Юрий Оганесян: «Хотим понять сотворение мира»

«Люди разные, одни хотят денег много заработать, другим нужно реализовать себя в искусстве или науке», - говорит известный учёный.

«Это только премия»

- Юрий Цолакович, почему мы каждую осень с замиранием сердца ждём, дадут ли нашему учёному Нобелевскую премию или не дадут?

- У меня тоже такое впечатление, что наше общество излишне возбуждено этой темой. Между тем это лишь премия, хотя в науке и самая престижная. Для человека, посвятившего свою жизнь науке, главное - результат. Ведь это то, к чему он шёл годами, даже десятилетиями. Искал пути, ошибался - и вот наконец достиг! В такой ситуации дадут ему премию при жизни или не дадут - вопрос, пожалуй, не самый важный. И, если ему не присудят премию, это не значит, что его труд был напрасным! Например, Менделеев не стал нобелевским лауреатом.

У нас же обсуждение Нобелевских премий всё время сопровождается излишними эмоциями. Всё представляется в таком свете, что если премия есть, то в нашей науке всё хорошо. Если нет - всё плохо и как-то непонятно, чем занимаются научные работники. Дошло до того, что уже чуть ли не извиняться надо за то, что до сих пор не получил Нобелевскую премию! (Смеётся.)

Я и многие мои коллеги не видим здесь трагедии. В научной среде это вообще не принято: мы всегда искренне, от души радуемся и поздравляем иностранных коллег, получающих награды. И, к чести Комитета по Нобелевским премиям, все лауреаты этой премии - всегда выдающиеся учёные.

Наука - как невод

- То есть никакого соревнования между научными школами сейчас нет?

- Есть, конечно. Но это не противостояние, как в недавнем прошлом. Теперь между учёными могут быть одновременно и конкуренция, и сотрудничество (хотя это и выглядит как парадокс). В современной науке многое в одиночку не сделаешь.

Близкие мне сверхтяжёлые химические элементы, открытые в Дубне, - тоже совместный труд. Американские коллеги признали наше лидерство в этих работах, и мы признаём их большой вклад в наше общее дело. Мы с ними партнёры, единомышленники. Так по многим направлениям науки в современном мире. Огромное число наших учёных работают за рубежом в совместных проектах. Там высоко оценивают их персональный вклад, да и нашу научную школу в целом.

Но надо сказать, что мы до сих пор пользуемся тем колоссальным научным потенциалом, который был заложен во времена СССР. Во многих направлениях науки и техники мы были тогда впереди. Я и мои коллеги пользуемся этим заделом в полной мере.

- А сейчас у нас ведутся прорывные исследования?

- Не будем далеко ходить - у нас в Дубне идёт строительство большого ускорительного комплекса NICA. На этой установке нам предстоит сталкивать тяжёлые ядра. Цель - понять сотворение мира. Мы хотим повернуть вспять тот процесс, который начался сразу после Большого взрыва, когда из кварков начали возникать протоны и нейтроны. То, что происходило 13,7 млрд лет тому назад во Вселенной, мои коллеги намерены увидеть в малом масштабе в лаборатории. Это, без преувеличения, мегапроект.

- Задам вопрос, который возникает всякий раз, когда речь заходит об изучении Большого взрыва, о бозоне Хиггса и т. п. Какая может быть практическая польза от всего этого?

- То, чем мы занимаемся, - чисто фундаментальная наука. Но любое крупное исследование, как невод, тянет за собой много прикладных идей и разработок. Так, например, появился Интернет. Почти всегда новому значимому результату в науке сопутствуют достижения в смежных областях знаний, лежащих в основе развития техники и новых технологий.

Когда мы начали исследования по синтезу новых элементов, выяснилось, что с этими возможностями мы готовы создавать новые материалы - сверхтонкие и сверхточные мембраны. Они находят применение в создании медицинского оборудования, в микроэлектронике, микробиологии и др. Ускорительный комплекс NICA, который сейчас строится, даст новые знания в радиобиологии и космической медицине, терапии раковых заболеваний.

Став в 90-е годы директором лаборатории, я сказал сотрудникам, что бюджетных средств на оплату их труда недостаточно и надо самим искать источники финансирования в наших прикладных исследованиях. Уже в те годы у нас было всё, чтобы создавать ядерные технологии мирового уровня для самых разных целей. Мы работали на своём, отечественном оборудовании и смогли занять нишу на международном рынке.

- Поэтому вам удалось предотвратить «утечку мозгов»?

- Не только. Наука - это творчество, а творческому человеку необходим особый климат плюс конкретная цель, к которой он стремится. Я точно знаю, что, если будет нормальный творческий климат, никуда молодые учёные не поедут. Просто это не те люди.

В трудные годы прошлого века в нашу лабораторию из-за рубежа поступали приглашения на постоянную работу. Но многие из моего окружения не откликнулись на эти, казалось бы, заманчивые предложения. Потому что в то время мы решили начать работу по синтезу сверхтяжёлых элементов. Охота за ними шла в крупных ядерных центрах мира с начала 1970-х, но в течение 15 лет интенсивной работы их синтезировать не удалось. Мы решили вернуться к этой задаче с новым подходом и в другой постановке опыта. И добились результата.

Но я и сейчас с большим оптимизмом смотрю на молодых людей, которые приходят к нам в лабораторию, особенно на тех, кто приехал с периферии. Ребята целеустремлённые, упорно работают, прекрасно знают английский. И через несколько лет дают результат.

Дмитрий ПИСАРЕНКО