«Монти Пайтон» 40 лет спустя

Новое лондонское шоу из одного запланированного представления переросло в серию из десяти вечеров, каждый из которых проходит с аншлагом. Для справки, вместимость зала O2 составляет 20 000 человек, и на представлениях «Монти Пайтон» свободных мест нет. Возраст зрителей колеблется в промежутке от 20 до бесконечности — приходят как выросшие на «Летающем цирке» ровесники «Пайтонов», так и те, кто годится им во внуки, если не в правнуки. Самим участникам перевалило за 70, но если на секунду закрыть глаза, то кажется, что они всё те же 30-летние хулиганы — подумаешь, поседевшие волосы. Голоса не изменились, а шутки из актуальных незаметно стали вечными.

«Что идёт по телевизору?» — «Пингвин», — отвечает Джонс на вопрос Клиза, указывая на птичью фигуру поверх приёмника. Через несколько секунд конструкция взрывается. Эта же участь чуть раньше постигла стоявшее на соседнем столике радио, по которому добрых 10 минут передавали пьесу про убийство шотландской королевы со звуками убийства вместо диалогов. Джонс и Клиз, оба в женской одежде, невозмутимо взирают на происходящее, сидя внутри материализовавшейся на сцене телевизионной декорации. Остальное пространство оформлено по-цирковому: с красным бархатным занавесом на заднике и мигающими фонариками по бокам, с подвижными лестницами и молодыми артистами кордебалета, которые разыгрывают скетч про «Министерство дурацких походок» как номер мюзикла. Длинноногий силуэт, придуманный Джоном Клизом, хоть уже и не в его исполнении, но в это время маячит на фоне, почти не отличимый от оригинала.

Пересказывать содержание «пайтоновских» скетчей — дело неблагодарное, тем более что зачастую строятся они на игре слов, интонациях, многозначительных взглядах, и одного знания английского для перевода недостаточно. Канадский лесоруб, философы-футболисты, хор викингов, поющий про спам, — именно «Монти Пайтон» сделали так, что название марки консервированного мяса превратилось в термин, обозначающий назойливую рекламу. Знакомые сценки, текст которых зрители знают не хуже исполнителей, идут одна за другой, а когда нужно время для смены костюмов и декораций, на экранах пускают записи других популярных «пайтоновских» скетчей или нарезку из безумной анимации Гиллиама, которую впору считать самостоятельным произведением искусства. И если «испанскую инквизицию никто не ожидает», то от «Монти Пайтон» все ждали именно старых историй, над которыми можно смеяться в тысячный раз, и любимых песен, чтобы подпевать хором. Пусть даже социальный и политический контекст безбожно устарел, а слово на букву «г», которое когда-то именно Джон Клиз первым произнёс на британском телевидении, теперь даже не является запретным.

«Пайтоновская» комедия — то самое коллективной бессознательное, квинтэссенция пресловутого и загадочного британского юмора, который не случайный дар или приобретённый навык, а часть мировоззрения. Оттого в финале 20 000 человек, не сговариваясь, поднимаются со своих стульев и оставшиеся несколько минут аплодируют стоя. Пятеро на сцене спустя 40 с лишним лет ещё могут рассмешить, их шутки не выглядят закостеневшим и застывшими во времени, а новые, написанные специально для этого шоу, не уступают классическим — чего стоят эпизод с летающим под куполом цирка Терри Гиллиамом или камео Стивена Хокинга, в итоге улетающего в своём кресле в открытый космос.

Секрет «Монти Пайтон» ещё и в том, что вот уже полвека они смешат не только зрителей, но и друг друга. На похоронах Грэма Чепмена в 1989 году Джон Клиз начал свою прощальную речь словами из скетча про «Мёртвого попугая», пояснив, что Грэм никогда бы не простил ему, если бы он этого не сделал. Запись этой прощальной церемонии — в каком-то смысле ключ к пониманию того, почему и сейчас, в тысячный раз отыграв тот или иной скетч, они, глядя друг на друга, не могут сдержать улыбку. «Always look on the bright side of life (Всегда смотри на светлую сторону жизни)», — пел Айдл, а вместе с ним и все присутствующие всё на той же церемонии прощания с Чепменом. Звучала песня и в финале лондонского шоу — пели стоя и хором. И непонятно, почему англичане всё ещё не признали её своим официальным гимном.