Сорок лет и одно «Утро». Как казахский мальчик встретил девочку с картины

Центр Киева, Красноармейская, 46. В этом доме семья Татьяны Яблонской получила две комнаты на последнем — шестом — этаже. Против прежней комнатушки новая коммуналка казалась огромной. Светлая, красивая. Главное — в соседях лишь одна семья.

— Я занималась гимнастикой, танцевала, меня даже хотели отдать в балет, — вспоминает дочь художницы Елена Сергеевна. — Однажды на отдыхе в Гурзуфе известная балерина увидела моё «выступление». «Какие интересные данные!» — воскликнула она.

Ни мама, ни дочь-дошкольница не придали значения случайной встрече. «Я собирала бабочек, изучала их по атласу Ламперта и мечтала стать биологом. В разное время у нас жили рыбки, птички, белки. Мама тоже любила природу, но помочь мне в этой сфере не могла. Поэтому... подарила мой любимый атлас знакомому, а меня устроила в художественную школу. Мне было уже 13 лет, рисовать я не хотела, перспективу спичечного коробка не любила».

Тогда же, в 1954-м, Татьяна Яблонская напишет беззастенчиво ворвавшееся в окно солнечное «Утро». Позировать Лене было не привыкать. Даром что эта работа сделана в основном по эскизам и этюдам — в мастерской. «Утро» тут же попало на всесоюзную выставку, затем в Третьяковку. Репродукцию печатали в учебниках и на открытках, её вырезали из журналов и вешали на стену, как дорогую картину, — такая от неё исходила радость.

Мужчина-мечта

Неожиданно увлёкшись живописью, Лена с отличием окончила художественную школу и уехала поступать в Строгановку. «В 1960-е Москва цвела счастьем, любовью, надеждой. Открылась „иностранка“, устраивались интересные выставки».

Обаятельного казаха киевлянка Лена Отрощенко приметила ещё на подготовительных курсах. А едва начав учиться, оба поняли, как близки духовно. «Тогда ведь были совсем другие отношения. Чистые. Главное — творчество».

Учёба учёбой, но какое студенчество без дружбы, любви, ранних браков? «В отличие от мамы я красавицей не была», — бросит как бы между прочим Елена Сергеевна и станет рассказывать, как несколько мальчиков в школе были в неё влюблены, а она не обращала на них внимания. Как с первых же месяцев в Строгановке за ней ухаживали три друга-алмаатинца. «Бабушка говорила, у меня был шарм», — отмахнётся она. Пока дойдёт до сути... «Сначала за мной ходил эффектный красавец Метад, или попросту Митька. Провожал, пел песни. Но оказался ловеласом. Арстан скромно подсаживался в библиотеке, рассказывал о родине. И тоже пел. Только басом».

А пока двое оттачивали искусство ухаживания, Арсен просто был рядом. Умный, тактичный, спокойный. Однажды во время лекции набросал на листочке профиль Лены: «Я тебе его подарил. Ясно? Не выбрасывай». Тетрадная страничка жива до сих пор. Как и рисунки на салфетках — из поездки в Ленинград... На очередной лекции Арсен признался: «Я тебя люблю». Елена посмотрела лукаво: «Ну и что?»

— Он понравился мне сразу. Я была маленькой, хрупкой. А в Арсене были такая сила, такое обаяние! И при этом мягкость, доброта. Рядом с ним я чувствовала себя защищённой.

Не мужчина — мечта! Однако Татьяна Яблонская предостерегла: у казахов другие традиции. Да и мама Арсена хотела невестку из местных. Но... «После первого же курса Арсен пригласил меня в Алма-Ату. Я увидела прекрасный город, добрых казахов. А в его доме со скрипучими деревянными ступеньками меня и вовсе ждал сюрприз».

«Никаких детей!»

Вырезанная из «Огонька» репродукция картины «Утро» висела в комнате апы — жены дяди Арсена. Мужчин в доме уже не было. Мать Арсена рано осталась вдовой с тремя детьми. Повзрослевшего мальчика переселили в кухоньку, где по ночам он читал книги. Читал и мечтал. Конечно, ему нравилось «Утро». Но в самых ярких грёзах казахского мальчика не было варианта, что девочка сойдёт с картины, полюбит его и они будут жить долго и счастливо.

«Войдя в комнату апы, я увидела на стене «Утро»: «Надо же! Мамина работа, а на ней — я!» Немая сцена. Шок. Недоумение близких Арсена: и что теперь?

— Мама была для меня недосягаемой звездой. Но я себя дочерью звезды не чувствовала. И не понимала, чему люди завидуют — тяжёлое детство, ни мебели хорошей в доме, ни нарядов.

Старшую дочь Елену Татьяна Ниловна родила в эвакуации в Саратове. Чтобы выжить, по фото рисовала умерших мужчин. «А женщины в благодарность приносили маме кто картошечку, кто яичко».

После открытия «Утра» мама Арсена уже не очень сопротивлялась отношениям сына с русской девушкой. А Татьяну Ниловну в Киеве Арсен просто очаровал. «Он знал русскую поэзию лучше меня. А мама очень любила литературу».

Арсен и Елена стали первой интернациональной парой на курсе. Потом переженились все. Но мало кто вытянул счастливый семейный билет. «Двум художникам сложно вместе. Эмоции на пределе, зависть, ревность. А у мужчин ещё и нервная система слабее».

Брак родителей Елены продлился лет десять. Вскоре после войны отцу предложили работу на ВДНХ. Но он большого признания не получил. А маму стали награждать премиями. «Она отдавала творчеству всю себя. До сих пор удивляюсь, как умудрилась родить трёх дочерей? Преподавала, заседала в Верховном Совете. А нам с Олей так не хватало её любви, что мы обожали болеть».

Спустя несколько лет после развода Татьяна Яблонская встретила художника Армена Атаяна и в 42 года родила Гаяне. Но этот творческий союз постигла та же участь. Хотя именно печальный опыт матери, возможно, научил Елену сглаживать острые углы.

«В феврале 1962-го мы с Арсеном расписались. Хотя утром в день свадьбы у меня даже платья не было! Накануне мы с мамой купили в магазине „Синтетика“ несколько метров капрона. Она быстро сшила юбку, оформила лиф с лямочками, а накидкой стал кусок капрона, который прекрасно топорщился. На торжестве не было и десяти человек».

Скромная свадьба вылилась в яркую жизнь художников Бейсембиновых — украинскую фамилию русская Елена поменяла на казахскую. Книжная графика, кино, мультипликация. Позже она ушла в живопись, а он так и остался графиком — тушь да перо. «Всякое бывало. Но мы никогда не соперничали. И всю жизнь Арсен поддерживал меня. Когда родила Зангара, сказал: «Больше никаких детей!» А ведь он восточный человек! Сам обладавший талантом мирового уровня, Арсен ценил то, чем я занимаюсь. И только когда делала бусы, ворчал: «Не порти глаза!»

Так пересеклись пути казахского мальчика и русской девочки. Чтобы на четыре десятилетия стать одной судьбой. «Конечно, мы ходили в Третьяковку смотреть „Утро“. Но культа этой картины в семье не было».

17 лет назад Арсен оставил Елену — диабет, паралич. Последние 8 месяцев она не отходила от мужа. Писала картины и читала ему серьёзные книги. «Однажды спросила: „А что же дальше?“ — „Ницше“. — „Хорошо, Арсенушка, завтра начнём“. Но Ницше он уже не услышал».

Сегодня художница живёт одна в маленьком городе под Алма-Атой. Из-за морозов в доме лопнули трубы. На полу тазики со снегом. И я перебираю руками холодные комочки. Чтобы прикоснуться к памяти маленькой сильной женщины — пожелтевшему рисунку 1962 года, на котором Татьяна Яблонская изобразила сладко почивающих молодожёнов. «Я всегда спала на плече Арсена», — грустно улыбнётся прекрасная Елена, теперь уже прабабушка.

И в этот момент в окно беззастенчиво ворвётся солнце...