Обретение утраченного. Спешите услышать ветеранов

Он никогда не рассказывал о рвущихся снарядах и пикирующих «Мессершмиттах», а я особо и не интересовалась. Когда он был жив, я была маленькой.

- Дед, а на войне страшно? – бывало, спрашивала я.

- Страшно, – всегда серьезно отвечал он и задумывался. А потом добавлял с улыбкой:

– Ну, беги играй.

И я убегала. Мне казалось, этот сильный и добрый человек всегда будет рядом, будет подкидывать мелочь на карманные расходы и покупать пломбир…

Его не стало шестнадцать лет назад, и с ним навсегда умерла война, увиденная его глазами. «Спешите слышать ветеранов», - писала я в статье, горько осознавая, что сама уже опоздала. И теперь можно лишь собрать образ старшего лейтенанта Гусева из разрозненных осколков информации: из старых документов, из куцых газетных заметок пятидесятилетней давности, из подписей на пожелтевших фото, из бабушкиных рассказов…

Первым после публикации позвонил Петр Лазарчук. Позвонил неожиданно. И все же этого звонка я подспудно ждала.

- Здравствуйте! Вы Екатерина? – произнес в трубке не - молодой мужской голос.

- Екатерина…

- Меня зовут Петр Лазарчук. Ваш телефон дали в редакции. Я прочитал вашу статью, я бывший ученик вашего дедушки, и я его хорошо помню... - Он немного волновался и путался, а я растроганно улыбалась в трубку – помнит…

Его воспоминания я бережно записала, взяв телефоны еще нескольких учеников школы в деревне Скоринки (Барановичский район), где бывший военный летчик работал директором в 1955 году. Так к портрету добавилось еще несколько важных штрихов. Спасибо всем, кто отозвался на статью в «АиФ». Спасибо всем, кто помог по крупинкам воссоздать образ моего деда. Военного летчика и настоящего человека.

Наградные листы

Николаю Гусеву было всего 20, когда он попал на фронт.

Потом я познакомилась с Дмитрием Головиным, который, разыскивая информацию о своем дедушке, Шаповалове Николае Федоровиче, собрал целый архив и о других летчиках. «Катерина, у меня для вас кое-что есть, - писал мне Дмитрий в электронном письме. - Вот наградные листы вашего дедушки». И, действительно, несколько отсканированных документов прилагалось к письму.

«25.04.45 г. в составе группы 25 самолетов «Бостон» Николай Гусев бомбардировал скопление войск и техники противника. Прямым попаданием бомб разрушено 15 ж/д вагонов, до 30 зданий и завод, взорвано ж/д полотно, возникло до 10 очагов пожаров», - говорится в наградном листе к ордену Отечественной войны II степени.

Летчики Второй мировой войны вспоминают, что попасть точно бомбой в цель была задача не из легких. В «учебках» находились даже смельчаки, которые ложились прямо на «белый крестик», в который усердно целились их товарищи… Вот почему хороший штурман, который мог точно сбросить «груз», на войне ценился на вес золота. И таким штурманом был Николай Гусев.

В другом наградном листе, к ордену Красной Звезды, говорится: «9 августа 1943 года водил звено бомбардировщиков на станцию Красноград, где находилось до 8 эшелонов с войсками и военными грузами противника. Несмотря на интенсивный огонь зенитной артиллерии, бомбы были сброшены в цель… 14 августа летал на разведку бомбардирования в районе Барвенкова. Был атакован четырьмя «Ме-109». Несмотря на это, отразив атаку, продолжал вести разведку».

Этот случай про «Мессершмитты» я знала – его помнит моя мама. Когда экипаж советского самолета был атакован, у стрелка закончились боеприпасы. Но кто-то догадался палить по врагу из ракетницы. Увидев яркие вспышки, немцы были сбиты с толку: неужели у русских появилось новое секретное оружие?..И экипаж получил короткую, но столь важную передышку. В этом бою Николай Гусев был тяжело ранен. А самолет «на честном слове и на одном крыле» дотянул до своих. Комиссар полка потом долго не мог поверить, что такое вообще возможно – он насчитал в крылатой машине 123 пробоины.

Один из выживших

Советские авиадивизии несли тяжелые потери, особенно в первые дни войны. Наши самолеты были отлично сконструированы, но не прощали ошибок. Было подсчитано, что для выполнения одной несложной фигуры пилотажа немецкому летчику требовалось в два раза меньше усилий, чем советскому. А на подготовку экипажей времени катастрофически не хватало. Летчики делали по 2-3 учебных вылета и отправлялись на военные задания. Многие - чтобы не вернуться никогда.

А потом в документах появлялись краткие записи вроде этой: «29 апреля 1943 г. самолет А-20 «Бостон» после взлета последним при догоне звена в момент третьего разворота в районе ж/д моста… с пикированием врезался в воду и утонул на глубине 5 м. Экипаж погиб. Командир корабля - сержант Суханов Юрий Викторович, 1923 г.р., не воевал; штурман - сержант Чижик Василий Маркович, 1923 г.р., не воевал; механик - сержант Родин Сергей Николаевич, механик - ст. сержант Акименко Григорий Артемьевич, 1918 г.р., не воевал».

Или этой: «11 апреля 1943 г.самолет Р-39 «Аэрокобра» после полета на стрельбу по щитам при заходе на посадку… из-за посадки впереди С-47 был вынужден пойти на второй круг. После разворота самолет пошел со снижением по прямой в направлении западной границы аэродрома и на высоте 20-30 м перевернулся через левое крыло на спину и ударился о землю. Летчик, заместитель командира эскадрильи, ст. лейтенант Федотов Павел Сергеевич, 1919 г.р., погиб»…

Николаю Гусеву было всего 20, когда он попал на фронт. Он прошел через всю войну и совершил 46 успешных боевых вылетов, каждый из которых мог быть последним…

Когда закончилась война, старшего лейтенанта Гусева по состоянию здоровья от полетов отстранили. Он, боевой офицер, не мог быть возле самолетов и не подниматься в небо. И в 1946 году он навсегда ушел из авиации. Это было тяжелым испытанием. В дневнике он писал: «Человеку, которого постигло несчастье, его будущая жизнь представляется, пока длится горечь, подобно безграничному морю, где он носится, как потерпевший кораблекрушение. Но как только рассеется тьма, ласковый день указывает ему вблизи на спасительную лодку, а вдали - на гостеприимный берег».

И таким «берегом» для Николая Гусева стала школа, которой бывший военный летчик отдал более 40 лет своей жизни…

Екатерина ГУСЕВА