Александр Вергунов: «Ничто не заставит меня сбрить усы!»

Он один из самых известных комедиантов Беларуси. Его фамилия – синоним веселья, шуток, розыгрышей. О методах добычи оптимизма говорим с актером, сценаристом и режиссером Александром ВЕРГУНОВЫМ.

– Детство – не самая веселая страница моей жизни. Мы жили тогда в военном городке Печи. Как-то я решил покормить кроликов в лесу - в январе, мне тогда было 4 года. Утром выбежал из детского сада в чешках на босу ногу, в маечке и заблудился в лесу. Меня хватились только к обеду…

Ну в общем, я в том лесу получил ревматизм, осложнение на сердце и полжизни провел в 1-й клинике Борисова, в палате номер 6. Там дети и учились, и играли в разные игры, выживали или умирали. В первом классе влюбился в девочку Свету с таким же диагнозом, до сих пор помню ее косички. А в пятом классе она умерла. Вот такое детство было. Я все время ходил по краю пропасти. И первая клиническая смерть у меня была тоже в детстве. Но все равно было ярко. Я недавно написал пьесу и поставил спектакль «Элегия памяти» с людьми с ограниченными возможностями как раз на эту тему - память. Она фрагментарна, она выхватывает яркие моменты, потому что очень не хочется вспоминать тяжелое.

ПЛАКАТЬ ПРОЩЕ

– Но как в семье военного, да еще и с учетом всего пережитого, мог вырасти артист-юморист?

– Я с удовольствием рассказываю такой эпизод. У нас в Печах часто были разные учения, когда по тревоге прибегали посыльные, стучали в дверь, поднимая отцов наших, и мы, дети, всегда пугались. И вот темный зимний вечер, мне лет 5. Вдруг раздается громкий и страшный стук в дверь ногой. А на дворе неспокойный 1961 год… Мы все перепугались, мама меня толкает назад в комнату и кричит: «Не смей выходить!» Я прячусь, но подглядываю. Мама осторожно открывает дверь, а на пороге соседка. В одной руке держит самовар, в другой – пирожки. Решила к нам зайти на минутку. Руки заняты, поэтому лупила ногой. Как же мы хохотали… Наверное, это и был момент, когда проснулось мое чувство юмора.

А еще когда приникаешь носом к щели в окне больницы и жадно нюхаешь воздух, то понимаешь, что очень хочется радости. А может, потому что Гашека, Гоголя и Булгакова я прочитал еще в начальной школе? А может, просто скверно знал математику, физику, химию и не мог поступить в военное училище, как мои одноклассники и старший брат, который дослужился до генерала? А я был мало того, что больной, так еще и дурак. Куда я мог пойти? Только в артисты.

Хотел поступать в эстрадно-цирковое училище по примеру коллеги Юры Гальцева, но там набор был раз в четыре года. Поэтому поступил в БГХТИ, и в дипломе у меня написано: «Актер и режиссер театра и кино».

А после института попал в Театр кукол. Это было удивительное время, я очень обязан педагогам, которые дали мне умение и повод играть всё, что угодно. Даже глубоко драматические роли, например Отца в «Затюканном апостоле», Позднышева в «Крейцеровой сонате»… Но в то же время я обожаю эстраду, комедию. Самое трудное на сцене - искренне смеяться и рассмешить. Плакать проще.

Потом были курсы журналистики, высшие сценарные курсы в Москве у Александра Митты. Я 21 год писал сценарий для очень популярной тогда передачи «Пошта блакiтнага вагона» на государственном радио, снимался в кино, писал книги.

Шура Вергунов: «Играю в театре, работаю на радио, снимаю кино…» Подробнее

– Чем особенно гордитесь?

– Ну, я единственный артист за всё существование Государственного театра кукол, который привёз золотую медаль с Международного фестиваля в Шарльвиль-Мезьере. А в Русском театре я, человек не поющий, пел шесть номеров, от романса до джаза. Был ведущим на самых популярных радиостанциях… Учениками своими горжусь. Горжусь Театром юмора и сатиры «Христофор», который разговаривал очень доступным языком и поэтому был понятен каждому. А смех - это большая исцеляющая сила.

– А сегодня над чем работаете?

– Сегодня я веду программу «Квартирник» в караоке-клубе, играю хозяина Семена Марковича Шайтельмана, который встречает гостей, переодевает их в халаты… и можно петь, танцевать, играть на рояле… Играю несколько спектаклей в Новом драматическом театре и в Камерном драматическом театре в «Театральной мастерской Натальи Башевой». Вот, например, играл «Корпоратив» Алексея Щеглова. Вроде комедия, но она глубоко погружает. И вот этим я горжусь – что на моих спектаклях всегда аплодисменты, смех и слезы.

МЫ - ОГОНЁЧКИ

– Откуда этот залихватский усатый имидж?

– Дань семейной традиции. У нас до седьмого колена мужчины носили такие усы. И даже один из моих предков на барельефе в Георгиевском зале, где увековечены имена всех кавалеров Георгиевского креста, усат. Дети меня без усов не видели, внуки не видели. И никто не может заставить меня их сбрить. Единственное публичное место, где я без усов, - это художественный фильм «Задача с тремя неизвестными».

– Кстати, о семье. Ваша семейная жизнь – комедия? Или немного драма?

– Это в первую очередь тепло и когда можно вместе помолчать. Есть старый анекдот: «Супруги, которые живут вместе более 20 лет, знают друг о друге всё, поэтому дерутся молча». Вот примерно то же у нас, но без драки. Моя супруга - человек удивительный и талантливый. Она инженер, металловед. Еще в советское время за изобретение ей дали премию – машину «Жигули». Она пыталась мне несколько раз объяснить, что она изобрела, но… Когда она говорит такие серьезные вещи, я представляю водопад... В общем, Ириша - человек, достойный всяческого уважения. Столько терпения в ней.

Дочка и сын у нас тоже талантливые. Восхищаюсь и ими, и внуками. Надеюсь, осенью, после трудных испытаний, которые меня скоро ждут, соберемся всей семьей у моря.

– Что за трудные испытания?

– У меня рак, я ложусь в клинику. На эту тему есть много анекдотов (смеется). Мне вот такой нравится: «Доктор, я после операции смогу играть на скрипке?» «Конечно, сможете!» «Спасибо, доктор, всегда мечтал научиться играть на скрипке!» Ну в общем, посмотрим, как там будет.

Мы к 70 годам начинаем подбивать итоги. Невольно оглядываешься - а что ты сделал? Что оставил после себя? Вот эта вся работа, актерская деятельность, к сожалению, сиюминутна.

Меня один знакомый официант, хороший мальчишка, спрашивает: «Дядь Шур, а ты с кем-нибудь из знаменитых был знаком?» Я говорю: «Конечно. Вот с Игорем Квашой, с Александром Ширвиндтом, с Валентином Гафтом». А он говорит: «Никого не знаю».

Понимаете? Время вымывает всё. Мы - огонёчки. Мы сейчас горим. Сию секунду.

И вот к 70 годам я уже начинаю суетиться. Уже считаю, что мало сделал, надо еще успеть что-то такое доброе людям отдать, чтобы оно заставило людей лишний раз улыбаться.