Рудольф Алексахин: «Природа справится с радиационным стрессом»

Об этом мы говорим с директором ВНИИ сельскохозяйственной радиологии и агроэкологии, академиком РАСХН, экспертом МАГАТЭ, доктором биологических наук, профессором Рудольфом Алексахиным.

Богатый опыт

– Рудольф Михайлович, катастрофы, приводившие к радиоактивному загрязнению, уже случались – в Чернобыле, в США…

– Да, в США была авария на АЭС в Три Майл Айленде, штат Пенсильвания, в 1979 году, но она была существенно меньше последующих. До этого в Уиндскейле (Великобритания) в 1957 году горел военный реактор по наработке оружейного плутония. Там так же, как в Чернобыле и в Японии, был выброс радиоактивного йода. Впервые оценка последствий массированного выброса йода была сделана именно в Уиндскейле. И в том же 1957 году, на месяц раньше британской аварии, случилась авария на Южном Урале, в Кыштыме.

– Как долго восстанавливаются территории после радиоактивного загрязнения?

– Это зависит от того, какие радионуклиды были выброшены. Вот, скажем, период полураспада йода‑131 – 8 суток. За месяц его радиоактивность снижается примерно в 10 раз. Значит, опасность после аварии сохраняется только в первые месяцы. Вторая группа радионуклидов – долгоживущие. Это стронций‑90 и цезий‑137. Особенно цезий‑137. Период его полураспада – 30 лет. За это время его радиоактивность снижается только в 2 раза. И здесь мы уже говорим о загрязнении территорий на десятки лет.

– Десятки лет людям не надо жить на этих землях?

– Не совсем так. В Чернобыле мы отделили зоны, где цезия‑137 было очень много, и те зоны, где были допустимые уровни. В первых зонах жить было нельзя, а во вторых мы использовали методику, которая позволяла снизить переход цезия‑137, йода‑131 или стронция‑90 из почвы в растения, а из растений – в организм животных, и таким образом получали продукцию, отвечающую стандартам.

У нас до сих пор осталась тридцатикилометровая зона вокруг разрушенного реактора в Чернобыле. У японцев тоже есть двадцатикилометровая зона вокруг «Фукусима‑1». Сколько лет она будет непригодна для жизни? В Брянской области, на Украине, в Белоруссии есть участки, где еще лет 40–50 будет оставаться такое количество стронция и цезия, которое не позволит получать там пригодную для пищи продукцию.

На самом деле это вопрос экономики: сколько денег государство может выделить, чтобы реабилитировать загрязненную территорию? Мы можем, фигурально выражаясь, не допустить ни одного радиоактивного атома в продукцию, но на это потребуются громадные деньги.

Лучше пока держать эти земли в резерве.

Последствия

– Загрязненные растения, животные свою «загрязненность» передают потомству?

– Естественно. Радиоактивные вещества из организма животных поступают в плод.

 

– При этом в организмах животных и растений происходят мутации?

Р.А.: – Да, это одно из последствий облучения. Но, к счастью, природа отсеивает вредные мутации при помощи естественного отбора. После чернобыльской аварии и у населения, и у ряда ученых была боязнь, что в результате мутаций появятся гиганты, карлики, пучеглазые животные, трехпалые, двухголовые… Но этого не произошло. Было проведено колоссальное количество сравнительных научных работ и в чистых районах, и в загрязненных, и большого количества мутаций обнаружено не было.

– То есть мутации не наследуются?

– Они наследуются, но в основном отсеиваются. Побеждает здоровое начало. Когда мы сегодня приезжаем в загрязненные радиоактивностью районы, мы не видим мутантов‑растений, мутантов‑животных. Там нормальная природа. Как это ни парадоксально, растения и животные там чувствуют себя комфортно, потому что с природы в этой зоне снят стресс, вызванный деятельностью человека: там нет охоты, рыбалки, туризма, нет внесения пестицидов…

Очистка – наше ноу-хау

– Вы сказали, что сельскохозяйственную продукцию в зонах радиоактивного загрязнения можно обезопасить. Каким образом?

– Есть комплексы мер, которые позволяют снизить количество радиоактивных веществ в продуктах.

– Это ноу-хау нашей страны?

Р.А.: – Да, это наше родное ноу-хау. Многие приемы были разработаны еще до Чернобыля, в Кыштыме. Просто у нас появились возможности изучать эту проблему, образовались опытные полигоны.

– Но ведь и у Японии был печальный опыт после Хиросимы…

– В Японии не было загрязнения природы. Там в результате ядерного взрыва возникли потоки гамма- и нейтронного излучения, рассчитанные на поражение людей. Это другая природа радиации. А в Чернобыле были загрязнены 150 тыс. кв км. В Кыштыме – 23 тысячи.

У нас после Чернобыля учились многие западные специалисты – из США, Европы, Японии. Кыштым был секретным объектом. В то время все работы по радиологии и у нас, и у американцев были засекречены. Я принимал участие в ликвидации последствий Кыштымской аварии с 1959 года, а в Чернобыле – с первых дней, проработал там в первый же год 9 месяцев. Мои коллеги из нашего института и я в последующие 7 лет просто не вылезали из экспедиций в загрязненные радиоактивностью районы Белоруссии, Украины и России.

– Что же делают с растениями, с почвой, чтобы их очистить?

– Мы вносим в почву сорбенты, которые препятствуют переходу радиоактивности в растения: большое количество калия – аналога цезия, известь – там, где мы имеем стронций (стронций и кальций – антагонисты). Когда кормим животных «грязными» кормами, даем им перед забоем чистую пищу: освобождаем организм от радиоактивности. При загрязнении стронцием даем некоторое количество кальция коровам, снижаем переход стронция‑90 в молоко.

Выращиваем те растения, которые минимально накапливают радионуклиды, например, бобовые их накапливают сильно, а злаковые – меньше. Варьируем, подбираем сорта. Эти меры снижают переход радионуклидов в пищевой рацион человека в десятки раз.

– Новостные ленты передают, что содержание радиоактивного йода‑131 в море вблизи «Фукусима‑1» превышает допустимые нормы в 7,5 млн раз.

– Такие заявления надо делать осторожно. Действительно, труба от реактора выходит прямо в море, в воде около трубы загрязненность может быть выше нормы в миллион раз. Но, к счастью, все разбавляется океаном. Когда журналисты говорят, что радионуклиды обнаружили в Калифорнии или где-то у наших берегов, это звучит нелепо.

Сегодня мы имеем столь точные приборы измерения, что можем, образно говоря, найти и один радиоактивный атом в пробе воды. И то, что где-то нашли радиоактивные вещества, еще не говорит об опасности.

– Но все-таки прибрежные воды – в миллионы или не в миллионы раз – загрязнены. Значит, там будет загрязнена и рыба?

– Конечно, загрязнение акватории – очень важная проблема для рыбной отрасли Японии. Рыба перемещается на большие расстояния, она может мигрировать и в другие широты… Пока непонятно, насколько это опасно. Это мало изученная проблема, и от этого – наиболее тревожная.

– Ученые знают, как очистить прибрежные воды?

– Океан громаден, он «переварит» загрязненные воды.

Цена прогресса

– Понятно, что катастрофы были и будут. Как защитить человека от их последствий?

– После Чернобыля, когда решающую роль в аварии сыграл человеческий фактор, – причиной оказалась безответственность оператора – в нашей стране были поставлены десятки барьеров, повышающих безопасность реакторов. Казалось, что больше таких аварий не будет. И вот землетрясение и цунами в Японии. Если бы не было цунами, реакторы выдержали бы удар. Цунами их обесточило, и это привело к взрывам и разносу радиоактивности.
 Ученые стараются предугадать, какие еще факторы могут вызвать трагические события: терроризм, падение самолета… – все это рассматривается и вероятность аварий минимизируется. Но, к сожалению, никто не может гарантировать, что их не будет.

Как специалист в этой области, я считаю, что развитие атомной энергетики – неизбежно…

– Но цена ее настолько дорога…

– Любой прогресс требует расплаты. Хотя наши представления о гибели людей от облучения в Чернобыле, в Кыштыме, во время других радиационных аварий преувеличены. Сколько было крупных аварий на шахтах, где добывается уголь для тепловых станций? Сколько там было жертв? А в ядерной промышленности погибших от облучения – единицы.

Если взять чернобыльский контингент ликвидаторов и контрольную группу обычных людей, продолжительность жизни и там и там одинакова. Таковы объективные факты.

Ядерная энергетика развивается и будет развиваться. Во Франции 80% электроэнергии получают от атомных станций.

У нас – 12%. В мире – 6%, и эта доля постепенно увеличивается. Нефти и газа мало. Других, менее опасных, путей получения электроэнергии для удовлетворения своих все растущих потребностей, человек найти пока не может.