человеке, который понимает, что может прожить как минимум семь вариантов судьбы. Неизвестно только, в какую точку он придёт в итоге.

Скрывать, наверное, и не стоит - я говорю не о человеке вообще, а о себе. Когда мой товарищ написал мне, что он и не родился ещё, я как-то отстранённо подумал, что сам я родился так давно и «нажил» столько, что не уверен, что хотя бы успею разобрать багаж.

- Кстати, о времени и поколениях... Чем, например, нынешние 20-летние отличаются от вас, когда вы были в том же возрасте?

- Всё с ними в порядке; принципиально ничем не отличаются. Те же самые ребята и девчонки. Перебесятся - мука будет. С ударением на «а». Процент думающих и плывущих по течению в каждом поколении примерно один и тот же. Я, признаюсь, помню, что 99% моего окружения 25 лет назад были фанатами перестройки и гласности, презирали «совок» и хотели на Запад. Меня с моими русофильскими взглядами и «большевизмом» воспринимали, ну, с улыбкой. Мол, Захар у нас оригинал. И вот прошло 25 лет - всё те же ребята теперь русофилы, а 90-е считают мороком. То же и сегодня. Юные - оттого им нравятся «Дом-2», гламурные журналы и прочие кружевные трусики. Потом они нарожают детей и поймут, что жизнь строится на других основаниях. И традиция важнее юношеской взбалмошности.

Что до плюсов нынешнего поколения: у них отличные адаптивные способности, они самую разную информацию воспринимают спокойно и быстро, приживаются, как сорняки. Это им пригодится.

- В прошлом нашем интервью вы сказали: «Когда надо, мы - как и все остальные страны - воюем. Когда не надо - не воюем...» И вот в одном из ваших рассказов герои - контрактники - почти с удовольствием, буднично обсуждают вопросы о том, где будет ближайшая война… На фоне откровенно милитаризированного настроения общества почему бы вам, например, как Невзорову, честно не сказать: сегодня все войны хотят!

- Уверенным можно быть только в том, что лошади Невзорова хотят овса. А люди хотят, чтобы закончилась война в Сирии и Донбассе. Только, в отличие от Невзорова, они хотят, чтобы она закончилась нашей победой. Тут разница. Надо, на самом деле, помнить, что втайне люди, похожие на Невзорова, эдак незаметно, в полхотелки, хотят войны, но только чтоб какая-нибудь другая, не наша сторона победила. Быстренько, за 600 секунд. Чтоб потом сказать: «А-а-а! Говорили вам!!! Доигрались, вояки!..» Но то, что наши люди умеют воевать и отношения со смертью у них чуть иные, чем у некоторых других народов, ну, это не я придумал. Об этом многие наши разумные противники говорили. Главное нам - не обольщаться по этому поводу. Потому что, когда мы обольщаемся, нас больно, едва не до смерти бьют.

– Но вот поразительно: люди на улице абсолютно серьёзно обсуждают, будет ли большая война.

- Я не знаю. Это зависит от тысячи разных воль, увы. Виновниками войны мы не будем. Это я знаю точно. А те войны, куда мы угодили, - они до нас и без нас возникли. Выбора нам не оставляли. Если только сдаться. Но это даже не выбор, это называется другим словом - «позор».

Всё меняется

- Мир очень быстро меняется. А что изменилось кардинально в нашей стране, чего большинство, возможно, и не заметило?

- Мы за последние 25 лет стали одним из самых по-настоящему демократичных народов мира. Наш человек вполне способен воспринимать самую разную правду, за что-то уважать и монархию, и советский строй, и достижения демократии, читать и слушать одновременно и Проханова, и Акунина, и Лимонова, и Улицкую. Не принимать политических взглядов Шевчука или Кости Меладзе, готового умереть за Украину, но слушать сочинённые ими песни, за что-то любить Европу - и знать Европу куда лучше, чем она знает нас, - а за что-то и по делу иронизировать над ней. Мы никогда не были так либеральны. Жаль только, что наши патентованные демократы превратились в тоталитарную припадочную секту, не принимающую инакомыслия. Но это ничего, пусть - свобода ж.

- Вот вы - многодетный отец, успешный писатель, умный человек… На что вы надеетесь в плане будущего страны? Что вам даёт возможность сегодня думать, что «завтра будет лучше, чем вчера»?

- А я так не думаю. Просто, если мы вспомним, как было в 91-м, 93-м, 96-м, 98-м, 2008-м, 2014-м и так далее годах, мы поймём, что у нас можно дожить до чего угодно, а потом и через это перейти столь же быстро. В Нижнем, где я живу, в 2008 году один бизнесмен покончил жизнь самоубийством, написав в записке: «Этот кризис никто не переживёт». А к 2012 году, скажем, страна жила в таком нефтяном благоденствии, в котором, наверное, никогда не бывала вообще. Две трети населения накупили себе техники, машин, а какая-то, весьма весомая часть - квартир и дач, народ ездил в Турцию и Египет как к себе на дачу - и всё это спустя пару лет после того кризиса, который, по мнению этого несчастного, никто не должен был пережить. Я хочу только одно сказать: не уподобляйтесь этому человеку, верьте в хорошее!

Сергей ГРАЧЁВ