«Дайте хозяина!» Никита Михалков - о счастье, вере и наказании

Быть понятыми

- Мы никого не бомбим, не навязываем свою идеологию, не ставим на уши Ближний Восток. Но при этом нас сегодня ненавидят сильнее, чем в своё время СССР.

- Знаете, почему?

- Нет!

- Первое: потому что мы не вписываемся в систему глобализации. Мы не хотим быть понятными - мы хотим быть понятыми. А они хотят, чтобы мы были понятными. Чтобы мы превратились в интеллектуальный «Макдоналдс» - во всех смыслах.

А во-вторых... Ребята, ресурсов таких нет нигде!

- Это сильно раздражает?

- Не только раздражает - делается всё, чтобы эти ресурсы откусить. Смотрите, как поступают китайцы. Они приходят на наш Дальний Восток, работают на грядках по 24 часа в сутки. У них утром вот такой огурчик (чуть раздвигает пальцы), а вечером уже во-о-от такой! Они грядки поливают чем-то, что позволяет им чуть ли не за сутки выращивать гигантские огурцы. Но земля эта после них больше не родит. И они идут дальше. Мы говорим об этом с возмущением. Но почему нет никого, кто заинтересует, заставит в конце концов людей вернуться к земле? Я сейчас буду говорить банальные вещи, к сожалению. Но та ситуация, которая сложилась сегодня в нашем сельском хозяйстве, - это катастрофа! Более того, это вопрос национальной безопасности - когда оказалось брошено столько деревень! Мы сейчас делаем картину «Чужая земля» и достаточно поездили по стране. Да, можно заботиться об имидже своего родного города, чистить улицы, строить новые дома - это всё хорошо. Но когда самое дорогое, что есть у человечества, - земля, и земля плодородная, - оказывается в запустении, это никакими новостройками не компенсируешь. А самое страшное знаете что?

- Что?

- Долго ничейной земля быть не может. Она взывает: «Дайте хозяина!» В итоге на севере на наши брошенные земли придут финны, на востоке - китайцы.

Когда люди уходят из деревни в города, они, в общем-то, поступают правильно, потому что в деревне делать нечего. А чтобы они там остались, должна быть ясная государственная политика. Может, я ошибаюсь, но сейчас огромные деньги надо тратить на воспитание и образование. И на освоение заново своих же территорий. Потому что миллионы гектаров земли взывают о помощи. Их вспахивали сотни лет, а сейчас они заросли бурьяном и березняком. Мы же не можем не понимать: кормить нас никто не будет! «Ножки Буша» нас не выручат. И когда у нас закончится нефть и выяснится, что теперь нам нечем торговать, а значит, нечего есть, мы будем готовы на всё. Вот проблема!

- Но как вернуть молодёжь на землю, если им 24 часа в сутки не про важность возрождения деревни рассказывают по радио, по ТВ, а про то, что от жизни надо брать всё и сразу?

- Вы мне так укоризненно говорите, будто именно я этим занимаюсь. Согласен, идеологии сегодня в стране нет никакой, за исключением лозунга «Завтра ты должен съесть больше, чем сегодня». Я об этой проблеме говорю везде и постоянно. Посмотрите мою телевизионную картину о великом философе Ильине, о Петре Столыпине.

Сейчас, если Бог даст, сделаю картину о земле. Я делаю то, что могу, на своём уровне. Я не хожу на Болотную и не взываю с трибуны. Я работаю. И уже 25 лет продолжаю продвигать с маниакальным упорством мысль - надо прибрать в стране. Физически прибраться.

Дело должно быть общее. Государственное. Равно как и разработка государственной программы по воспитанию молодого поколения, которое сейчас из общества вынули совсем. Нет больше такого понятия в школе - «воспитание». Есть теория о том, что ребёнок должен сам определяться с выбором в этой жизни.

- В фильме, который вы сейчас снимаете, вы решились соединить два столь непохожих произведения Бунина: «Солнечный удар» и «Окаянные дни»...

- 37 лет я думал над этим! И всё не мог приступить к этой картине. Понимаете, в чём дело. У моего героя в этом фильме один вопрос: как это случилось? Почему солнечный удар 1907 года, когда жизнь дворянства была спокойна, закончился ноябрём 1920-го, портом в Одессе (именно там, в Одессе, Бунин переживал ужасы Гражданской войны), бегством во Францию? Этот вопрос и меня мучает. Я пока не знаю, как соединить 1907 год с 1920-м. Но если всё это правильно соединится, получится абсолютно современное кино про сегодняшний день.

Надо мной издевались, когда я говорил, что наводнение в Японии произошло не просто так. А я пытался объяснить простейшую вещь (как, собственно, пытался сделать это и в картине «Утомлённые солнцем-2»): всё живое связано друг с другом, а мы теряем это ощущение - естественного соединения того, кто ты, и того, что вокруг тебя. Когда ты проходишь шлюз, набирается вода и вместе с твоим пароходом подымается трёхметровый слой мерзости. Люди смотрят на это, говорят: «Да, кошмар какой!» Потом шлюзы открыли, поплыли дальше - и всё забыли... Почему я говорю про уборку страны? Мы теряем уважение - к жизни, к смерти, к природе, к человеку. И за это получаем то, что получаем. Наводнение в Японии, цунами в Таиланде - это всем нам наказание, предупреждение. Знаете, когда ты в пустой деревне видишь таксофон - новый, красивый, который работает через спутник, на установку которого были потрачены сумасшедшие деньги... Тебя охватывает странное чувство. И мы сняли там финальные кадры фильма «Чужая земля»: я позвонил в МЧС, в «скорую помощь» и в полицию и всем сказал одно и то же: «Помогите! Умирает!» - «Кто?» - «Деревня наша!» Знаете, что я услышал в ответ? «Тьфу, с ума сошёл, пьяная рожа!» Вот так-то!

Я вообще стараюсь не рассуждать - я делаю то, что умею: снимаю кино. И другие мои коллеги делают. Людям надо предоставить возможность быть услышанными властью, а не чтобы в очередной раз говорить в воздух правильные вещи. И все будут кивать головой, но ничего не будет меняться.

Юлия ШИГАРЕВА