Борис Моисеев: «Я закрылся, чтобы не налгать себе и публике»

Доподлинно известно, что родился «крошка Боря» (так он представлялся публике на своих концертах) в 1954 году в Могилёве. Геня Борисовна Моисеева (Мойсес), имея двух старших сыновей, родила будущего артиста от случайной связи. От кого — неизвестно.

Свою тайну Геня Борисовна унесла в могилу, тем самым предоставив младшему сыну (у Моисеева есть 2 старших сводных брата по материнской линии — Анатолий и Маркс Толкачи) почву для легенд и баек. Боря так искусно, смакуя мельчайшие детали, рассказывал про своё непростое детство, что не пожалеть его мог только человек без сердца. Бедность, безотцовщина, помноженные на травлю. В 8 лет, согласно легенде, «крошку Борю» на кладбище совратил могилёвский старшеклассник.

С тех пор он стал «иным», не таким, как все. Ровесники, не понимая на каком психологическом сломе базируется «инаковость», глумились над ним. В частности, Моисеев рассказывал историю о том, как его заперли в тёмном земляном погребе, а потом открыли крышку погреба и написали ему на голову. Правда это или очередная выдумка, чтобы разжалобить публику, — большой вопрос.

Ведь даже смерть собственной матери Борис обрамил выдуманным ореолом мученичества. Согласно его версии мать забил клюкой глухонемой, который случайно ошибся дверью. За что забил? Как мог ошибиться дверью? На эти вопросы Моисеев никогда не давал ответа. Правда же оказалась куда прозаичнее. По рассказам соседки, у Гени Борисовны был жуткий варикоз, переросший в гангрену, от которой она и скончалась. Однако в СМИ гуляет байка о том, что песня «Глухонемая любовь» посвящена матери, погибшей от рук глухонемого.  

 

Публикация от Boris Moiseev (@borismoiseevshow) 16 Мар 2017 в 2:20 PDT

Во время учебы в училище Моисеев с однокурсниками подрабатывал в детских танцевальных программах и телепередачах. Перед тем как выйти на сцену, всегда долго и тщательно гримировался. Заведующий труппой однажды сделал ему замечание: «Юноша, вы не должны выглядеть на сцене ярче артистов, исполняющих главные роли». Моисеев не прислушался и продолжил пользоваться ярким гримом.  

После окончания Минского хореографического училища он поступил на службу в Харьковский театр оперы и балета как классический танцовщик и дослужился до хореографа-постановщика. А в 1975 году уехал в Каунас, где танцевал в музыкальном театре. Знаменитое трио «Экспрессия» Моисеев создал в 1978 году. Ему ассистировали брюнетка Лариса Хитана и блондинка Людмила Чеснулявичюте, впоследствии ставшая женой его брата Маркса Толкача. Так бы и прозябало трио в провинциальном юрмальском варьете «Юрас перле» («Морская жемчужина»), если бы талантливых танцоров не заметила и не пригласила работать в своё шоу Алла Пугачёва. Можно сказать, что именно Пугачёва дала путёвку в большой шоу-бизнес Моисееву и всем его леди. Сначала — гастроли в Европе, затем — поездка в США, где артист успел даже поработать в качестве хореографа и режиссёра-постановщика муниципального театра Нового Орлеана. В какой-то момент что-то пошло не так, и «крошка Боря» стал делить кров с местными бомжами под мостами-близнецами (может, тоже байка?). По словам Моисеева, тогда ему помог Иосиф Кобзон, отправивший деньги на билеты в Москву. С легкой руки Пугачевой на доживавшем свои последние дни советском ТВ вышел документальный фильм «Экспрессия» о творчестве Моисеева и его трио. Этот фильм, можно сказать, оказался пропуском в едва-едва нарождающийся российский шоу-бизнес. В чуть ли не первом своём интервью после возвращения из-за рубежа, которое он дал «АиФ», артист совершил смелый по тем временам камин-аут (признание). Даже сам заголовок был эпатажным для тех времен: «Я люблю богатых мужчин».

 

Публикация от Boris Moiseev (@borismoiseevshow) 23 Ноя 2016 в 11:59 PST

«Все 18 лет в моём коллективе были только женщины, и мне образ женщины, переданный через мужскую пластику, стал настолько близок, что я сам стал женщиной. Я прекрасно знаю, как станцевать женщину, которая рожает или которая, например, испытывает оргазм, — откровенничал он в беседе с Игорем Григорьевым (тогда редактором отдела культуры «АиФ», а впоследствии главным редактором культового журнала «ОМ»). — Я приехал в Россию после 2,5 лет работы в Европе и Америке и с удивлением узнал, что, оказывается, болен СПИДом. Говорили, что я спал с самим Джорджем Майклом и перетрахался со всеми мальчиками Италии. Сначала меня это дико веселило, но потом и мое близкое окружение стало смотреть на меня настороженно. И буквально в самые первые дни я побежал в диспансер, получил справку о том, что здоров, долго носил её при себе и всем показывал».

В конце девяностых танцевальный коллектив в чистом виде вряд ли мог быть очень популярным. Трио «Экспрессия» всегда было на подтанцовках. А Моисееву хотелось большего. Было очевидно, что интерес публики к нему как к большому артисту есть. Всё шло к тому, чтобы начать петь. Виктор Чайка признавался, что первые Борины песни «Танго кокаин» и «Дитя порока» он написал для Валерия Леонтьева, но тот от них отказался. И тогда композитор предложил их спеть Моисееву.

Конец девяностых Моисеев провел в статусе «короля эпатажа»: наряды, выходки, откровенные признания о том, как непросто живется «крошке с нетрадиционной ориентацией» в гомофобной стране («Прости меня, мама, что я не такой»). В шоу «Просто Щелкунчик» он облизывал головы молодых танцоров, а выйдя к публике в партер, отклячивал зад в объектив фотокора и пел: «Целуй меня, ласкай меня». А на песне «Секс как игра, секс до утра» пара его новых «леди» имитировала движениями страстный половой акт. Заканчивал свой концерт Моисеев неизменно: «Навеки ваш. Просто крошка Боря Моисеев».     

И в обычной жизни, и на сцене Моисеев не изменял себе. Он провоцировал. Ездил за рулем маленького жёлтого «смарта», делал заявления, попадал в чёрные списки тех, кому доступ на телевидение закрыт. В программе «Старый телевизор» на НТВ он признался Льву Новожёнову: «Лёвочка, вас кризис тоже стукнул? А меня не стукнул, меня он трахнул...» И там же без смущения поведал, что его концерты идут под полную фонограмму. Боря, не задумываясь о последствиях и том, что его слова могут проверить, сочинял небылицы, например, о том, что у него есть внебрачный сын, который живёт в Польше. Через какое-то время он явил своего «сына» публике. На поверку же это оказался племянник: сын брата Марика (Маркса).

Настоящий успех к Моисееву пришёл после начала сотрудничества с продюсером Евгением Фридляндом.

«В конце девяностых я разошёлся с братьями Меладзе и начал сотрудничать с Игорем Крутым, — говорит Фридлянд. — Мы сделали компанию „АРС-рекордс“, агентство авторских прав НААП. Многие артисты захотели с нами сотрудничать. Одним из тех, кто больше всех меня „окучивал“, был Боря Моисеев. Честно говоря, я относился ко всему Бориному творчеству иронично. Но в какой-то момент мы подружились и начали общаться. Он оказался интересным человеком. Боря искал своего автора, который бы мог ему писать песни. Им стал Ким Брейтбург, с которым я Борю познакомил. В тот момент у меня появился новый артист Коля Трубач. И мы решили сделать совместную песню „Голубая луна“.  Потом мы записали „Звёздочку“. С этого, можно сказать, и началось наше сотрудничество. К тому моменту Боря уже был звездой, а Коля Трубач — начинающим певцом. У него была записана одна песня „Пять минут». Никто из нас не подозревал, что у „Голубой луны“ будет такой оглушительный успех. Мне кажется, что мы подошли к этому дуэту тонко, без пошлости и перегибов.

Последние лет 10 Боря выходил на сцену в целомудренных нарядах, перестал показывать задницу и таким образом эпатировать зрителя. У него очень подвешен язык. Он рассказывал массу забавных историй. Умел всегда пошутить. Хохмил. С ним было весело. Поэтому его все любили. Трудно было создать адекватный материал, который он был бы в силах воспроизвести. Когда на сцену выходят Лепс или Панайотов, понятно, чем они могут взять аудиторию. У Бори было все гораздо сложнее. Потому что он никогда не пел вживую. Это всегда была фонограмма. Можно, наверное, было что-то декламировать, но Боря очень много двигался на сцене. Ему было бы тяжело петь и танцевать. Он сам называл свои шоу спектаклями. Всегда было важно, что он говорит между песнями, как себя ведёт. Это, конечно, был не концерт вокалиста, а шоу комедийно-драматического артиста.

Мы проработали с Борей почти 15 лет. Лет через 7-8 после начала сотрудничества он захотел работать один. Попробовал, не получилось. Всё тут же рухнуло: упали сборы, не было новых ярких песен. Спустя полтора года он попросил прощения, и мы снова вернулись к совместной работе. Но в какой-то момент снова решил, что мы с Кимом Брейтбургом слишком много получаем и при этом ничего не делаем. Хотя и песни мы ему подбирали, записывали, и концерты в Кремле делали. Он снова пришёл, поплакался: мол, ему мало осталось работать. «Дайте мне на пенсию заработать», — попросил он. Мы с Кимом в 2 раза сократили наши проценты. Потом он пришёл опять жаловаться на то, что мало денег. И мы решили закончить наше сотрудничество. В ноябре 2010 года мы разошлись окончательно. Он всё замкнул на себе. Я пытался ему рассказать о том, кто и как его обманывает, куда уходят его деньги. Но в итоге остался крайним. Закончилось тем, что мы больше не общаемся. Это его выбор. Не мой. Даже уже не являясь его продюсером, старался ему помочь. Но он этого не оценил. Через месяц после нашего расставания у него случился инсульт. Я как бывший товарищ решил поучаствовать в его судьбе: привёз доктора из Израиля. Но Боря на мои попытки помочь ему странно среагировал».  

«В декабре 2010 года у Бори было очень много работы, — говорит концертный директор артиста Сергей Горох (работает с Моисеевым с 1991 года). — Масса съёмок, корпоративных выступлений. Боря ни от чего не отказывался. У нас были постоянные перелеты. Он тогда ещё жил в Барвихе и, чтобы успеть на самолёт, выезжал сильно заранее. В результате очень мало спал. График был просто сумасшедший. Спустя время он мне признался, что сам себя загнал. В тот день, когда случился инсульт, он съездил к Коле Трубачу на запись песни, а вечером мы должны были с ним идти на празднование дня рождения Оксаны Фёдоровой. Я ждал его звонка, чтобы забрать его где-то в городе. И тут звонит мне Боря и говорит: „Представляешь, я сейчас остановился на красный свет. И заснул за рулем“. Я уже понял, что что-то с ним не так. Однако Боря сам поехал домой в Барвиху. Я сказал горничной, чтобы к его приезду она вызвала скорую. Когда приехали врачи, я спросил их по телефону: „Что с Борисом?“

„Ничего страшного, — ответили они. — Он просто устал. Мы сейчас ему сделаем укол. Он выспится, и всё будет в порядке“. Утром я набрал горничной и спросил: „Как дела у Бори?“ Она сказала: „Встал, поел, сидит за компьютером“. Звоню ему. И понимаю, что он отвечает мне как-то по-другому, не как всегда. Он говорит и начинает смеяться, как будто придуривается. Сам при этом соображает, что с ним что-то не так. Еду в Барвиху. А по дороге рассказываю о случившемся Кобзону. Иосиф Давыдович говорит: „Это инсульт. Срочно вызывай скорую“. Пока еду к Боре, вызываю скорую. При встрече вижу: он ватный. Врачи померили давление. Высокое. Но Боря категорически отказывался ехать в больницу. Звонит Кобзон и говорит, что если он не поедет в больницу, то умрёт. Боря ни в какую. Приезжают Алёна Буйнова, Александр Достман. Мы, врачи — все его уговариваем. Никак. В результате я попросил врачей вколоть Боре успокоительное. Только когда он успокоился и размяк, мы его быстренько одели, обули, взяли под ручки и отвели в машину.

Уже в больнице сделали все анализы и поняли, что это ишемический инсульт. Спасибо врачам, в частности, Рябинкиной Юлии Валерьевне. Она его поставила на ноги. Он быстро пошел на поправку. Мне было сказано, что, скорее всего, он сможет вернуться к своей работе. Спасибо Алле Борисовне, которая не дала развалиться нашему танцевальному коллективу. Пока Боря лежал, я собрал команду режиссеров, постановщиков. И мы сделали новую программу. Уже в августе 2011 года мы выпустили „Бенефис Бориса Моисеева“ на НТВ. И после этого начали работать. Боря требовал работы. 4,5 года мы еще проработали. Но потом я стал замечать, что ему всё тяжелее и тяжелее выходить на сцену. Он стал сильно уставать. Я предложил: „Может, передохнем? Или совсем закончим?“ Сначала он отказывался. Но со временем понял, что нужно тормознуть. Постепенно выступления сошли на нет. 2 апреля 2015 года мы дали последний концерт в Питере. После этого он сам сказал: „Я ушёл на пенсию“».  

Сегодня, по словам директора, день Бориса Моисеева похож на день обычного пенсионера. С утра он принимает душ, завтракает, смотрит телевизор (все новостные программы и «Дом-2»), а затем много времени проводит за компьютером. Может часами общаться с поклонниками в Facebook, «Вконтакте» или «Одноклассниках». 

«Я стараюсь, чтобы Боря не скучал, — говорит Сергей Горох. — Вожу его на дни рождения друзей, на концерты. Вот Алла Борисовна пригласила на свой концерт 17 апреля. Он собирается. Валерий Леонтьев его тоже пригласил на свой юбилейный концерт. Так как я сейчас работаю в театре Надежды Бабкиной, то приглашаю его на все премьерные спектакли. Некоторые он посмотрел даже по 2 раза.

Статья по теме

После инсульта. Артисты, карьеру которых прервала тяжелая болезнь

Каждый год обязательно вожу его в Майами. В прошлом году мы были почти месяц в Нью-Йорке. В этом ездили в Юрмалу, где у него квартира. А 19 апреля отправляемся  в большой морской круиз (лайнер уходит из Майами), приуроченный к его 65-летию. Я не заглядываю в его банковский счет. Но, думаю, что Борис не бедный человек. У него сохранились квартира в Болгарии, квартира в Юрмале. Он категорически ничего не хочет сдавать. Машин у Бори было много, но мы их продали, чтобы не провоцировать его садиться за руль. Сейчас занимаемся его зубами. Из-за этих проблем отложили запись юбилейных программ, которые выпустим чуть позже.

Голова у Бори прекрасно работает. Но всё равно есть проблемы.  Например, он не может быстро что-то сказать. Человек после инсульта. Это накладывает отпечаток».

Во время одного из своих последних появлений на телевидении Моисеев признался: «Я закрылся, чтобы не налгать себе и публике».