Художник Михаил ДАЙЛИДА: «Канцелярский реализм – это просто прикол»

АиФ продолжает знакомить читателей с художниками-иллюстраторами. Сегодня у нас в гостях изобретатель жанра «канцелярский реализм», художник издательства «Мастацкая лiтаратура» Михаил ДАЙЛИДА.

– Детство мое пришлось на лихие 90-е, и поэтому они для меня почти святые. Учился в самой простой постсоветской школе. И всё самое интересное в то время, конечно, было во дворе. Мы не хулиганили, мы катались на качелях, что-то рисовали на земле палками, играли в ножички, фишки, в «квадрат»… Ну, «олды» помнят.

– Наверное, ваши тетради были полностью изрисованы?

– В школе я рисовать любил не в тетрадях, а в учебниках, потому что там были готовые фотки, их можно было преобразить. А тетрадки у меня были на полях исписаны замечаниями о речевых ошибках и грамотности. Особым прилежанием я не отличался, но всё равно люблю вспоминать то время, потому что оно было, наверное, очень свободным, детским.

Тогда только-только появились гелевые ручки – ими рисовал. А шариковыми ручками было не так удобно. Ещё рисовал простым карандашом. Самым обычным, поскольку не было тогда такого безумного разнообразия карандашей, как сейчас. Были гуашь, медовые краски, раскраски, фломастеры, которые хоть и быстро высыхали, но для меня, ребёнка, это было просто феноменально круто и ярко.

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ЗАМЫСЕЛ

– Ещё в художественной школе я узнал про графический дизайн – мой преподаватель много и часто говорил о нём. И я видел конкретные примеры людей, которые там уже учились, показывали свои работы. Мне казалось это чем-то нереальным, фантастическим, поэтому поступать решил именно туда.

Потом оказалось, что графический дизайн, это больше про конструирование, дизайнеру нужен такой инженерный разум. А у меня разум художника. Хорошо, что графический дизайн позволяет ещё и именно рисовать – например, в формате плаката или постера.

И в то время уже появились компьютеры, которые отлично справлялись с простыми задачами – отмывка, ровное наложение краски. А от нас, людей, требовались свежие инженерные, конструкторские концепции, замыслы, решения.

– То есть, Искусственный Интеллект уже тогда начинал конкурировать с человеком? Вы как к нему, кстати, относитесь?

– Компьютеры играли очень важную роль в нашем обучении. Некоторые художники вообще говорили – зачем рисование, ведь можно решать вопросы с помощью фото или видео-арта? Но наши педагоги не терпели халтуру, безвкусицу. Им было важно, чтобы мы мыслил интересно, нестандартно. Поэтому прежде всего мы рисовали руками, используя что угодно – ручку, тушь, перо, гуашь, масло. Но потом переводили это всё в цифру.

Так что к ИИ я отношусь хорошо – потому что не использую. Справляюсь сам. Я довольно «аналоговый», привык работать руками. Делаю то, что получается лучше всего, и где я чувствую себя комфортно, ищу собственный пластический язык. 

ЧЕРЕДА ОШИБОК

– От плаката до детской иллюстрации… Вы проделали большой путь в поисках этого самого пластического языка.

– Собственный стиль – это череда ошибок. Ты один раз ошибся, второй раз ошибся, потом это сублимируешь и выдаёшь, что «так и надо». Какие-то вещи становятся твоей отличительной особенностью, хотя изначально они могут быть твоим «косяком».

Я уже 10 лет на одном и том же месте, в «Мастацкай лiтаратуре», и по-прежнему рисую, как рисовал. Хотя, например, детская иллюстрация сейчас – отдельная Вселенная для меня. И в этом деле главное – внутренняя свобода, собственные представления, тогда всё получится. И чем шире кругозор, тем лучше!

С самого детства я мог увлекаться Гансом Гольбейном и в то же время смотреть «Чип и Дейл» по телеку. И теперь, когда мне дают заказ нарисовать каких-нибудь пионеров на полянке или розочек-козочек, я начинаю фантазировать на-полную и привлекаю весь свой творческий и жизненный опыт.

– Благодаря этой пластичности вы изобрели нечто очень жёсткое по описанию – «канцелярский реализм».

– Канцелярский реализм – это просто прикол, но многие думают, что там какая-то глубокая философия. На самом деле это просто нелепый каламбур, шутка. Я подумал, что все эти мои давнишние причуды – ручки, «гельки», фломастеры, бумага – это какая-то канцелярщина. И что я всё для своего рисования покупаю в канцелярских отделах. Как бумажный человек, сижу и рисую такими неблагородными предметами. Ведь графика подразумевает офорт, литографию, там сложный производственный процесс появления чуда, который так ценят коллекционеры… А какой дурак будет покупать себе картинку, нарисованную шариковой ручкой? Но мне хватило смелости назвать свою деятельность «канцелярским реализмом» и продолжать рисовать ручкой.

ИГРА ТЕНИ И СМЫСЛА

– Канцелярский реализм предполагает вдохновение?

– Я люблю вдохновение, считаю, что оно есть. А кто-то считает, что всё решает только трудолюбие. Но мне его одного мало. Я вижу какую-то тень интересную, солнце, свет играет – и мне это хочется запечатлеть. В последнее время я стал рисовать вообще всё, что на глаза попало. Мне начинает казаться, будто в этой тени живет какой-то вселенский смысл, хотя со временем он улетучивается. Меня вдохновляет поиск смысла. И то, что я его потом теряю, тоже не оставляет равнодушным.

– В каких условиях появляется ваша Муза?

– Мне надо мое собственное рабочее место, где можно пачкать стол. В стерильном офисе, прости господи, «в коворкинге», конечно же, я бы не смог творить. Мне нужны условия максимально «подушатанные», чтобы там можно было всё это спокойно «доушатать». Такое место есть в моём издательстве.

– Легко ли быть художником? Простите за «канцелярский» вопрос.

– Художником быть тяжело в любое время. Вообще искусство – это крест. Там ты не заработаешь, но и не потеряешь. Это страсть, это увлечение, это несвобода, ведь ты не можешь, например, прийти на работу 8, уйти в 5 и забыть. Нет, ты зависишь от своей работы, всегда будешь ждать, помнить, что у тебя стоит недорисованное нечто, которое тебе отравляет вечер.

Но искусство же – это полная свобода. Я сам себе задаю планку и сам через неё прыгаю. Главное, чтобы поменьше мешали.