Людмила ГУРЧЕНКО. Ее никто не любил, кроме народа!

Неудобная

Однажды на светском мероприятии к ней подошёл чиновник. Он был пьян, дыхнул на Гурченко перегаром и промямлил, жуя слова: «А вас же никто не любит… Кроме народа». Вот уж точно: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Гурченко все восхищались, но многие действительно не любили. Завидовали, сплетничали, обсуждали, осуждали. В такие минуты, слыша перешёптывания за спиной, она вспоминала слова отца - харьковского шахтёра, залихватского баяниста: «Распрями плечи, моя клюкувка, распрасти глаза ширей, уперёд!.. Иди и вжарь як следует. Никого не бойся. Иди и дуй своё!»

«Я работаю, как лошадь», -говорила Люся. Прошлой осенью она отметила 75-летие, но, вместо того чтобы сидеть на банкетах в свою честь, она колесила по городам и весям со своей музыкальной драмой «Пёстрые сумерки», в которой выступила и как режиссёр, и как композитор. Актёры, работавшие с Людмилой Марковной, рассказывали, как она появлялась на съёмочной площадке в 6 утра, вновь прочитывала сценарий, вносила поправки, давала указания.

Она всегда была в образе, всегда в форме, всегда подтянута. Она любила быть идеальной, гениальной. Феерическая женщина - чаще всего говорили в её адрес. Но однажды Люся словно пару пуговок расстегнула на этом под самую шею застёгнутом «выходном костюме» - призналась: «Меня никто не знает».

Хотя, казалось бы, о ней все всё знают: что после «Карнавальной ночи» её успех постепенно сходил на нет, что несколько лет её не снимали и она страдала, мечтала о ролях. Что было у неё 5 мужей, одного из которых, Иосифа Кобзона, она так и не смогла простить, что с дочерью отношения не ладились из-за дележа квартиры. Она и не спорила, признавала: «Я не умею сочетать работу и детей». Все слышали, что любимый внук Людмилы Марковны Марк в 16 лет умер от передозировки наркотиков, что она в пух и прах поссорилась с Борей Моисеевым, а про её «вечность» только ленивые не рассказывали анекдотов.

«Я прочла в Евангелии, что самые большшие враги человека - это его близкие. Я согласна…» - говорила Гурченко. Вот только мало кто слышал, как нелегко ей приходилось в жизни. Людмила Марковна в детстве, которое пришлось на военные годы, узнала, что это такое - голод в захваченном немцами Харькове. Все думали, что осиная талия актрисы - результат строжайших диет. На самом деле она, как и все дети войны, постоянно хотела есть, но организм, изломанный в те, детские, годы, не принимал калорий. Ей часто снилось военное прошлое, как ребёнком она играла рядом с замёрзшими трупами. «На моих глазах из проруби вытаскивали покойника и продолжали брать воду - приспособились, привыкли…» - писала Гурченко в своей книге.

Никто не знает, как, гордо подняв голову, она шагала по «Мосфильму» вдоль стены, на которой висели портреты практически всех звёзд отечественного кино. Её портрета там не было. От этого гордость закипала в Гурченко ещё сильнее. «Я неудобная», - говорила она. Но не отчаивалась.

«Умею терпеть»

Зрители подходили к ней за автографами. «Седовласые люди, пришедшие на концерт с внуками, говорили, что в детстве очень любили мою песню про пять минут», - горько усмехалась актриса. Она внутренне собиралась, улыбалась в ответ и благодарила: «Спасибо». Она умела терпеть боль - как душевную, так и физическую. На съёмках детской картины «Мама» её партнёр по площадке - «солнечный клоун» Олег Попов - случайно упал Гурченко прямо на ногу. Кость собрали по кусочкам. Врачи запрещали ей сниматься дальше - актрисе надо было не просто играть, танцевать, а ещё и кататься на коньках. Но она не послушала. Во время работы на «Сибириаде» А. Кончаловского Гурченко опять сломала ногу. Чтобы не было видно гипса, костюмеры купили два сапога - один маленького размера, а другой - 40-го, чтобы налез на гипс. Так она и снималась.

Отец, безмерно любящий свою дочь, один раз посетовал: «Все твои болезни, богинька моя, ты заработала». Она перенесла несколько операций, одну из них делали без наркоза: во время съёмок картины «Двадцать дней без войны» Гурченко сильно простудилась, пришлось оперировать нос. Она вытерпела всё.

Её упрекали за бесчисленные пластические операции, обсуждали новый разрез глаз, смеялись над тем, что она хочет выглядеть на 30 лет моложе. Осуждали за то, что во время бенефиса в честь 75-летия она появилась на публике в короткой юбке. А она... Она не хотела никого эпатировать - она просто хотела жить. Гурченко писала в воспоминаниях: «Я спрашиваю себя: если бы я знала, бегая по харьковским улицам, какая борьба меня ждёт - изматывающая, где бьют ниже пояса, подставляют подножку, улыбаются ненавидя, - бросила бы я отчий дом? …Да! Я бросила бы отчий дом и кинулась в водоворот, не боясь сломать себе голову и переломать ноги. А иначе что такое актриса?»

Одной из самых важных и ценных вещей в жизни Гурченко считала благодарность. Благодарность близких, коллег, зрителей. Людмила Марковна хранила письмо, присланное ей из мест лишения свободы. В нём уголовник признавался, что как-то заприметил её фото в журнале, и бросились ему в глаза дорогие серёжки. Поначалу он решил, что ограбить Гурченко - дело стоящее. Но потом посмотрел «Вокзал для двоих» и расчувствовался. Отказался от грабежа. Гурченко считала это письмо самой искренней зрительской благодарностью. Но получала она её не всегда. Особенно в конце жизни. Нынешней зимой актриса пошла гулять с собакой, поскользнулась в двух шагах от своего дома, упала и сломала бедро. Ей провели срочную операцию. А вскоре в Интернете разнёсся слух о смерти Людмилы Гурченко. Домашний и мобильный телефоны мужа актрисы Сергея Сенина разрывались от звонков: все хотели подробностей. И каково было узнать актрисе, восстанавливающейся после тяжёлой операции, что её заранее похоронили?

Люся, для которой желания публики всегда были законом, и тут не изменила себе - она ушла. Доиграла последний акт пьесы, за сюжетом которой следили миллионы. Люси больше нет. Актриса умерла от тромбоэмболии лёгочной артерии. «Скорая», продираясь по пробкам, приехала только через 21 минуту... Что стало причиной фатального приступа - перенесённые во время операций наркозы, напряжённый график работы или же незалеченная травма? Об этом мы, скорее всего, ниогда не узнаем. А может, и не надо нам этого знать. Может, лучше сесть вечером и пересмотреть ещё раз «Вокзал для двоих» или «Сибириаду»?

Валентина ОБЕРЕМКО