Глухая исповедь* о тлеющем социальном недовольстве

Статья по теме

Константин Леонтьев. Не брат ты мне?

Либеральная общественность ликует. Звучат благостные речи о том, что в произошла «своего рода революция». Нехотя, с оговорками, с обидами власть вынуждена признать, что «несколько отстала от общества». Чего-то вовремя не разглядела, не расслышала, не поняла. Лёжа на нефтегазовых пуховиках, понять то, что происходит, действительно было очень трудно. Устои казались незыблемыми, партия власти - всесильной, а народ - любящим и благодарным. Глядя в сладчайшее телевизионное зеркало, власть откровенно любовалась собой, прихорашивалась, обустраивала собственный уют. Хорошим тоном стала степенность, неспешность, государственная помпезность. Модно было вспоминать царя-«стабилизатора» Александра III с его консервативным Манифестом о незыблемости самодержавия.

Конец каникулам

Надо признать, что какое-то оправдание для затянувшихся на 10 лет каникул у элиты было. Социальная политика (повышение пенсий, пособий, расширение льгот), которую власть имела возможность проводить благодаря высоким ценам на сырьё, способствовала поддержанию мифа о добром пастыре и благодарном народе. «Народ ещё не созрел для реформ». Под этот мотив, позаимствованный у известного идеолога консерватизма К. Победоносцева, власть не заметила, что государственный рояль расстроен, фальшивит. А появившийся средний класс уже не хочет петь «Боже, царя храни». Унаследованная от советской власти система льгот, которой так похвалялась и похваляется власть, этому классу не нужна. Он хочет зарабатывать независимые деньги, а следовательно, и думать, и поступать независимо. Послушав дидактические лекции по поводу грядущих реформ и поняв, что они ничего не меняют, рассерженные горожане стали выходить на улицу.

Власть зашевелилась, выпростала ноги из-под пухового одеяла. Пробуждение оказалось тревожным: протестное шевеление, которое власть высокомерно клеймила как выходки политических маргиналов, стало проникать в регионы. Выявился спрос на новые лица. Возник «ярославский феномен», где на выборах мэра «единоросс» с треском проиграл оппозиционному кандидату. Заговорила тишайшая Астрахань. А ведь совсем недавно областные центры, русская провинция казались надёжным прибежищем консерватизма, неистощимым резервом подконтрольных «чуровских» голосов. В повестку дня встаёт вопрос: видит ли власть и оппонирующая ей «либеральная общественность» масштаб недовольства, таящегося в глубинах российской жизни? Или всё внимание отдано «белым ленточкам»?

Что сверху видно?

В оценке движения «белых ленточек» преобладает романтический взгляд. Да, это, безусловно, искренний протест против политической фальши, обмана и самодовольства чиновников. Рассерженных горожан действительно немало. Но это в основном сытые, хорошо одетые и хорошо отдохнувшие горожане. Они с удовольствием сидят в блогах, пишут сердитые письма и дают зажигательные интервью. Власть (если у неё хватит ума) без особого ущерба для себя договорится с рассерженной частью элиты. Договорится тем более легко, что для этого даже не потребуется дополнительных бюджетных ассигнований. Рассерженные горожане не нуждаются в повышении довольствия. Современным Климам Самгиным нужно другое: побольше кислорода в общественной жизни, поменьше государственного вранья, побольше возможностей для самовыражения. Ну и, конечно, чтобы их приглашали на светские рауты типа «Открытого правительства». То есть чтобы припускали во власть.

Из глубин

Но в России есть другой протест. Он не так кинематографичен, как лазанье по фонтану, и в силу этого мало возбуждает благородную общественность и благородные СМИ. К тому же этот протест почти бессловесен. Он тлеет, как торф на болотах. Тлеет годами, десятилетиями. Он привычен и поэтому почти незаметен.

Разве мы не привыкли к тому, что наши подростки не хотят идти в армию и сотнями тысяч уклоняются от призыва? Разве это не бессловесный протест? Протест против того, во что превратилась наша армия. Наши Сибирь, Дальний Восток, наши малые города и деревни пустеют и обезлюдевают. Разве это не протест против того, что Москва забирает себе большую часть создаваемого в стране богатства, оставляя регионам крохи? Выпускники наших вузов (врачи, педагоги, работники культуры) оседают в больших городах, работают кем угодно, но не врачами и учителями. Разве это не протест против условий, в которые поставлены у нас люди, может быть, самые нужные для физического и нравственного здоровья страны? В стране всё более остро не хватает токарей, слесарей, электриков, сантехников, наладчиков оборудования. Разве это не знак того, что люди труда массово протестуют против того, что они хищнически обираются в пользу чиновников? И наконец, разве это не протест, что наши бабы не хотят рожать, мужики не хотят создавать семьи, а созданные семьи распадаются под ударами житейских невзгод? В результате в стране всё более усугубляется демографическая ситуация. И разве это не протест, что активные, талантливые, хорошо образованные люди, не находя себе применения в России, десятками тысяч уезжают за границу, а студенты лучших университетов уже с третьего курса начинают присматриваться к другой родине?

* * *

Носители этого протеста не дают интервью, не объявляют голодовок, не перекрывают улиц, не цепляют белых ленточек, не ходят на выборы. Они не задают президенту или премьеру неудобных вопросов. У них вообще нет вопросов к власти. Потому что они не верят ни власти, ни протестующим, ни молящимся за них. Они и власть живут в разных странах, в разных Россиях. Их протест печален и тих, как глухая исповедь, как тление болот. И не дай бог, если это глубинное тление вырвется на поверхность. И тогда эта тлеющая жизнь станет нашей общей бедой.

* Глухая исповедь (иноск.) - при которой больной или умирающий человек словами отвечать не может.

Вячеслав КОСТИКОВ