1367

Репрессии как форма управления. Французский ученый делится новыми фактами

"Аргументы и факты" в Беларуси № 33. Что происходит? 18/08/2020
На фотографиях того времени можно встретить счастливые лица сельских жителей. Но кто знает, что было за кадром…
На фотографиях того времени можно встретить счастливые лица сельских жителей. Но кто знает, что было за кадром… Фото из открытых источников

Французский историк Николя Верт более сорока лет занимается историей СССР, в частности исследованием сталинизма.

Первая его книга «Быть коммунистом в СССР при Сталине» вышла в 1981 г. С тех пор были написаны более 20 книг - некоторые из них переведены на русский язык. А в 90-х годах во многих вузах бывшего Советского Союза даже учились по книге Верта «История советского государства» за неимением достаточного количества альтернативных учебных пособий.

Николя Верт периодически приезжает в Минск - город, в котором он вместе с женой в 70-х годах ХХ века преподавал в Институте иностранных языков. В один из таких приездов корреспондент «АиФ» посетил его публичную лекцию «Сталинские репрессии», где историк поделился фактами о том периоде истории, о котором мало знают, и многому, что выливается на белый свет, не хотят верить. Но ученый оперирует только фактами, добытыми в архивах.

Массовые репрессии

- Можно сказать, что в сталинское время массовые репрессии были главной формой управления обществом и государством. Как показывает судебная статистика, которую мы нашли в архивах, подавляющее большинство приговоренных к лишению свободы и принудительному труду не были уголовниками в общепризнанном смысле этого термина, - делится Николя Верт. - За мелкие кражи буханки хлеба, колосьев на колхозном поле, нескольких килограммов яблок, совершенные впервые и, как правило, в условиях страшной нужды и даже голода, получали от 5 до 10 лет лагерей.

Массовость разного рода репрессий поражает: например, с 1940 по 1953 г. к лишению свободы были приговорены более 15 млн человек, еще 20 млн - к исправительно-трудовым работам и другим более мягким мерам наказания. При этом цифры подлинно уголовных преступлений следующие: около 10 тыс. осужденных за год за умышленные убийства, от 3 до 5 тыс. - за изнасилования, от 10 до 15 тыс. - за разбой и грабеж.

Чисто политические репрессии по знаменитой ст. 58 УК составляли сравнительно небольшую долю всех осужденных.

Наказание голодом

Самой большой по количеству умерших (ученые называют миллионные цифры. - Прим.) была категория жертв голода, который постиг в основном в 1931-1933 гг. Украину, Кубань, Дон, Поволжье, Казахстан, Западную Сибирь, Урал и даже южные части Беларуси. Жертвы голода - тоже жертвы массовых репрессий, поскольку голод в руках Сталина и партийного руководства был орудием нанесения, как объяснял сам Сталин в письме Шолохову, сокрушительного удара по хлеборобам, которые вели «тихую» войну с советской властью.

(Цитата из письма Сталина Шолохову: «…Уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию - без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), - этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов…

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали...»)

В действительности голод стал при Сталине коллективным наказанием, репрессией за так называемый саботаж со стороны колхозников, которые были не в состоянии выполнить непосильные и нереальные государственные планы по заготовке хлеба, мяса, молока, картофеля и других продуктов сельского хозяйства и животноводства. Как писал в одной из своих научных статей историк-аграрник Виктор Данилов, «голод начала 30-х гг. был организованным. Его целью было сломать крестьянское сопротивление колхозному строю».

Перевыполнили план

Беспрецедентная деградация в первой половине 30-х гг. условий жизни подавляющего большинства крестьян, подвергнутых коллективной, культурно-социальной, экономической и психологической травме из-за насильственной коллективизации, породила целый ряд новых форм социального неповиновения: отказ от работы, мелкие кражи и др. В городах, где в период с 1929 по 1933 г. уровень жизни рабочих упал на 40% на почве дефицита продуктов широкого потребления, стали процветать мелкое жульничество, воровство, спекуляции. В условиях, когда магазины были пусты, заводы становились для рабочих местом растаскивания и отоваривания. Все эти проступки крайне сурово карались государством - массовыми и произвольными арестами сотен тыс. людей, которых зачастую не успевали судить.

Историки долгое время не могли объяснить, почему по всем данным в 1934-35 гг. резко снизилось количество приговоренных и отправляемых в тюрьмы людей. Оказывается, в начале 1933 г. в переполненных по всей стране тюрьмах, рассчитанных на 200 тыс. человек, оказались более 800 тыс. Вакханалия беспорядочных массовых репрессий начала 30-х настолько дезорганизовала всю карательную систему, что руководство партии и правительство были вынуждены на время притормозить массовые репрессии - ненадолго, на пару лет.

Новые тенденции

Начиная с 30-х гг. можно проследить постепенную профессионализацию массовых репрессий, а также совершенствование организации и технологий депортации. В начале 30-х репрессии против кулачества проводились в духе классовой борьбы с широким участием крестьянской бедноты и разного рода активистов, при этом часто данные кампании приводили к перегибам, присвоению частными лицами имущества раскулаченных, сведению счетов, неконтролируемым последствиям. Однако уже с 1933 г. массовые операции по изъятию так называемых социально чуждых, вредных элементов приобретают более профессиональный, сугубо полицейский характер без участия каких-либо активистов. Эта эволюция завершается массовыми операциями 1937-38 гг., являвшимися секретными, ведомственными, проводившимися сотрудниками НКВД.

И если в начале 30-х гг. раскулачивание и депортация были крайне плохо организованы и часто завершались просто выгрузкой депортированных семей среди тайги или степи без всякой предварительной подготовки к приему со стороны местных властей, то спустя 10 лет организация массовых депортаций стала намного эффективнее и профессиональнее. Например, когда в феврале 1944 г. депортировали 500 тыс. чеченцев и ингушей, это произошло в течение 6 дней при участии не менее 119 тыс. представителей спецвойск НКВД.

Также в 40-х гг. постепенно стихают репрессии, направленные против классовых врагов. Яркий пример этой тенденции - сменившийся состав спецпереселенцев: если в первой половине 30-х их подавляющее большинство составляли бывшие кулаки, то в начале 50-х 90% спецпереселенцев - представители так называемых наказанных народов. Это было закономерно: сталинский режим с конца 30-х считал, что классовые враги в основном были разгромлены, и главной задачей теперь стало прочное укрепление советской многонациональной империи. Более того, массовые репрессии со временем вышли далеко за рамки репрессивной системы как таковой и «заразили» все сферы хозяйственной, общественной и даже духовной жизни. Например, в 1942 г. обком партии Якутской АССР постановил перевести 30-40 колхозов Чурапчинского района на устав рыболовецких колхозов и переселить их на Крайний Север в районы рыбной ловли. В первую же зиму умерли около 2 тыс. переселенцев. Обратно людей начали переселять в 1944 г., а в 1947-м разрешили вернуться всем, кто выжил. Против чурапчинских крестьян никогда не выдвигались ни политические, ни какие-либо другие обвинения, их не лишали гражданских прав, и это переселение даже не было репрессией. Но подобных примеров можно привести немало.

Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно