2779

Эдуард Ханок: «От «Малиновки» певцы получали кайф, а я — только авторские»

Эдуард Ханок.
Эдуард Ханок. кадр из youtube

Композитор Эдуард Ханок («Малиновка», «Потолок ледяной…», «То ли ещё будет…» и др.), отмечающий 18 апреля 80-летие, в интервью "АиФ" рассказал о том, как писал на заказ песню для Романа Абрамовича, питался икрой и крабами на Колыме, играл на пианино для Гагарина, а также о том, почему каждый артист проходит этап творческого климакса и импотенции.   

— Владимир Полупанов, «АиФ»: Эдуард Семёнович, за окном бушует коронавирус, весь мир на карантине... А что в связи с этим изменилось в вашей жизни? 

Эдуард Ханок: Да, немного непривычно видеть в магазинах продавцов с «повязками» на лицах. Но что касается меня, то я не то что не боюсь. Просто успокоил себя: как решит Товарищ Бог, так и будет. Надеюсь, что пронесёт. Но тоже надеваю маску в общественном транспорте и магазине.

А лично моя жизнь не особо изменилась. Работаю на автомате. Мой режим каким был, таким и остался. Утром встаю, принимаю холодный душ, чтобы вся дурь вышла. Потом сажусь и работаю часов до 5-7 вечера. Затем иду в филармонию, там мне в баре Дима Лазарев (бармен) наливает чай. Потому что я непьющий. Разговариваем, кроссвордики разгадываю, радио слушаю, такой у меня отдых. Потом иду домой и примерно до полуночи работаю.  

Над чем работаете? 

У меня два направления. Пишу книгу «Исповедь композитора-песенника». Вторая часть работы — вместе с внучкой Ярославой делаем большой (более 100 страниц) альбом — волнограмму России. Так что, когда крышку гроба будут закрывать, я попрошу возможности ещё немножко поработать. 

В 80 лет все ли детали жизни помните? 

Мелочи не помню, конечно. Но как я жил в Бресте, как начинал, отлично помню. У меня отец был военным, и мы жили с родителями в Северном военном городке. Утром солдаты маршировали под живой оркестр. А мы, будучи пацанами, бегали смотреть на это, били себя по пузу, отстукивая ритм. Так я постигал азы музыки. Хорошо помню жизнь на Колыме. Мы жили в районе золотых приисков. И, когда заканчивались продукты (подвоза не было), в магазине — шаром покати — оставалась только чёрная, красная икра и крабы в банках.

То есть вас кормили икрой и крабами? 

— Да, другого ничего не было. Чем ещё кормить? Но, конечно, не каждый день, периодами. 

Помню, как мы уезжали с Колымы в 1953-м. 7 или 8 суток ехали из Хабаровска в Беларусь на поезде. Как раз в это время умер товарищ Сталин. И всю дорогу мы слушали траурную музыку. Вспоминаю, как в ресторане «Будапешт» в Москве работал пианистом. Отложился в памяти 23-й съезд КПСС. В нашем ресторане был банкет московской парторганизации, где были Юрий Гагарин и прочие знаменитые люди. Я там играл на рояле. В какой-то момент чувствую, что меня кто-то сдвигает со стула. Оказалось, мой педагог, профессор Дмитрий Борисович Кабалевский. Он доиграл «Караван» Эллингтона, а потом пригласил меня, студента, за свой стол. Налили рюмочку. Я подумал: «Я же на работе, значит, пить нельзя. Но угощает Герой соцтруда, народный артист СССР, профессор. Так что можно». Я её махнул. Но юмор заключался в том, что мне вместо водки воду налили. Так я отрепетировал свою будущую безалкогольную жизнь.

Почему бросили?  

Я очень много курил. И если бы не бросил, то сегодня с вами бы уже не разговаривал. Желудок стал болеть, я загибался. Поэтому разработал систему (в книге я её описываю, может, кому-нибудь пригодится), по которой покончил с куревом. А когда с куревом завязал, алкоголь отпал сам собой. Потому что, как только закурил, хочется выпить. А если не куришь, то чего пить? Бессмысленно. Но после этого стал много есть. Как-то на банкете меня посадили рядом с какой-то старушкой. Ей было нечего делать, и она внимательно смотрела, как известный композитор метёт со стола всё подряд. Её это так потрясло, что она не выдержала и сказала: «Лучше бы ты, сыночек, пил». 

Недавно в Бресте, городе, где вы родились, появилась ваша именная скамейка с фразой из песни «Малиновка». Как ещё увековечили память о вас? 

У меня существует три главных «памятника»: скамейка, звание Народный артист Беларуси и ёлочка у филармонии. У всех народных артистов Республики Беларусь в скверике Мулявина есть именные ёлочки. 

Именем Мулявина назван сквер, а у вас всего лишь именная скамейка и ёлочка. Не обидно?  

Нисколько. Сочинение песен не главная и не единственная моя профессия. Один из этапов. Сначала я сочинял симфоническую музыку, потом — песни, создал фундамент, а теперь занимаюсь наукой. Может, через 50-100 лет моя «теория творческих волн» реализуется и всё встанет на свои места. Я своё ещё возьму. По своим потенциальным возможностям Мулявин мне не конкурент. Игорю Лученку нет памятника, у него тоже ёлочка. А ведь он вместе с «Песнярами» поднимал белорусскую эстрадную культуру. Так чего мне обижаться? 

Одно время я жил в Москве и как-то в составе московской делегации приехал в Брест с акцией «Дети Москвы и Белоруссии поют вместе». После концерта на банкете композитор Григорий Гладков в шутку спросил одного нашего чиновника: «Почему в Беларуси нет улицы Эдуарда Ханка?» На что тот ответил: «Мы не даём улицам имена „перебежчиков“». Он имел в виду, что я променял Беларусь на Россию, хотя я жил в столице Союзного (!) государства. Я ему ответил: «В Бресте я жил на улице Московской, напротив дома Лены Воробей. Так вот, со стороны её дома стоит  памятник Климуку (космонавт, уроженец Брестского района Ред.). А на стороне моего дома место пока свободно». Потому и попросил его это место не занимать (смеётся). 

Какой своей песней вы больше всего гордитесь? 

— «Служить России». Во-первых, с 2008 года она ежегодно звучит на парадах. Во-вторых, за неё я получил российское гражданство, которое дало мне возможность в Думе поработать: я был помощником депутатов (Иосифа Кобзона и Франца Клинцевича) на общественных началах. Так что получил и моральное, и материальное удовлетворение. Когда звучит эта песня в концерте, зал встаёт. Что может быть выше этого? 

Первым эту песню спел Коля Басков. Но, когда я разрешил её петь Ансамблю Александрова и Ансамблю песни и пляски войск национальной гвардии п/у Виктора Елисеева, Басков на меня обиделся. Я ему сказал: «Коля, не надо орать эту песню. Это отпугивает публику». Оперный баритон Леонид Сметанников в 1975 году первым спел «День Победы». В его исполнении песня не пошла.  Но, когда её Лёва Лещенко исполнил,  внутренне, душевно люди прониклись. И она стала популярной. Поэтому я сам пою «Служить России» (напевает): «Полки идут стеной, красиво держат строй… Служить России суждено тебе и мне». И публика встаёт.  

А самой лучшей считаю песню «Самурай» (мы её написали с Ларисой Рубальской), которая не звучала ни по радио, ни по телевидению. Но она может уложить любой зал. Она у меня палочка-выручалочка. Если в концерте что-то не идёт, я её пою — и зал лежит. Мне Кобзон сказал: «Конечно, ты поёшь хуже, чем Коля Басков, но не хуже, чем Боря Моисеев. Никому не отдавай эту песню, сам пой».

  

Но ведь у вас есть более яркие песни с красивыми мелодиями, полюбившиеся публике: «Зима», «Малиновка», «Журавлик» и т. д. 

От таких песен, как «Малиновка» и «Потолок ледяной», исполнители получали кайф, а я — только авторские. А песню «Самурай» я пою сам. Поэтому для меня самая лучшая та песня, которую ты сам можешь спеть и уложить ею зал. Выше ничего не бывает. Хотя, может, я и не прав. 

У какой вашей песни самая непростая судьба, забавная история? 

«Реченьку туманную» сначала спела Валентина Толкунова. Потом её взяла в свой репертуар Анна Герман. Но, к сожалению, немного её попела — и ушла в мир иной. Если бы чуть дольше прожила, она бы эту песню раскрутила. В этом смысле песне не повезло. Песня «Зима» («Потолок ледяной, дверь скрипучая...») прозвучала в «Песне -71». Мы с супругой после этого справляли Новый год дома у Эдуарда Хиля, где я познакомился с певицей Марией Пахоменко. Она взяла в свой репертуар мою песню «Разговоры» (напевает: «Разговоры стихнут скоро, а любовь останется…»). И её отобрали для финала «Песни-72». Я приехал на съёмку, но за пару часов до начала выяснилось, что Пахоменко поскандалила с главой Гостелерадио Сергеем Лапиным. И её убрали из «Песни года». 

А забавная история приключилась с песней «Челси», которую я написал по заказу богатого человека. Он её хотел подарить на день рождения Роману Абрамовичу. Но через неделю после нашего разговора бизнесмен разбился на собственном вертолёте. И песня осталась бесхозной. Я её чуть-чуть переделал и стал петь сам. Напевает: «Играй, играй, играй, Роман ты в свой романчик с „Челси“, гуляй, гуляй, гуляй, Роман, но если так пойдёт, то наш народ однажды да соберется вместе и опять устроит вам семнадцатый год». Коммунисты от этой песни просто балдеют! Она хорошо идёт на площадях, где проходили белорусские ярмарки.

Алла Пугачёва спела всего два ваших произведения: «Про журавлика» («Ты возьми меня с собой») и «Песню первоклассника» («То ли еще будет ой-ё-ёй»). Почему так мало? 

— Я вообще ни с кем из артистов не работал. К тому же не входил в пугачёвский круг, как Раймонд Паулс или Игорь Николаев. На телевидении снимали фильм «Поэт Сергей Островой», в котором участвовала малоизвестная тогда певица Алла Пугачёва. На съемках мы и познакомились. А после, когда Алла взлетела с «Арлекино» в 1975 году, мы с Марком Минковым оказались у неё в гостях, в квартире мамы Зинаиды Архиповны в Кузьминках. Показали Пугачёвой по одной песне. Я — «Песню первоклассника», Минков — «Не отрекаются, любя». Когда мы уходили, на лестничной площадке Марк мне сказал: «По-моему, твоя песня не понравилась Алле». И вроде оказался прав. Его песню Пугачева записала сразу. А моя пролежала пару лет. В 1978 году Кристина Орбакайте должна была идти в первый класс, и Алла решила отметить это событие, записав мою песню. Она пригласила меня на гастроли в Тольятти в апреле 1978 года. И после выступления в её номере я показал ей ещё и песню «Про журавлика». Получилось, что в 1978-м Алла записала две мои песни. И Кристина Орбакайте в 1980-м дебютировала на эстраде с моей песней «Солнышко» («Солнышко смеётся, ярко светит детям»). 

С кем из артистов, которые пели ваши песни, у вас были наиболее теплые отношения? С Хилем? 

— Я волк-одиночка по своей сути. Особенно ни с кем не дружил, не сходился близко. Хиль жил в Ленинграде, я — в Минске. У нас было мало пересечений. У него была всего одна моя песня, — «Зима» — которая стала хитом. Он записал ещё пару моих песен, но они не пошли в народ.

Ну а с «Песнярами» и группой «Верасы» вы разве не были в тёплых отношениях? Вы же с ними много работали. 

Никакой работы ни с «Песнярами», ни с группой «Верасы» не было. Я никогда не участвовал в реализации своих песен. Артисты всё делали без меня. Одно время я жил в Украине, а потом вернулся в Брест. Переезд оказался таким тяжелым испытанием, что я впал в депрессивное состояние. И вытащил меня из него Владимир Мулявин, пригласив поработать в музыкальный фильм «Ясь и Янина» (1974 г.). Фильм глупенький, но «Песняры» тогда были очень популярны, и эту картину часто крутили по телевидению. Там есть моя песня (напевает): «Ты моя надежда, ты моя отрада». Она не совсем «песняровская», конечно. Но в моей судьбе сыграла важную роль.   

Песню «Исчезли солнечные дни» на стихи Расула Гамзатова, которую исполняет Леонтьев, написал Раймонд Паулс. Но первый вариант музыки написали вы. Как так произошло, что получились две песни на одни и те же стихи, но с разной музыкой? 

Честно говоря, даже не помню, кто из исполнителей пел песню с моей музыкой. Мне моя песня никогда не нравилась. А что касается песен на одни и те же стихи с разной музыкой, то таких примеров много. У меня есть песня «Здравствуй, чужая милая». У неё вообще три варианта музыки. Первый вариант в 1960-х написал украинский композитор Анатолий Горчинский. Она была довольно известной и популярной. После этого Аркадий Северный написал свою версию. Мой вариант третий. Мне очень нравились эти стихи, поэтому я и написал эту песню в 1969-м году. Ободзинский вроде бы сначала загорелся, хотел её спеть. Но так и не реализовал её. В результате белорусский певец Александр Солодуха, можно сказать, построил на этой песне всю свою карьеру. Это его главный хит.

У вас есть и российское гражданство. Где вы получаете пенсию?

Я сравнил пенсии в России и в Беларуси и понял, что нет смысла «менять быка на индыка». У нас пенсии небольшие, и в России примерно такие же. Российское гражданство чем мне помогает? Когда  приезжаю в Россию, чувствую себя не приезжим, а гражданином России. И в РАО зарегистрирован как россиянин.

Сегодня песни пишутся? 

Пробовал. Но они не имеют успеха. Чего о них говорить? Сегодня другие времена и совсем другие песни. Когда встречаюсь с молодежью, говорю: «Я не ваш композитор. Я писал песни для ваших родителей, бабушек и дедушек. Они мои песни с удовольствием пели. Могу вам их напомнить». Сам пою, показываю видео. А в финале выступления говорю: «А теперь посмотрим, как хорошо вы знаете сегодняшнюю эстраду». И мы вместе разбираем сегодяшние хиты (напевает Ред.): «Зацепила меня, ослепила меня» (Артур Пирожков), «Цвет настроения синий» (Киркоров), «Сердце на куски, и все горит огнем, ты меня прости, а я тебя потом» (Artik и Asti), «Дважды в одну реку не войдешь, раненое сердце не зашьешь» (Макс Барских). У них глаза на лоб вылезают от того, что старый хрыч знает все эти современные песни.

Что вы думаете про нынешнюю поп-музыку в целом?

Мне иногда кажется, что современные песни даже интереснее, чем те, что были популярны в наше время. Может, потому что я исследователь и избавился от композиторских комплексов. Многие мои коллеги ворчат и ругают современную поп-музыку: «Песни — дерьмо, примитивные, тексты ужасные и т. д.». Так обычно говорят творческие импотенты. Современные песни не плохие и не хорошие, они просто другие, потому что написаны для этого поколения, для этого времени. Если бы песни были плохими, залы были бы пустыми. 

В советские времена воевали с Андреем Макаревичем, «Битлз», вообще рок-музыку запрещали. Ничего из этого не вышло. Жизнь сама отсеивает то, что не нужно.

Вы судились с Ядвигой Поплавской (солистка группы «Верасы») и Анатолием Ярмоленко. Чем кончилось дело?

Какое-то время я жил в Москве. Пользуясь этим, белорусские артисты, которые поют мои песни, совсем перестали упоминать меня как автора. На вечер памяти Александра Тихановича пригласили известных композиторов, в том числе и меня. Поблагодарили публику в зале, сказали спасибо телевидению. А нас, авторов, даже не представили. Мы сидели как бедные родственники. Это самое большое оскорбление.

Меня это возмутило. Оказалось, что уже давно про авторов вообще не вспоминают. В телевизионном интервью Поплавская как-то сказала: «Нам очень лестно, когда свои песни нам приносят Александра Пахмутова, Оскар Фельцман, Давид Тухманов, Игорь Лученок и наши белорусские композиторы». То есть Лученок — вроде бы российский композитор, а Ханка вообще нет? А чем они заработали свою популярность? Песнями «Малиновка», «Я у бабушки живу», «Завируха», которые написаны мной. Ярмоленко со мной не стал спорить, и я его простил. А Поплавская встала в позу. Стала доказывать, что я наговариваю, она на самом деле везде объявляла меня как автора. Я поднял видеоархивы и убедился, что она, мягко говоря, лукавит. И обратился к телерадиокомпаниям, чтобы запретить крутить в эфире старые записи. И выиграл суд у канала ОНТ. Даже получил солидную материальную компенсацию за моральный ущерб от спонсоров. 

Благодаря тому, что я судился, сегодня в телевизионных титрах стали указывать авторов и заключать договоры. Так что я какой-то порядок с авторскими правами навел. После этого руководитель канала ОНТ Марат Марков позвал меня в свою программу «Ничего личного». Мы с ним прекрасно поговорили, он даже похвалил меня за то, что я защитил свои честь и достоинство. А в конце мы пожали друг другу руки и обнулили наши отношения. Я и с Поплавской хотел обнулить. Но она мне заявила: «Вы должны извиниться». «Извинюсь только после того, когда вы извинитесь передо мной», написал я ей в письме. Так что к консенсусу мы не пришли. Ну и не надо. Переживем как-нибудь. 

Вы долгое время занимаетесь теорией волн. Чтобы сильно не грузить читателя, можете сказать коротко, в чем её суть? 

Каждый артист сначала накапливает творческое топливо и потом его использует. В этот момент он набирает форму и находится на пике популярности. Как показывает практика, в среднем волна длится 5-7 лет. У кого-то до 10 лет растягивается. Потом идёт спад. Больше двух волн, как правило, не бывает. После второй волны наступает творческий климакс, а за ним — творческая импотенция. И артист превращается в «неформат». Появляются новые артисты с другой энергетикой и потихоньку вытесняют предыдущих. Вот эту схему проходят абсолютно все исполнители.  

По-вашему, у современной рэп-музыки и рэп-артистов насколько длинная волна? 

Это такое специфическое искусство, которое быстро утомляет публику. Все равно зрители тянутся больше к песням с ярко выраженной мелодикой. Так что у рэп-исполнителей больше одной волны не может быть.

Можете немного рассказать о вашей семье?

Мой сын живет в Подмосковье, в Кратове. Занимается бизнесом. Младшая дочь Светлана живет в Израиле, работает в Министерстве по делам миграции. Летает по всему миру, читает лекции. Старшая дочь живет в Минске, через дом от меня. Ее дочка, моя внучка Ярослава моя главная помощница. Мы с ней недавно сделали волнограмму Марка Шагала. А сейчас работаем над волнограммой России. И ещё у меня лучшая в мире супруга Евлалия Ивановна (попросту Ляля). Мы друг друга понимаем с полуслова. Если бы у каждого была такая жена, все были бы счастливы.  

Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно